Новый альбом композитора и пианиста Антона Батагова, с 2016 года плодотворно сотрудничающего с фирмой «Мелодия», – концертный. Он был записан в Московском международном Доме музыки в середине декабря прошлого года, во время концертов из цикла, так и названного – «Big My Secret».
В чем же секрет? Что именно таит Батагов под этими тремя словами? Почему он выбрал музыку Жана-Филиппа Рамо, Джона Булла, хоральные прелюдии Баха, композиции, написанные Майклом Найманом для кинофильмов, фантазии Вольфганга Амадея Моцарта? Сам композитор говорил, анонсируя эти концерты: «Стереотипы, закрепляющие за каждой музыкой единственно правильный вариант ее практического применения, мы оставляем в гардеробе вместе с пальто. Нам дают номерок, и мы идем в зал, где Моцарт получает “Оскара” за лучшую музыку к фильму, пока Бах с Найманом обсуждают, чем отличается Рамо от Джона Булла». Звучит красиво и чем-то напоминает давние слова покойного пианиста Михаила Альперина о том, что он мечтает о мире, в котором рокеры в кожаных косухах вместе с молдавскими уличными музыкантами играют Баха…
И все оказывается правдой: стоит лишь нажать кнопку Play.
…Еще в начале 1990-х, когда вышел двойной альбом с «Искусством фуги» Баха, стало ясно, что Батагов играет чужие вещи категорически не так, как другие пианисты. В цикле о Земноморье Урсулы Ле Гуин у каждого живого (да и неживого) существа было два имени – внешнее, которым пользовались все и повседневно, и истинное, известное и доступное лишь самым близким, самым доверенным людям, потому что тот, кто знает истинное имя, обретает власть над его обладателем. Так вот, слушая «Big My Secret», у меня возникает ощущение, что у Батагова с музыкой какие-то особенные отношения. Дело даже не в том, что Антону известны ее истинные имена; саму его манеру исполнения трудно назвать иным термином, кроме как «честная» – и музыка платит ему той же честной монетой, сама называя ему истинные имена. И тогда Батагов играет не музыку даже, а самое главное, что в ней есть, – и это неназываемое обретает какую-то невероятную значимость, ценность, которая выше, может быть, того, что написано в музыковедческих трудах и даже в нотах.
Драматургия альбома выстроена затейливо: после медленной, как будто падающей каплями с карниза прелюдии Рамо и печального танца, «Гальярды» Джона Булла начинается диалог того же Рамо и Баха – хрестоматийные, то нарочито грустные, то демонстративно почти бравурные пьесы француза оказываются невероятно близки немецкому спокойному, чуть усталому, но полному всепоглощающей любви диалогу с Богом. И когда оба полюса Рамо вдруг сходятся в чистой эмоции, где нет места украшательству, вступает Моцарт с до-минорной Фантазией, растерянной, чуть озадаченной, но ровно в той же степени искренней, абсолютно настоящей, очень эмоциональной. И хочется вслед за ними всеми перестать пугаться затертых слов и штампованных определений, потому что если это не есть движения души, то что тогда?
После этого киномузыка Майкла Наймана, теряющая определения. Какая разница, минимализм это или нет? Какой смысл выяснять, к какому именно фильму какого режиссера написаны эти пьесы? Они звучат здесь и сейчас, они становятся новыми ступеньками той лестницы, по которой на наших глазах идет пианист Батагов. От той высоты, на которую он забирается, буквально захватывает дух, и когда в пике он вдруг останавливается, следующей ступенью снова оказывается Моцарт – опять мелодраматичный, но уже не спрашивающий, а искренне утверждающий, и тройной стук в коде тому доказательство.
А потом, завершая Большой Секрет, снова выходит Иоганн Себастьян – и как хочется, чтобы с ответами на все вопросы. Но нет, никто не обещал, что все окажется так просто.
«…Музыка может открывать что-то в нас. Открывать очень разные вещи – от и до», – говорит Батагов.
«Big My Secret» – это идеальный альбом для прислушивания к себе. А уж что там кому откроется, от каждого по отдельности зависит. Ну и правильно.