Конкурс Рахманинова 2025
Пока в Большом зале консерватории пианисты исполняли фортепианные концерты, а в Концертном зале Чайковского дирижеры управляли симфоническим оркестром, в Филармонии-2 состязались композиторы. На Конкурсе имени С.В. Рахманинова, в Концертном зале имени Сергея Рахманинова, где со сцены взирает портрет Сергея Рахманинова, пятнадцать участников по регламенту должны были представить произведение для фортепиано с оркестром. Было и еще одно инструментальное ограничение: состав оркестра не должен был превышать число музыкантов рахманиновского Концерта № 3 для фортепиано с оркестром. Именно концерт стал самым востребованным жанром – их было девять. Еще на конкурсе прозвучали две фантазии и четыре программных произведения.
Фортепианные концерты были «визитной карточкой» и композиторского, и исполнительского амплуа Рахманинова. В них композитор объединил классическую трактовку, романтическую виртуозность, русскую идентичность. Современным композиторам пришлось примерить «жанр Рахманинова» на себя, показать владение крупной формой. Конкурсанты выбрали разные пути: одни остались в рамках традиции, другие сделали все, чтобы ее сломать.
Характерный признак концерта – виртуозность. Как усложнить исполнительскую задачу и ради каких целей это делать, решает уже каждый композитор для себя. Эдуард Кипрский увидел возможности в ограничении и написал Концерт для левой руки. Партия солиста, которым на прослушивании стал сам композитор, технически была доведена до максимума. Композиторская виртуозность тоже проявилась – в фугато второй части, которое хоть и не несло в себе излишнего драматизма, но здорово сыграло на контрасте с последующим медленным разделом.
Другое важное качество жанра – взаимодействие между солистом и оркестром. Так или иначе, оно фигурировало у всех участников, но наиболее гармоничное сочетание двух монументальных творческих сил нашла Светлана Нестерова в Концерте №2. Здесь была и кооперация, и конкуренция, а конечная цель соревнования – не победа, а совершенство диалога. Другие атрибуты концерта тоже присутствовали: виртуозность, эмоциональность, образность.
Борис Вишневский музыкальным якорем своего Концерта выбрал народную песню «Белилицы-румяницы вы мои». Эту тему использовал и сам Рахманинов в «Трех русских песнях». И по стилю работы, и по звучанию опус Вишневского напоминал раннего Щедрина, особенно его Первый фортепианный концерт.
Другой вариант адаптации фольклора – только теперь казахского – представил Дастан Калмаганбетов. Его фантазия Qusni-Qorlan строится на одноименной народной песне, в которой рассказывается о трагической любви акына Естая к девушке по имени Корлан. Композитор написал монументальную симфоническую картину в духе традиций русского музыкального эпоса. И хотя фортепиано в ней имело сольные разделы, инструмент скорее можно трактовать как еще один голос оркестра.
Некоторые участники, хотя и решили остаться в структурных традициях концерта, наполнили их современным звучанием и техниками. Слово «современный» здесь означает то, что манера их письма неклассическая.
Максим Бабинцев, музыка которого на первом туре подходила под определение «новых техник», на втором туре оказался не так радикален. Благозвучные лирические эпизоды, конечно, разбивались вторжениями диссонансов и аккордов, однако не были критически вызывающими.
А вот Линь Цзяцзе, автор конкурсной трилогии «Колокола», от своей концепции не отошел. В отличие от камерного тура, в этот раз пианисту Алексею Кудряшову не требовалось время для препарирования фортепиано. Однако во время исполнения он играл не только по клавишам рояля, но и по струнам. Еще на первом этапе прослушивания возник риторический вопрос о жизнеспособности произведения, и сейчас оказавшийся актуальным. Зато Концерт ответил на вопрос, почему все три своих конкурсных произведения автор озаглавил «Колокола»: в финале сочинения фортепиано подражает звоннице. Аллюзия была достаточно убедительной, хотя не такой масштабной и разнообразной, как у Рахманинова, и больше напоминала технику, используемую минималистами.
Да, репетитивная техника, ставшая любимым приемом на этапе камерных прослушиваний, не обошла стороной и симфонические произведения. Например, фортепианный концерт Synapsis, который написал Хосе Мануэль Гарсиа Ормиго. Пианистка Елена Кузнецова с самого начала запустила механизм крутящихся шестеренок и виртуознейше довела его до финала, аккуратно приправив этот бег эмоциональными испанскими ритмами. Благодаря такому сочетанию концерт, с одной стороны, получился целостным, но в то же время вариативным, где даже медленные разделы тематически активно развиваются.
