Объявлены номинанты Национальной театральной премии «Золотая Маска». Если в драматическом театре число номинантов из регионов превысило число номинантов из Москвы и Санкт-Петербурга, то ситуация в области музыкального театра иная. Радикальность решений по этому сезону, когда были «отсечены» постановки традиционного направления, вызвала дискуссию, которая нашла отражение и на страницах журнала «Музыкальная жизнь». Редакция обратилась к музыкальным критикам, многие из которых сами неоднократно принимали участие в работе Экспертного совета и жюри «Золотой Маски», и сформулировала вопросы для обсуждения. Ответы дают представление о глубинном характере поляризации позиций, касающихся собственно понятия «опера» на современном этапе.
|
Анна Гордеева, балетный критик |
1. Для меня не было неожиданностей в номинациях балета и современного танца. Я много езжу по стране и представляю себе контекст. Шорт-лист (как, впрочем, и лонг-лист) отражает реальность: если в прошлом сезоне сразу несколько балетных театров отметились постановками редакций старинных балетов, то это отозвалось в номинациях. Нет никакой неожиданности в том, что в современном танце в России все в порядке. Несмотря на ограниченные бюджеты, выходит все больше качественных спектаклей, появляются новые имена (на слуху они оказались значительно раньше, но у «Маски» есть естественный «репутационный тормоз» – никто не попадает в номинанты национальной премии с первого спектакля, как бы он ни был хорош).
2. Не думаю, что это сильно повлияло на шорт-лист. Я несколько раз была членом экспертного совета по музыкальному театру (с перерывами, разумеется) и знакома с этой системой работы. Минкульт пошел на демарш осенью. К этому времени расклад уже ясен – аутсайдеры вычеркнуты из списка, безусловные лидеры выявлены. После объявления номинации возникла мысль: не потому ли в лидеры выбились провинциальные театры, что кто-то из властей упрекнул «Маску» в недостаточном внимании к провинции? Но стоило посмотреть на предыдущие года, и эта мысль исчезала. «Маска» всегда привозила много нестоличных спектаклей, о самых ярких событиях в провинциальных театрах москвичи узнавали именно на этом фестивале. Она просто является отражением событий сезона – как зеркало, на которое не стоит жаловаться и которому не стоит удивляться.
3. Два спектакля явно «пострадали» из-за логики: несколько работ одного и того же театра не могут номинироваться, даже если они одинаково хороши. Такая участь постигла «Анну Каренину» Джона Ноймайера в Большом (в шорт-листе есть «Нуреев» Посохова – Серебренникова и «Ромео и Джульетта» Ратманского) и «Видение розы» Кристин Ассид в екатеринбургском ТанцТеатре (в шорт-листе «ПИЧ», выпущенный там Мартеном Арьягом). И еще мне очень жаль «Вешние воды» в Саратовском оперном – о работе хореографа можно спорить, но мировая премьера сочинения Владимира Кобекина, безусловно, получилась интересной.
Ольга Русанова, музыкальный обозреватель «Радио России» |
1. Список для меня, действительно, оказался во многом неожиданным, прежде всего в оперном разделе. Если говорить о номинации «Опера / Спектакль», то наиболее очевидным и бесспорным мне кажется выдвижение «Альцины», «Енуфы» и «Жанны на костре». Я ничего не хочу сказать про «Снегурочку», «Сны Иакова» и «Фаэтон», которых не видела. Но мне странно, что в эту номинацию совсем не попал целый ряд пусть более традиционных, но очень сильных оперных спектаклей региональных и столичных театров. По поводу выдвижения «Прозы» – пение в этом спектакле идет исключительно с подзвучкой, чего, на мой взгляд, в оперном спектакле не должно быть (а здесь иначе невозможно из-за стеклянных элементов декораций). Видимо, пора подумать о какой-то другой номинации для таких новаторских проектов. Удивило распределение исполнительских номинаций, особенно в разделе «Опера / Мужские роли»: в списке почти сплошь иностранцы, причем не всегда выдающиеся, хотя «Золотая Маска» могла бы обратить внимание на лучшие работы наших артистов, которые, безусловно, в сезоне были.
2. У меня нет информации на сей счет.
