Персона
В сентябре 2024 года прима-балерина Большого театра Светлана Захарова (СЗ) стала исполняющей обязанности ректора Московской государственной академии хореографии. Она рассказала Йосси Тавору (ЙТ) о том, как прошел первый учебный год, чем отличаются балетные школы Петербурга и Москвы, и есть ли планы продолжать танцевать.
ЙТ Назначение на пост ректора стало для вас неожиданным, или где-то в глубине души вы знали, что это грядет?
СЗ На самом деле, внезапным это назначение для меня не было. Несмотря на то, что я продолжала выступать и гастролировать, некоторое время назад со мной уже начали обсуждать вопрос о том, чтобы возглавить Московскую академию хореографии. Это важное событие в жизни, и поэтому, когда я вступала в должность, я делала совершенно осознанный, взвешенный шаг.
Сегодня технологии шагнули далеко вперед, и на встречах с педагогами я часто говорю о необходимости пересматривать не только учебные программы, но и с большим вниманием относиться к возможностям детей, я вижу, они готовы на большее.
В здании Академии есть учебный театр. Размер сцены впечатляет, благодаря чему в декабре нам удалось показать четыре представления балета «Щелкунчик». Мы смогли подготовить четыре состава исполнителей, в оркестровой яме спустя более тридцати лет зазвучали симфонический оркестр и детский хор, а на сцене благодаря новейшим технологиям падал снег, стреляли пушки и росла новогодняя ель. Это было поистине сказочно!
Мне очень важно, чтобы наши дети чаще танцевали на сцене, чтобы у них была возможность себя раскрыть. Я стала замечать, что в репетиционном зале и на сцене они очень разные. В репетиционном зале они ученики. А на сцене – уже маленькие артисты. Во многих заложен большой потенциал, и нужно только помочь им его раскрыть и научить не бояться сцены.
Практика и опыт – очень важные составляющие, поэтому сейчас в Академии можно часто увидеть афиши со школьными концертами, на которые могут прийти все желающие.
ЙТ Светлана Юрьевна, действительно, мир балета изменился феноменально. Изменился и в техническом отношении, то есть в технике самих танцоров. Если когда-то тридцать два фуэте считались верхом совершенства – и проблемным, и сложнейшим, – то сегодня каждая балерина без них фактически не балерина. И то же самое у мужчин: когда-то прыжок тот или другой считался достижением, а сегодня так делают все. С чем это связано? С развитием балета или с владением нашим телом?
СЗ Как я уже говорила, технологии и человеческие возможности шагнули сильно вперед. Взгляните на спорт: каждый год новые мировые рекорды. То же и в балете. Потенциал человека до конца не изучен. Что касается технологий, то меняется все – от ткани костюмов до балетной обуви. Даже сценическое покрытие теперь другое: оно амортизирует, снижает риск травм, позволяет прыгать выше. Первое, что я сделала, придя в Академию, приобрела на сцену специальный балетный пол и линолеум. С нового учебного года он уже будет там, в планах так же застелить все двадцать балетных залов. Здоровье ног и спин детей – от этого очень многое зависит. Моя задача – использовать эти новшества, следить за технологиями, идти в ногу с мировыми тенденциями.
ЙТ Вы очень разноплановая танцовщица. Вы танцевали как сугубо классический репертуар, так и современную хореографию, contemporary dance, который, вероятно, вы собираетесь внедрять в учебные планы Академии?
СЗ Уже внедряю. Несомненно, мой профессиональный опыт – основа, на которую я опираюсь. Когда я только пришла в театр, то ощутила пробелы в своем образовании. Поэтому я хочу, чтобы наши выпускники были универсальными артистами: могли чисто и блестяще танцевать классический репертуар, чувствовали тело и справлялись с современной хореографией.