Похожее движение стало пульсом концерта Алексея Крашенинникова. Правда, здесь фортепианные повторения были напряженными и воспринимались как нечто нервное. Будто мы находимся в лабиринте, а за каждый выбор неверного пути, приводящего в тупик, следует удар – его вовремя наносила оркестровая бич-хлопушка.
Сочетание зацикленных музыкальных фигур и мелодическая линия, состоящая из повторения ходов, стали основой фортепианного концерта Aquatinta Нины Синяковой. Во всем произведении ощущалась некоторая отрешенность. Если музыка выражает внутренние искания композитора, то это сочинение явно писалось не в самый радостный жизненный период. Буквально все было пропитано драматизмом, а накал страстей не снижался с показателя «выше среднего».
У кого было достаточно эмоций, так это у Галины Зигановой в «Памятовании». Произведение создано в память о жертвах трагедии в Беслане. Несмотря на болезненную, жестокую и вызывающую сочувствие тему, композитор не ушла ни в драматизм, ни в трагедийность, ни в истерику.
Из пятнадцати работ шесть не были названы концертом для фортепиано с оркестром. Хотя некоторые из них вполне вписываются в это определение по количеству частей, распределению ролей, их контрастности. Таким был, например, трехчастный Reverse Light Дай Юнбина. С первых тактов музыка вызвала ассоциацию с саундтреком к видеоигре. И еще сильнее ощущение ирреальности оказалось во второй части, когда звучание арфы, колокольчиков и флейты нарисовало картину таинственного чарующего леса.
Схожими по концепции и средствам ее достижения оказались «Сказание десятитысячелетней давности» Сяо Цзиньхан и Tai Ping II Цао Сюя. Они базировались на раскрытии истории существования древнейших цивилизаций, в первую очередь родного для композиторов Китая. Другая объединяющая черта заключена в том, что обе работы написаны в современных композиторских техниках.
«Ленинградская фантазия» для фортепиано с оркестром Алексея Боловлёнкова (ставшая, с легкой подачи ведущей, почему-то для левой руки) – одно из самых запоминающихся сочинений конкурса, возможно, за счет музыкальной мобильности и регулярного переключения между разделами: здесь были и вальс, и марш, и этюд; и задорность, и суровость. При этом вся фантазия звучала очень целостно и неоднообразно.
Хотя на конкурсе оценивали композиторов и их сочинения, не последнюю роль играло исполнение конкурсных произведений: эмоциональность солистов и монументальность оркестра. Сначала о солистах. Часть произведений исполняли сами композиторы. Рискнули сесть за рояль те же конкурсанты, что и в Малом зале консерватории: Хосе Антонио Толоса Альмасан, Эдуард Кипрский, Алексей Боловлёнков, Нина Синякова. Хотя авторское исполнение считается самым достоверным и убедительным, в этот раз оно сработало не везде. Самыми запоминающимися – как в эмоциональном, так и в техническом плане – оказались Елена Кузнецова, исполнительница концерта Хосе Мануэля Гарсии Ормиго, и Николай Мажара, который сыграл работу Светланы Нестеровой.
Что касается оркестра, то за три конкурсных дня «Новая Россия» вместе с дирижерами Михаилом Голиковым, Алексеем Рубиным и Фредди Каденой совершила настоящий подвиг. Хотя на музыкальных «олимпиадах» подобного формата каждому коллективу приходится нелегко (представьте, 25 раз сыграть «Утес»), для работы в композиторской номинации нужно иметь особую эмоциональную и профессиональную смелость. Ведь исполнить только что написанную музыку, которая не просто еще не стала репертуарной, но даже ни разу не звучала, – не то же самое, что играть знаменитые симфонические произведения. Это понимали и члены жюри: по завершении прослушиваний председатель Александр Чайковский вручил заслуженную «первую награду» именно коллективу.
А первую премию на самом конкурсе в композиторской номинации получил испанец Хосе Мануэль Гарсиа Ормиго, вторую премию разделили Алексей Крашенинников и Светлана Нестерова. На третьем месте – Дастан Калмаганбетов и Эдуард Кипрский. Хотя оценка стала суммой впечатлений от обоих этапов конкурса, можно сделать вывод, что членами жюри ценится музыкальность, ясность формы, эмоциональность подачи и отсутствие принципиально новых техник. Возможно, это характеристики, отличающие зрелых композиторов от молодых. Хотя концептуальность Линя Цзяцзе не осталась незамеченной, и его «Колокола I», «Колокола II» и «Колокола III» получили шестую премию.
