События
Да, вот такой Hændel, именно в такой транскрипции, намекающей на написание musicAeterna, открыл в этом году фестиваль. На сайте Дягилевского проект назван «концертом», но это, конечно, не концерт. А что тогда? Чуть ниже читаем: «Церемония посвящения Георгу Фридриху Генделю к 340-летию классика». Уже теплее. И эта церемония напоминает скорее мистерию, что вполне в духе Теодора Курентзиса, – руководителя, дирижера и главного мотора этого священнодействия. А выглядело все так…
…В черном-черном зале с черными-черными стенами и такими же двумя помостами в гигантском Доме музыки, что на Заводе Шпагина, собрались музыканты в черных одеждах: оркестр и хор musicAeterna (хормейстер Виталий Полонский). В кромешной мгле (светились только контуры куба на помосте, на который потом проецировались видеоинсталляции) зазвучал клавесин, потом зажглись лампочки на пюпитрах музыкантов, и полилась музыка Генделя. Прекрасная музыка в фирменном звучании коллектива, который всегда прикасается к искусству барокко с особым тщанием, мастерством и любовью.
Конечно же, оркестр играл на исторических инструментах, включая барочную лютню, теорбу и даже критскую лиру – инструмент для нас экзотический, который совсем не похож на лиру античную. Критская разновидность скорее напоминает арабский ребаб, на котором играют смычком, держа корпус на коленях, – точно так же, как и на критской «родственнице». В роли лирника выступил Йоргос Калудис, давший на следующий день в Доме Дягилева сольный концерт из греческих национальных мелодий и переложений виолончельных сюит Баха.
Оммаж Генделю по форме представлял собой пастиччо (дословно «паштет») – формат из далекого XVIII века. По сути, это фрагменты разных произведений, но «перепрошитые», переосмысленные и соединенные в новое масштабное полотно (более двух часов без перерыва). В данном случае оно было соткано из арий, ансамблей, оркестровых и хоровых номеров опер «Ринальдо», «Альцина», «Орландо», «Агриппина», «Амадис Гальский», «Юлий Цезарь в Египте» и «Тесей», ораторий «Радостный, Задумчивый и Умеренный», «Феодора», «Воскресение», «Израиль в Египте» и «Триумф Времени и Правды». Прозвучали также дуэт с хором из псалма Dixit Dominus («Сказал Господь») и антем «Садок-священник». Конструкция строилась на контрастах: медитативные, медленные номера сменялись энергичными и жизнерадостными, инструментальные – вокальными, малоизвестные, редко исполняемые – хитами «всех времен и народов», как «Садок-священник» и ария Lascia la spina… («Не трогай шипы, сорви розу), которую автор использовал в нескольких своих партитурах, в том числе – опере «Ринальдо» и оратории «Триумф Времени и Разочарования».
Помимо хора и оркестра, в проекте участвовали и новые коллективы musicAeterna: танцевальная группа и шесть артисток молодежной вокальной Академии имени Антона Рубинштейна. Пять сопрано: Софья Цыганкова, Диана Носырева, Татьяна Бикмухаметова, Ивета Симонян, Ксения Дородова и меццо Юлия Вакула, а рядом с ними на сцене был коуч академии, маститый контратенор Андрей Немзер. Почти все молодые певицы публике известны, они уже принимали участие в разных проектах Теодора Курентзиса. Девушки очень разные – и внешне, и с точки зрения голосовых характеристик, темперамента, бэкграунда и харизмы, но все они, бесспорно, профи, даже более того – настоящие виртуозы. Певицы не только безупречно справились с витиеватыми барочными фиоритурами, но и сумели актерски «держать» громадную сцену пермского Дома музыки, одну из главных локаций Дягилевского фестиваля. Маэстро их всячески поощрял, с явным удовольствием наблюдая за своими новыми питомицами.
Пластический рисунок, созданный хореографом Валентиной Луценко, выглядел как «живые картины»: тела танцовщиков в трико неспешно переплетались и расплетались, выстраиваясь в некие статичные композиции. Глядя на них, я невольно вспомнила строки знаменитого стихотворения Бориса Пастернака «Зимняя ночь»: «Скрещенье рук, скрещенье ног, судьбы скрещенье»… Хор тоже не стоял без движения, «танцевал» руками, и эта пластика была, на мой взгляд, даже еще более органична, чем у танцевальной группы, ибо она явно выросла из религиозных картин старых мастеров, когда герои молятся, взывают к небу, к богу, и главное выразительное средство в этот момент – воздетые руки (вспомним полотно «Иосиф в Египте» Тиссо, работы Караваджо, Иванова и других). Говорят, пластический рисунок корректировал сам Теодор Курентзис. Верю! Он ведь известный перфекционист, для которого мелочей нет.
«Генделя» поставила Елизавета Мороз – молодой, но уже многоопытный режиссер, теперь она возглавляет театральное направление «Афеатрон» в Доме радио – петербургской резиденции musicAeterna. Такие semi-stage (полусценические) проекты – ее конек: Лиза отлично чувствует время, его безостановочность, в ее работах нет швов, «провисов», пауз и длиннот. То же и здесь. Все выходы и уходы хора, солистов и танцовщиков продуманы в деталях: артисты появляются то сверху, то снизу, выходя на средний или самый высокий помост, а иногда и на авансцену перед оркестром, прямо к дирижеру, а также поднимаются или опускаются по одной из лестниц слева или справа. Каждый раз это сюрприз: вроде простой прием, а смотреть интересно. Публика мгновенно уловила особенность жанра и не стала ломать ритм вечера, аплодируя между номерами, дотерпела до финала и только тогда взорвалась овациями. Кстати, такой нон-стоп в проектах Курентзиса мы видим далеко не впервые: так было, например, на концерте «медленной музыки» в «Зарядье» (2022), когда аплодисментов не было не только в середине, но даже в конце: музыканты во главе с дирижером просто встали и ушли в темноте, оставив зал в полном недоумении, один на один с самим собой.
Елизавета Мороз: «Сказки Гофмана» – это абсолютное посвящение художнику
Только один момент в этом музыкальном приношении показался спорным: видеоинсталляции. Что мы увидели в светящемся кубе? Фрагменты лица Генделя – глаз, нос, губы – то четкие, то размытые. Лицо бедного классика будто разъяли и предложили нам рассматривать его как бы под лупой или микроскопом. Мол, вот такой он загадочный и не до конца понятый (что отчасти верно), давайте поизучаем (в конце, правда, все фрагменты «собрали» в знакомый портрет). Но так ли нужно было углубляться в физиологические детали? Большой вопрос; боюсь, композитору бы не понравилось. Но вот чему он точно поаплодировал бы, так это качеству исполнения музыки, элегантной пластике и самому антуражу, который как нельзя лучше соответствовал церемонии в его честь. Словом, работе Теодора Курентзиса и его команды.