3. Понимаю, что предложенный мною список целиком войти в шорт-лист не смог бы. Но назову хотя бы здесь «Царских невест» «Зазеркалья» и Башкирского оперного театра, «Золотого петушка» «Геликона», «Ночь перед Рождеством» Театра Сац, «Пряничный домик» «Новой Оперы». И, соответственно, я бы отметила целый ряд сильных вокальных и актерских, а также дирижерских и режиссерских работ в этих и других спектаклях. Это И. Боженко и А. Татаринцев в «Лючии ди Ламмермур», Д. Пьянов и режиссер Е. Одегова в «Пряничном домике» (оба спектакля театра «Новая Опера»); Л. Бодрова, С. Петрищев и режиссер Г. Исаакян в «Ночи перед Рождеством» (Театр Сац); Д. Идрисова, А. Голубев, А. Каипкулов, а также дирижер А. Макаров и режиссер Ф. Разенков в уфимской «Царской невесте»; И. Долженко и М. Пирогов в красноярском «Трубадуре»; А. Тихомиров, дирижер В. Кирьянов и режиссер Д. Бертман в «Золотом петушке» театра «Геликон»; режиссер А. Петров и дирижер П. Бубельников в «Царской невесте» «Зазеркалья». И это, конечно, далеко не полный мой список. Также мне очень жаль, что без внимания «Золотой Маски» остались интересные, эксклюзивные проекты: «Октябрь ..17» Мурадели театра «Санктъ-Петербургъ Опера», «Физики» А. Пфлюгера (по Ф. Дюрренматту) Северо-Кавказской филармонии и екатеринбургские «Греческие пассионы» Мартину.
Майя Крылова, музыкальный и балетный журналист, неоднократный эксперт Национального театрального фестиваля «Золотая Маска» |
1. Список достаточно предсказуемый – в хорошем смысле. Очевидно, что спектакли Богомолова или Кастеллуччи, Раннева или Митчелл не могли в нем не быть. Как, допустим, и «Фаэтон» на музыку Люлли, редчайший по теме для России проект. И не потому, что они все безупречны, а потому, что каждый из них стал событием, вызвавшим большой резонанс и оживленные дискуссии. Список номинантов – вполне корректный срез сезона, а показать особенности конкретного театрального сезона в его характерных проявлениях и есть задача фестиваля.
В балете та же картина. «Пахита» из Екатеринбурга и «Нуреев» из Москвы – определили облик сезона. И заставили – по разным причинам – о себе говорить. Классика в тех или иных редакциях – непременный атрибут шорт-листа, так что тут все предсказуемо: такого рода постановки – львиная доля афиши российских балетных трупп.
Не хватает в списке номинантов «Маски» вечера балетов «Пьеса для него», попавшего только в лонг-лист, что сперва показалось неожиданным, но виноваты тут не эксперты, а Большой театр, который сделал этот проект одноразовым.
Радует большое количество номинаций в современном танце – девять. Это и неожиданно, и предсказуемо, поскольку данная отрасль музыкального театра существует в состоянии творческого брожения, когда год на год не приходится.
Еще больше радует номинация композиторов: ее широкая палитра без снобизма и без ретроградства.
Что касается некоторых спектаклей из российских регионов, оперных и танцевальных, то не все удалось увидеть в течение сезона. Так что тут – доверие коллегам.
В разделе «Оперетта – мюзикл» нет ни одной оперетты, и это констатация факта: современных театральных форм для этого жанра российские постановщики пока не находят.
В частных номинациях есть для меня спорные моменты. Выдвижение сразу четырех солистов спектакля «Триумф Времени и Бесчувствия» – перебор. Как и три женские номинации в «Альцине».
2. Никакой связи не вижу, потому что ее нет. Экспертные советы всегда работали и принимали решения независимо от того, кто в «Маске» учредители.
3. Из тех спектаклей, которые эксперты не включили почему-то даже в лонг-лист, я бы добавила «Эвиту» – мюзикл из Екатеринбурга.
Александр Матусевич, музыкальный критик, эксперт Национального театрального фестиваля «Золотая Маска» (сезон 2015–2016) |
1. Состав экспертного совета навевал мысли о том, что будет определенный крен в сторону так называемых актуальных форм искусства, но список оказался все равно неожиданным: я никак не мог вообразить, что крен окажется настолько радикальным. Прежде всего, это касается оперы: создается впечатление, что эксперты целенаправленно поддерживают все, что способствует разрушению оперы как жанра, традиционное (не эстетика спектаклей, а сами произведения) им «как нож по сердцу». Из восьми отобранных спектаклей только три являются собственно операми, пять остальных имеют к оперному жанру лишь косвенное отношение, либо не имеют никакого. Какой в этом смысл? Если для новых форм музыкального театра тесны традиционные рамки и критерии, то давайте создавать новые, учреждать подходящие номинации, но зачем же вводить в заблуждение почтенную публику? Кроме того, опасения вызывает и сам фестиваль, его событийность. Вновь велика вероятность не увидеть в Москве пермские работы (как уже бывало неоднократно), а без них афиша скукоживается фактически до одних московских спектаклей, хорошо уже известных столичному театралу. Фактически для завсегдатаев оперного театра, ориентированных на мейнстримный репертуар и желающих посмотреть больше работ из регионов, афиша не предлагает ничего. Что касается оперетты/мюзикла, то здесь вновь нет ни одного названия от первого жанра, что лишь подтверждает тезис об антитрадиционалистской направленности экспертов, но, слава богу, из числа мюзиклов в номинанты попали действительно две достойные работы Свердловской и Петербургской музкомедий.
