Персона
ВД Вы почувствовали резонанс после вручения премии Караяна?
НК Резонанс я почувствовала на следующий день после премьеры «Хованщины», когда на меня обрушился поток электронной почты, сообщений от разных людей, присутствовавших на генеральной репетиции и премьере. Кого только там не было – от Дмитрия Чернякова до интендантов всех возможных театров. Премия только укрепила этот резонанс. Зальцбург и знаменит тем, что сюда приезжают все, здесь мечтают об открытии новых звезд. У интенданта Пасхального фестиваля Николауса Бахлера была идея пригласить на постановку не знаменитых певцов, а неизвестных солистов и привлечь к ним внимание. Так и с премией Караяна, которая раньше могла достаться очень известным музыкантам, а Бахлер ввел новшество поощрять ею молодых исполнителей.
ВД Для вас партия Марфы в «Хованщине» Мусоргского стала исполнительской вершиной?
НК Мне трудно судить, я в этом так долго варилась. Если верить откликам и рецензиям, то да, определенная вершина, вероятно, была взята. Я, честно говоря, совсем не задумывалась о том, что эта премия может достаться мне, русской певице, за русскую оперу. Конечно, я очень рада, потому что Марфа была ролью моей мечты, и «Хованщина» – одна из самых первых опер, которые я услышала. Когда мне предложили спеть Марфу, я приняла это как подарок судьбы. Мой дедушка был из семьи старообрядцев, поэтому я ощутила очень важную связь: «Хованщину» я впервые слушала по радио именно с ним много лет назад.
ВД «Хованщина» в интерпретации Макбёрни получилась далекой от классической, но вы, вероятно, уже привыкли к модернистским прочтениям оперной классики? Насколько она получилась убедительной?
НК Мне было очень интересно работать и с дирижером, и с режиссером, и с композитором, написавшим «мост» между редакцией Шостаковича и финальным хором Стравинского в оркестровке Равеля. Наши репетиции проходили в атмосфере абсолютной любви со стороны всех. Композитор Джерард Макбёрни, брат режиссера, учился в Московской консерватории, в совершенстве владеет русским языком, знает историю русской музыки. Мы много работали над каждой фразой, много беседовали, слушали, пели, пробовали разные интонации, разбирались в смыслах оперы. По мнению его брата, Марфа является единственным неисторическим персонажем в опере. Саймон рассказывал, что очень долго не мог найти ключ к образу Марфы. В его представлении она должна быть магнитом, стихией, чем-то иллюзорным, как русская душа. Главной целью Саймона было добиться, чтобы слушатели почувствовали не сложную политическую историю, а, прежде всего, общечеловеческую, которая бы коснулась каждого, чтобы каждый вспомнил что-то свое. Мне кажется, это у него получилось.
О Марфе Образцова говорила, что она и святая, и ведьма, и из земли и воздуха, и из огня и воды, как магнит всех притягивает.
ВД А для вас лично о чем «Хованщина»?
НК Для меня тоже это больше о человеческих отношениях. Безусловно, эта народная драма повествует о событиях, связанных с переломным периодом русской истории. Но меня как зрителя всегда захватывало что-то человеческое, что было и тогда, что есть и сейчас, что будет и в будущем – отношения между людьми, болезненная любовь. Все равно главное для человека – быть любимым и любить самому.
ВД А финальный пожар в скитах – это проявление какой любви?
НК Это вот такая абсолютная любовь. Но в спектакле этого нет. Саймон хотел, чтобы каждый зритель по-своему домыслил финал оперы. Я для себя расценила спектакль так, что Марфе хочется взять Андрея с собой в рай, но ей это не удалось. По мнению режиссера, Марфа как будто сама провоцировала события, призывая именно такое будущее.
ВД С маэстро Эса-Пеккой Салоненом тоже было интересно открывать смыслы оперы Мусоргского?
НК Впервые мы с ним исполнили эту оперу в августе 2024 года в Хельсинки, затем в Стокгольме, на Фестивале Балтийского моря в полуконцертной версии. Эса-Пекка абсолютно доверяет певцам, идет за ними. Он доверял и мне, и когда я уходила на пиано, оркестр очень чутко следовал за мной. Слушатели в Хельсинки и Стокгольме аплодировали стоя, был абсолютный успех. То же самое случилось и сейчас в Зальцбурге. Критика была в восторге, а ведь эта опера далеко не самая легкая для восприятия.
ВД Кто помогал вам готовить партию Марфы?
НК Не могу не вспомнить занятия с Еленой Васильевной Образцовой (в Молодежной программе Большого театра). С ней я подготовила свою первую большую партию, которую спела в Европе, – Шарлотту в «Вертере» Массне. Мы встречались на протяжении двух лет. Она тогда уже не очень хорошо себя чувствовала, но приходила на занятия, выкладываясь по полной, очень скрупулезно работая часами. Елена Васильевна была моим большим вдохновением. До сих помню ее смех, она любила хохотать. Для нее никогда не было черного и белого, всегда была важна богатая палитра цветов. О Марфе она говорила, что она и святая, и ведьма, и из земли и воздуха, и из огня и воды, как магнит всех притягивает. Марфа воплощает в себе такие тектонические парадоксы, стягивая массу противоречивых сил. Она и сама в опасности, и ведет к опасности. Это абсолютно совпадало с моим видением этого образа. Не могу не сказать и о выдающейся певице Ольге Бородиной с ее неповторимым тембром и феноменальной техникой, чей трагизм в интерпретации партии Марфы мне очень близок.
ВД А сейчас вы готовите совсем другую оперу в проекте Hotel Metamorphosis на музыку Вивальди для Зальцбургского фестиваля. Вы настолько универсальная певица, чтобы после Мусоргского петь барокко?
НК В последнее время я пела как раз больше барокко. Марфа для меня стала первой большой ролью в русском репертуаре. Я пела в Баварской опере «Семелу» Генделя, почти ежегодно выступала на фестивале Генделя в Московской филармонии, в Зальцбурге пела в «Ариоданте». Пела я и «Итальянку в Алжире» Россини в Цюрихе, где и познакомилась с Чечилией Бартоли, будучи ее кавером. Так что для меня agilita и всякие колоратуры – дело привычное.
Сейчас я буквально впрыгнула в новый проект, спустя две недели от начала репетиций. Мне позвонил режиссер Барри Коски, и я не могла отказаться от такого предложения. Барри Коски потрясающий. Мы так много смеемся с ним и Чечилией на репетициях. Есть в этой новой постановке, конечно, и трагические моменты, но озорных, хулиганских намного больше. Это пастиччо из двух актов и шести сцен из фрагментов опер Вивальди, связанных между собой текстом «Метаморфоз» Овидия, которые будет читать очень известная немецкая актриса Ангела Винклер. У меня шесть арий и один дуэт с Чечилией. Она одна из самых фантастических певиц, которых я встречала. Ее голос звучит феноменально. Очень трудно находиться с ней вместе на сцене, потому что переиграть и перепеть ее невозможно.