4 и 5 июня у нас состоятся традиционные выпускные концерты на Исторической сцене Большого театра. И к этому событию я уже сейчас готовлю программу. Мы планируем показать знаменитый «Класс-концерт» Асафа Мессерера, современный балет «Не вовремя» на музыку Вила-Лобоса в хореографии Александра Сергеева, прекрасного танцовщика и хореографа Мариинского театра. Также в наших планах показать сюиту из балета «Лауренсия» на музыку Александра Крейна, где очень много характерных танцев. В одном концерте мы сможем охватить разные направления: и классику, и современную хореографию, и характерный танец. Я думаю, что это будет грандиозное и очень яркое событие. Приходите!
ЙТ Ни для кого не секрет, что вы близки к музыке. Ваш супруг – знаменитый скрипач Вадим Репин. И вы относитесь с большим вниманием к современным авторам. Вы принимали участие в балете Ильи Демуцкого, очень талантливого и весьма балетного композитора. Когда-то Уланова отказывалась танцевать под музыку Прокофьева. Сегодня подобная ситуация тоже возможна?
СЗ В действительности я танцевала в трех балетах на музыку Ильи Демуцкого. Но должна сказать, сегодня мало композиторов, пишущих специально для балета. Да, я люблю экспериментировать, поэтому, наверное, не отказалась бы выступать даже под удары барабана, если хореография и музыка покажутся мне убедительными. И потом, бывает так, что музыка сначала не трогает, но, когда погружаешься в репетиционный процесс, открываются тайны и идеи композитора, и музыка становится частью тебя, как твоя кожа. Скорее я могла бы отказаться сотрудничать с хореографом, нежели с композитором, потому что если хореограф не чувствует артиста, не понимает его возможностей, то работать трудно.
Музыка для меня – что-то очень личное, глубокое, сокровенное. Сочинять музыку – это то, что я никогда не смогу сделать. А у кого-то в душе рождаются эти невероятные звуки, это же непостижимо!
ЙТ Ну, вы помните, у Анны Андреевны Ахматовой, «подслушать у музыки что-то и выдать шутя за свое». Вот примерно так это и происходит. Вы первая танцовщица, которая была признана prima ballerina étoile в Ла Скала. Есть ли разница между итальянскими, английскими танцовщицами, даже теми, которые воспитаны на русской школе, и сегодняшними современными русскими танцовщиками?
СЗ Безусловно, есть. Не только между странами, но и между городами и театрами чувствуется разница. Я как профессионал, даже не зная фамилии артиста, могу определить, танцует француз, итальянец, американец или русский. Рядовой зритель, не так глубоко посвященный в детали, не заметит разницы, он только скажет, нравится ему исполнение или не нравится. А я сразу могу это определить, по первым шагам.
ЙТ Вы сказали «разные города». А каковы отличия петербургской и московской школ?
СЗ Вы правы, московская и петербургская школы всегда отличались. Хотя в основе обеих – одна методика: Вагановой и других потрясающих педагогов. Но сегодня границы стираются. Я, честно говоря, сама иногда задаю себе вопрос, к какой школе я принадлежу. Я начинала учиться в Киеве, заканчивала Вагановскую академию, протанцевала семь лет в Мариинском театре, но уже большую часть своей карьеры работаю в Большом театре. При этом гастролировала по всему миру, впитывая разные стили. Да, безусловно, я несла свой стиль и свою русскую школу, но всегда училась чему-то у других. Мне это было невероятно интересно.
ЙТ Об этом и речь, потому что, наверное, в русской школе одно из самых важных явлений – индивидуальность танцовщицы или танцовщика, когда они несут какую-то свою личность в своей партии, не так ли?
СЗ Абсолютно согласна. Но для меня как балерины всегда было важно испытать что-то новое. Когда я приезжала в парижскую Гранд-опера, то вставала к станку вместе с артистами этого театра и сразу замечала: их комбинации, сам подход к движениям – все это сильно отличалось от нашей русской школы. Удивительная работа низа ног, постановка спины, шеи, все это я впитывала, наблюдала, запоминала и училась. То же самое было в Ла Скала, в Японии, где, несмотря на молодость балетной традиции, сегодня прекрасные труппы. Я много лет выступала в Национальном театре в Токио, была звездой этого театра, и каждый раз изучала местные особенности. Когда я приезжала в New York City Ballet и перед репетицией шла на утренний урок в знаменитую труппу Баланчина, я была поражена той скорости балетных движений, прыжков, с которой справлялись артисты, – такого я не встречала в своей жизни.
