Алексей Рыбников: Сотрудничество композитора и дирижера – ​взаимный процесс

АР Как правило, авторские концерты бывают к юбилеям. Но в этом случае все проще: нужно показать разные жанры, где-то с юмором, где-то узнаваемо для публики. Обычно в первом отделении играется концерт с солистом, затем крупное произведение, а потом, как говорил мой учитель Арам Ильич Хачатурян, надо «бросить кость». У него самого такими «хитами» были «Танец с саблями» из балета «Гаянэ» или «Вальс» из «Маскарада». В Казани все получилось не так – играли произведения насыщенные и серьезные. Я выбрал специально партитуры разных лет. «Скоморох» – 1969 год, «Ночная песнь» для скрипки – это фантазия на темы 1960-х годов. Тут есть цитаты из Первой и Второй симфоний, из Скрипичного концерта, из мультфильмов. Я создал такое юбилейное произведение, где вспомнил с ностальгией о своих произведениях 1960-х годов. «Музыка Ликии», наоборот, написана недавно, в 2012 году.

ЕК Вы сами составили программу или маэстро Сладковский?

АР Выбор мой. Единственное, оркестр уже знал «Музыку Ликии», так как играл ее в мае, в Москве. Остальное выучили специально, хотя в их репертуаре есть еще мой Виолончельный концерт. Но он в Казани уже исполнялся, как и Симфония № 5. Мы же хотели представить музыку, ранее здесь не звучавшую. Рад, что с Госоркестром Татарстана накоплено определенное количество произведений, и надеюсь, мы сделаем с ними хорошую студийную запись.

ЕК Во время репетиции вы подходили к дирижеру, высказывали пожелания, замечания. Предпочитаете услышать интерпретацию, совпадающую с вашим идеальным представлением?

АР Не обязательно. Конечно, я сочиняю в определенном звучании, темпе, характере и как композитор хочу, чтобы играли так, как я задумал. Но у Сладковского были некоторые неожиданные вещи, которые я с радостью воспринял. А где-то я не согласился, попросил уточнить. Важно взять правильный темп, тогда все становится на свои места.

ЕК Стравинский говорил, что ему не нужны интерпретаторы, что он хочет точного исполнения своих указаний в нотах. Вы даете свободу в интерпретации?

АР Да, мне даже любопытно это, потому что начинаю слышать в своем произведении то, чего раньше не представлял. Но важен предел, иначе получится совсем другая, уже «не моя» музыка. Сотрудничество композитора и дирижера – взаимный процесс, а робот-исполнитель мне не интересен.

ЕК Вы когда-нибудь сами дирижировали своими сочинениями?

АР Есть пластинка «Юнона и Авось», где написано, что я сам дирижирую. Так оно и было, но я просто показывал начало вступления в каждом номере. Но вообще – это совсем не мое дело. Дирижер должен быть предельно внимателен, всем все показывать – глазами, руками; помнить, где кто вступает, рационально интерпретировать партитуру. Я, когда погружаюсь в музыку, наоборот, отключаюсь от физического процесса ее исполнения, только эмоционально слушаю.

ЕК Вы сейчас завершаете Концерт для хора «Тишайшие молитвы». Это часть некоего мегацикла?

АР Да. «Тишайшие молитвы» открывают цикл, сочинение целиком светлое, там нет ни тени драматизма, ни даже минора. После следует Симфония № 6, симфония сумерек, тьмы. Между этими сочинениями конт­раст, как между небесами и адом, в симфонии рассказывается история падших ангелов, изгнанных с небес. Третья часть – это фильм, «Литургия оглашенных», которая раньше звучала в концертной версии, потом ставилась в театре. Там сюжет развивается не в раю, не в нижних мирах, а на земле. Это – человеческая история. 1948 год, сталинский лагерь, где погибает герой, но ему открываются мистические глубины. Я взял стихи поэтов Серебряного века. Последняя часть – Симфония № 5, «Воскрешение мертвых», на тексты ветхозаветных пророков. Ее играли и Сладковский, и Курентзис, и в России, и за рубежом. Так что произведения по отдельности уже звучали, но подряд – нет. Думаю, они вместе займут часа четыре.

