События
Эту программу презентовали вначале в Санкт-Петербургской капелле, а затем сыграли дважды в Большом зале Московской консерватории. «Одна и та же тема – человек перед лицом неумолимой судьбы и неизбежной смерти – лежит в основе обоих сочинений. Шедевр русского романтика XIX века и музыкальное завещание немецкого композитора, пережившего катаклизмы двух мировых войн, вступают в диалог друг с другом поверх всяких границ: на трагические вопросы, заданные Чайковским, отвечает Штраус, и в ответах его звучит светлое утешение», – так обосновывают концепцию на сайте оркестра. Принадлежит ли она лично Теодору Курентзису – сказать сложно. Судя по построению программы, его волновали имманентные свойства этих сочинений, так как начал он с «ответа», с «Четырех последних песен» Рихарда Штрауса, прозвучавших очень романтично, чувственно и, что характерно для стилистики Штрауса, – с изысканной красотой.
Дирижер словно очерчивает вокруг музыкантов и слушателей магический круг, гипнотизируя, расслабляя внимание, погружая в волны прекрасных звуков. Штраус через образы природы размышляет о разных состояниях человека – в 1948 году, накануне смерти, эта рефлексия могла бы рассматриваться как попытка примирения со смертью. Однако в отличие от Малера, написавшего масштабную симфонию-кантату «Песнь о Земле» и призвавшего в союзники китайских поэтов и философию дзен-буддизма, Штраус задействовал гораздо более скромные силы. Его четыре миниатюры для сопрано и оркестра не претендуют на вселенский охват, это, скорее, разговор с самим с собой. В такой манере их поет молодая певица Диана Носырева – как бы вполголоса, интимно, только на кульминациях в верхней тесситуре раскрывая краски и объем своего голоса. Недавняя выпускница Санкт-Петербургской консерватории, Диана, судя по всему, открытие Теодора, который в последних программах сделал ставку на молодые голоса, не обремененные грузом штампов и звездной болезнью.
«Четыре последние песни» прекрасны как образец мастерской оркестровки: Штраус передает в партитуре кроме общего эмоционального строя стиха и отдельные детали, как, например, образы «капающих золотом листа за листом», которые передают сольные флейтовые пассажи. А роскошное соло валторны в конце песни «Сентябрь» усилило чувство меланхолии, которым была овеяна музыка. «Отходя ко сну» многим запомнилась мистической атмосферой, которую во вступлении создало почти бесплотное звучание низких струнных, откуда исподволь возникли первые фразы Дианы Носыревой. Выразительное соло скрипки, порученное в этот раз Илье Гайсину, словно соперничало с певицей и очаровывало, идя за образами стиха, – «Ум, забудь свои мысли, все мои чувства хотят погрузиться в сон». Тем сильнее получилась кульминация на словах «А безнадзорная душа хочет свободно парить» – оркестр и солистка внезапно прибавили уровень громкости, выйдя, как на гребне волны, на ошеломляющее форте.
В финальной песне «На закате» речь идет о надвигающейся смерти: трели флейт и соло скрипки напоминали о прошлых жизненных утехах и иллюстрировали парящих в вышине жаворонков, но сменившие их блуждающие гармонии внушали отчуждение и холод.
Все песни предстали ограненными алмазами, сияющими мириадами оттенков: кому-то из слушателей это показалось избыточным – как какое-то бесконечное «зачарованное царство», наводящее оцепенение. Но, скорее всего, такова и была идея Теодора Курентзиса – «сном забыться», перешагнуть грань, «когда покров земного чувства снят». И ему это великолепно удалось.
Пятая симфония Чайковского предстала совсем иной по накалу страстей: здесь пульс зашкаливал за верхние допустимые пределы. Человек в столкновении с роком, гамлетовский вопрос «Быть иль не быть» – вот что составило основу дирижерской интерпретации. Отсюда – неистовость подъемов и призрачная успокоенность спадов в первой части, грозные возгласы темы рока, возвещающие о неизбежности предначертаний судьбы. Напряжение оказалось столь велико, что в начале второй части на тихом траурном монологе слушатели кашляли, роняли предметы, словно пытались вернуться в реальность и сбросить груз переживаний. Но проникновенно и интонационно чисто сыгранное соло валторны вернуло фокус внимания зала. Впрочем, драматургия этой части выстроилась по аналогичному сценарию – вкрадчивые фразы сменялись исступленными признаниями. И главным событием стало возвращение темы рока, ворвавшейся на гребне неистового звукового потока.
Своего рода передышкой, памятью о светлом прошлом стала третья часть, Вальс. musicAeterna играючи справился с капризными сменами ритма, внезапно вкравшимся скерцозным эпизодом perpetuum mobile в середине. А в коде о себе напомнила тема рока – уже нестрашная, как отдаленный отзвук драмы.
Ход конфликта финала, противоборство сил зла и добра, решился Теодором Курентзисом явно в пользу света: в коде он круто повернулся к альтам и повелительным жестом утвердил однозначность мажора.