Понимаю, что когда меня приглашают танцевать в другой театр, то ждут в первую очередь мой стиль, мою индивидуальность, мою русскую школу. Но я всегда старалась органично вписаться в спектакль театра, почувствовать его атмосферу. Стать частью труппы, в которой выступаю.
ЙТ Когда я говорю об индивидуальности, я говорю о вас, о Светлане Захаровой. Потому что Светлану Захарову нельзя спутать с другой танцовщицей. У нее свое видение того образа, который она танцует. И, наверное, в этом заключается уникальность и русского балета тоже, потому что Павлова, Карсавина, Уланова или та же Майя Плисецкая, они тоже всегда умели создавать свой собственный образ, не похожий на других. Наверное, в этом и ваша сильная сторона. Но мне бы хотелось все-таки услышать от вас, что вы собираетесь внедрять здесь. Питерскую школу или же что-то из московских традиций?
СЗ Ни в коем случае нельзя нарушать традиции московской школы. Она всегда была очень яркой, сильной, смелой. И в то же время, как я уже сказала, мне хочется, чтобы дети, которые здесь обучаются и выпускаются, были универсальными артистами.
ЙТ Вы все время идете по самым высоким вершинам. Это ведь не так просто – всякий раз вживаться в новый образ, вливаться, так сказать, в окружающую среду?
СЗ Для меня в этом – жизнь. Самое страшное, когда стоишь на одном месте, когда нет движения и развития. Видимо, я с детства привыкла все время что-то менять, куда-то переезжать, что-то делать по-новому. Постоянные поездки, сборы, новые города, театры, страны, люди, партнеры, с которыми приходится танцевать. Это уже часть меня.
ЙТ Вы сейчас исполняете обязанности ректора Московской академии хореографии. Собираетесь продолжать карьеру балерины? Это ведь уникальный случай, когда балерина на пике своей сценической карьеры идет руководить учебным заведением. У вас огромное количество как сольных выступлений, на фестивалях, так и на сцене Большого театра.
СЗ На данный момент у меня нет мыслей покидать сцену. Вероятно, дисциплина и характер, которые формировались годами, помогают. Я чувствую, что могу продолжать танцевать, мне это необходимо. С утра я в Большом театре, на уроке или репетициях, затем приезжаю в Академию, и до позднего вечера я здесь, контролирую все дела. Выходных дней у меня практически уже не бывает. Даже на гастролях у меня нет минуты, чтобы я не думала об Академии. Это живой организм, где постоянно что-то происходит, нужно решать очень много задач, поэтому я всегда на связи, в полном доступе. Бывали моменты, что мне через полтора-два часа выходить на сцену, а я продолжаю решать какие-то вопросы, связанные с Академией. Это совершенно новая в моей жизни история, новый опыт.
ЙТ Скажите, а ваши питомицы или питомцы, те, кто у вас здесь, они ощущают, что перед ними все-таки не просто директор, а танцующая балерина? Это же для них тоже очень важно, когда человек и телом, и глазами, и руками мгновенно может показать то, что они увидят в ее же исполнении на сцене.
СЗ Я могу встать в дуэт с выпускником и продемонстрировать девочке, как именно нужно взять партнера за плечо, чтобы ему было и удобнее, и легче ее поднять. И знаете, дети, когда видят и слышат профессиональные замечания, схватывают мгновенно. Мне это очень импонирует.
Ведь в балете всегда так: детям, да и любому артисту, гораздо проще понять движение, когда его показывают. Можно долго объяснять словами, но, когда видишь своими глазами, все сразу становится ясно. Мне кажется, для наших детей это особенно важно: раньше они видели меня только на сцене – далекой, почти недосягаемой. А теперь я здесь, рядом с ними, вижу их глаза и улыбки, делюсь всем, что знаю. И ощущаю, что для них это по-настоящему ценно.
