Абонемент «Антон Брукнер. Великий австрийский романтик», приуроченный к 200-летию со дня рождения композитора, – один из ярких проектов Санкт-Петербургской филармонии. Он стартовал в ноябре 2023 года, и по замыслу организаторов два филармонических оркестра и четыре дирижера должны были сыграть все десять (включая нулевую) симфоний австрийского романтика в окружении музыки его современников, предшественников и попавших в силовое поле этой необычной музыки последователей. Сейчас цикл близится к своему завершению. Чуть более года назад, в феврале 2024-го, в первом сезоне абонемента Феликс Коробов представлял Третью симфонию Брукнера с симфоническими фрагментами из опер Вагнера. На этот раз предстал загадочный полуторачасовой сфинкс – Пятая симфония, а вместо мощной, театральной и суггестивной музыки Вагнера – тихое, полное внутренней сосредоточенности, не успевшее превратиться в полноценную симфонию прощальное Адажио Малера. Оригинальная программа, несмотря на сложность, собрала полный зал. А энтузиазм, с которым слушатели воспринимали весьма непростую музыку, и увлеченность, с которой выступали музыканты и дирижер, стали свидетельством того, что серьезная музыка продолжает быть востребованной и особенно необходимой во время кризисов.
Открывшее вечер Адажио из Десятой симфонии Малера прозвучало, как и должно, строго и сосредоточенно. Уже первый монолог, проводимый в унисон у альтов, был подобен голосу, повествующему о чем-то очень важном и значительном, увлекая за собой и призывая отвлечься от суеты внешнего мира. Получасовая симфоническая часть разворачивалась как исповедь композитора, много пережившего и повидавшего на своем веку. Певучие унисоны струнных инструментов были подобны вопрошающему гласу корифея, слушающего затем мудрый ответ. Контрапунктические линии расходились словно тропинки в волшебном саду, постоянно меняющем свои очертания. Мысли, пейзажи или ситуации возникали и тут же исчезали, словно «в тусклом гадательном стекле». Отошедший в своем последнем незаконченном творении от сарказма и гротеска Малер, преодолевая земное тяготение, устремляется к небесам, и дирижер точно поймал неспешное, но при этом властное движение. Феликс Коробов по-отечески бережно проводил каждую тему, словно защищая нежный росток от грозных бурь и разрушительных ветров. Единственный громогласный всплеск в оркестре, последовавший ближе к завершению части, – словно вихрь судьбы, окончательно уносящий героя из этого бренного мира ввысь к небесам. И последнее пиццикато у альтов, виолончелей и контрабасов было сыграно идеально синхронно, точка оказалась отчетливой.
Надмирная и отстраненная музыка позднего Малера стала своего рода развернутым эпиграфом к величественной Пятой симфонии Брукнера, прозвучавшей во втором отделении. Эта монументальная сага – нечастый гость на наших концертных эстрадах. (После концерта, поздравляя дирижера, музыканты Заслуженного коллектива не могли вспомнить ни одного исполнения этой симфонии в Петербургской филармонии за прошедшие четверть века). На это есть свои причины – и большой хронометраж, и значительное количество оркестровых трудностей, и сложная драматургия с загадочным инфернальным финалом, в разработке которого Брукнер поместил грандиозную двойную фугу. Штурм этого Монблана брукнеровского творчества оказался непростым, но по-настоящему динамичным и увлекательным. Особенно удачно получились первые две части. В мерных нисходящих пиццикато виолончелей и контрабасов были слышны шаги судьбы, а в последующем хорале у струнных – мольба и стремление обрести опору в непоколебимой вере и устремление в небесный мир. Антагонизм между молитвенными эпизодами и громогласными вторжениями медных духовых был рельефно показан дирижером и лег в основу формы. Фразы струнных, похожие на проникновенное пение церковного хора, прерывались монументальными шествиями; в пунктирных ритмах можно было и услышать неудержимый бег времени, и представить величественный горный пейзаж с низвергающимся водопадом. Один из эпизодов в первой части, в котором на фоне тремоло у струнных духовые вели свои линии, заставил вспомнить о вагнеровском «Шелесте леса». В медленной философской второй части была ясно выделена аллюзия на Lacrimosa моцартовского Реквиема.
Заслуженный коллектив под управлением Феликса Коробова звучал богато, рельефно, переливаясь тембровыми красками и выдавая необходимую динамику и мощь. Дирижер с азартом вел за собой публику по лабиринтам таинственных загадок и смыслов и, как знать, возможно, продолжит свой собственный брукнеровский цикл в Петербурге (еще до абонемента Коробов дирижировал в Северной столице Седьмой симфоний австрийского романтика).