2. Cписок оперных номинаций – это настоящий манифест, «наш ответ Чемберлену»: эксперты обозначили ярчайшую эстетическую фронду культурной политике в стране в целом и позиции Минкульта в частности. Выход последнего из состава учредителей их изрядно разозлил – и они себя не сдерживали, радикализировав список до неприличия.
3. Многие названия из попавших в лонг-лист более чем достойны того, чтобы быть в числе номинантов. Например, «Богема» Центра Вишневской, «Кармина Бурана» из Ростова, «Гензель и Гретель, или Пряничный домик» «Новой Оперы», «Китеж» из Ижевска, «Сказки Гофмана» из Сыктывкара, «Трубадур» из Красноярска, «Царские невесты» из Уфы и «Зазеркалья». Есть и работы, вовсе обойденные вниманием, например: «Октябрь ..17» и «Похищение из сераля» «Санктъ-Петербургъ Оперы», «Любовный напиток» из Новосибирска.
Елена Черемных, музыкальный критик |
1. В решениях нынешнего экспертного совета дотошное балансирование между «предсказуемостью» и «неожиданностью», кажется, никого особо не занимало, и это правильно. Сезон сезону рознь, и тот, что достался экспертам, скорее побуждал их конструировать свою часть витрины национальной театральной премии, в меру артистично сочленяя разномасштабные и новаторские явления музыкального театра, которые требовалось проклеить массивом работ, в принципе, не выдающихся, но, на языке экспертов, «вполне себе проходных». Более всего это относится к номинации «Оперетта – мюзикл», менее – к «Балету – современному танцу» и напрямую вроде как совсем не относится к оперным номинациям.
Самой крупной рыбой в опере плавает пермская «Жанна на костре»: Теодор Курентзис и Ромео Кастеллуччи обеспечили оратории Артюра Онеггера действительно радикальное сценическое и музыкальное прочтение. С этой удивительной перформанс-мистерией из Перми наглядно конкурирует камерная опера Владимира Раннева «Проза» («Электротеатр Станиславский») – конкурирует технологически продвинутой рукодельностью художественного оформления Марины Алексеевой и уникально проецируемой в современность идеей вагнеровского Gesamtkunstwerk.
На фоне «Жанны» и «Прозы» третий сезонный фаворит – генделевская «Альцина» в режиссуре Кэти Митчелл (Большой театр) – словно расфокусируется, на глазах подергиваясь дымкой традиционализма. Похоже, в российских сезонных реалиях эта сенсация фестиваля в Экс-ан-Провансе‑2015 обрела чересчур «классичный» вид, визуально и психологически утяжеливший барочную музыкальную эстетику.
Если год назад у «Альцины» были бы все шансы на лидерство, то нынешнее соседство с двумя «абсолютными новшествами» внезапно сообщило ее положению в конкурсе оттенок, скажем так, коллекционного ретроградства. Это не плохо и не хорошо. Просто заметив и отметив сезонную подвижность театральных форм и норм, эксперты сделали то, что и требовалось от них «по гамбургскому счету». Теперь дело жюри – акцентировать добротно-качественные, но антуражно-статичные постановки (вроде той же «Альцины» в Большом или «Енуфы» в МАМТ), либо приветствовать обжигающее «новой искренностью» и свежестью искусство радикалов, которое со временем войдет в учебники театра ХХI века («Жанна на костре», «Проза»).
А вот дальше «гамбургский счет» уступает место артистизму экспертов, которые предоставили судьям шанс прямо во время конкурса нырнуть в лабораторные форматы. Форматы потребуют смакования спектаклей либо по градусу эпатажности (генделевский «Триумф Времени и Бесчувствия» в постановке Богомолова), либо по фактору просвещенности («Фаэтон» Люлли в Пермском театре оперы и балета), либо – по силе внимания к рискованной безыскусности народно-документальной оперы Александра Маноцкова «Сны Иакова, или Страшно место»), либо – по дару вслушивания в уводящие от классического первоисточника в фольклор механизмы его же «Снегурочки».