ЕК То есть, вы задумали мистерию?

АР Абсолютно. От Сотворения мира до его конца и воскрешения мертвых. На четырех языках – иврите, латыни, греческом и русском.

ЕК И разные жанры: хор без сопровождения, симфония, киномузыка и симфония с хором. Вы действительно планируете организовать все исполнения в один день?

АР Мы обсуждаем эту идею. И даже не днем, а ночью: начать бы в полночь и до утра… Четыре разных звучания, мне кажется, получится разнообразно!

ЕК Вопрос в том, чтобы люди захотели потратить время, вырваться из повседневного графика и прийти к вам.

АР Народ сейчас не знает, куда пойти, только чтобы интересненькое увидеть. Такое, чего нигде нет. Вы же знаете, как популярны сейчас ночи в музее, ночи искусств, проекты в метро – по ночам происходит сейчас много всякого необычного. Могу вспомнить и театральные марафоны Петера Штайна в театре Российской Армии. На его семичасовые постановки древнегреческой трагедии публика ломилась в ажиотаже.

ЕК В ваших ближайших планах – презентация оперы по роману «Война и мир» Толстого. Расскажите, пожалуйста, о ее сюжете, идее.

АР Это история прежде всего Андрея Болконского, под микроскопом рассмот­ренные его переживания. Самое главное в опере – его жизненные и духовные метания и то, к чему перед смертью он в результате приходит, когда все пути для него оказались закрыты и неприемлемы. Везде его не приняли, обманули, и что же ему осталось делать? Вот на этот вопрос я и хочу, чтобы слушатель сам попробовал дать ответ, придя на спектакль… У Толстого говорится об этом, но обычно все как-то мимо проходят. Надеюсь, что мне удалось разглядеть что-то свое и по-новому интерпретировать роман.

ЕК Можно сказать, что «Война и мир» – ваше любимое произведение Л. Н. Толстого?

Дирижер должен быть предельно внимателен, всем все показывать – глазами, руками; помнить, где кто вступает, рационально интерпретировать партитуру. Я, когда погружаюсь в музыку, наоборот, отключаюсь от физического процесса ее исполнения, только эмоционально слушаю

АР Нет, отнюдь. Я признавал всегда его масштаб, но роман мне казался холодноватым, перенасыщенным, что соответствует действительности. Но если начинаешь следить не за всеми линиями сразу, тогда повествование концентрируется, драматургическая пружина проясняется. Ведь и Прокофьев жаловался, что столкнулся с проблемой, как совладать со всем этим обилием героев и сюжетных линий. Я считаю, что если объять необъятное невозможно, то надо сосредоточиться на судьбе одного героя. Но сейчас я роман полюбил, поскольку долго «общался» с текстом Толстого.

ЕК С чего началось ваше знакомство с Толстым?

АР С пьесы «Живой труп». В далеких 1950-х годах вышел фильм-спектакль, я его смотрел в детстве. Потом «Воскресение», конечно. А сейчас побила все рекорды «Анна Каренина». Не знаю театра, который бы не поставил этот роман в своей версии. Так что в наследии Толстого современно то одно, то другое.

ЕК Наверное, вам не раз задавали вопрос, как вы рискнули взяться за «Войну и мир» после Прокофьева?

АР Сцены в моей опере не пересекаются с Прокофьевым. У меня есть и «Битва при Аустерлице», и Бородино, а начинается все с «Салона мадам Шерер» – загадочной главы романа, где весь сюжет уже практически намечен. У меня нет Кутузова, зато крупно прорисована роль Наполеона, использованы тексты его Дневников, которых нет у Толстого, как и сцены въезда нашего государя, Александра I в Париж в 1814 году. Опера окончена, и сейчас дело за мной. Она записана в моем исполнении и теперь ждет своего обнародования. Съемки фильма «Литургия оглашенных» меня отвлекли, но теперь я планирую вновь заняться подготовкой премьеры.