Поднакидав жюри сложную и форматно разнородную сумму эстетских, если не сказать элитистских заданий, экспертный совет выступил чем-то наподобие дрожжей, на которых будет подниматься тесто азартных и, как минимум, нетривиальных судейских дискуссий. И как хотелось бы быть их свидетелем!
Из восьми опер основного конкурса ровно три – современные. Это означает, что за четыре года, прошедшие с выдвижения оперы Сергея Невского «Франциск» («Опергруппа»), новые авторы так или иначе выкарабкиваются из «проектной» ниши и закрепляются в регулярном театральном пространстве. Вот эту рекомендательную – театрам – стратегию масочных экспертов тоже советую оценить. Они-то знают, как много театральные руководители говорят о современных авторах и как немного пока для них делают. Но если «масочный» горизонт вместе с Люлли, двумя Генделями, Яначеком и Онеггером теперь открыт Ранневу и двум Маноцковым, возможно, репутационные мотивы для обращения к современной опере станут очевиднее тем, кто пока осторожничает, но, в принципе, морально на современную музыку готов.
2. Именно расширение оперного конкурса произведениями современных авторов, как и максимально развернутый список участников номинации «современный композитор» (в нее включены аж девять имен) видится формой заочной дискуссии экспертов «Золотой Маски» с чиновниками и руководством Минкульта. Полагаю, связано это не столько с официальными заявлениями министерства, пригрозившего выходом из списка учредителей Национальной театральной премии, сколько с желанием экспертов создать если не доказательную базу, то, по крайней мере, серьезные фактические аргументы, из-за публичной заметности которых отмахнуться от «новой музыки» и ее авторов чиновникам министерства, увлеченно пропагандирующего консервативно-патриотические ценности, будет сложнее. Все же Национальная театральная премия – это вам не луговой фестиваль «Играй, баян, души моей отрада».
3. Постараюсь не кривить душой. Мне симпатичен прихотливый профиль выдвиженцев в основной оперной номинации, но малосимпатичны просматриваемые в решениях экспертов мотивы «лобби» и, соответственно, «анти-лобби». Есть чувство, что оперы Маноцкова введены в основную конкурсную номинацию не ради Маноцкова, безусловно, куда удачнее вписавшегося бы в «Эксперимент», а в качестве поддержки оперы Раннева «Проза», чьему единичному положению в главном оперном конкурсе эксперты словно бы побоялись доверить. Зря. Потому что от «Прозы» не убудет, а вот операм Маноцкова может и вовсе ничего не достаться из-за выбитых мотивационных подпорок «Эксперимента». Еще один лоббистский демарш считывается в решении экспертов игнорировать Илью Демуцкого, автора музыки к балету «Нуреев». Композитор, владеющий «крупным форматом» и в прошлом награжденный «Маской» за музыку балета «Герой нашего времени», оставлен за конкурсной чертой, догадываюсь, из опасений, связанных со статусом этого автора – постоянного партнера Большого театра, а также из благого намерения засветить на «Маске» авторов, скажем так, более актуального направления. Но тогда сомнительным выглядит присутствие среди них Андрея Кротова, в чьем мюзикле «Римские каникулы» (Новосибирский музыкальный театр) эстрадно-контактный стиль советских 1970–80-х годов законсервирован во всей красе, а это не слишком-то подогревает признание его композитором «современным» – разумеется, не в паспортном, а во взыскательно-актуальном значении этого слова.
Что касается частных номинаций, то тенора Хуана Санчо, выдвинутого на «Лучшую мужскую роль», до кучи с тремя контратенорами из «Триумфа Времени и Бесчувствия», я бы выдвинула за партию Оронта в «Альцине»: мартовский ввод этого певца очень украсил весенний блок Генделя на сцене Большого театра. Ну а под конец – о том, чего только слепой не заметил.
Появление в оперных номинациях «Лучшая женская» и «Лучшая мужская» роль двух драматических актеров из Франции – Одри Бонне (Жанна) и Дени Лавана (брат Доминик), роскошно исполнивших в «Жанне на костре» свои словесные «партии», при внешнем радикализме говорит как раз о формальном действии экспертного совета, истолковавшего оперные нормативы в духе хрестоматийной толстовской фразы: «Все смешалось в доме Облонских». Понятно, что это – игра, и любой, кто отнесется к подобным номинантам со «звериной серьезностью», рискует репутацией художника, человека свободных взглядов. Однако, номинации «Маски» устроены, как и сама жизнь: чем больше ограничений, тем больше свободы для точных решений. И мне очень хочется пожелать молодежной половине экспертного совета до понимания подобных трюизмов еще немножечко подрасти.