О наиболее известной мелодии в истории классической музыки можно спорить бесконечно. «Десяток самых-самых» можно набрать на любой вкус, от Пахельбеля до Прокофьева. Но если уточнить запрос и попросить назвать что-то вызывающее одновременно священный ужас, приятный фриссон и при этом исполненное кинематографического пафоса, то выбор стопроцентно падет на вступительный хор O Fortuna из сценической кантаты Карла Орфа «Кармина Бурана». Причем значительная часть респондентов, возможно, выудит из чертогов памяти что-то «фортунисто-буранистое», но не сможет припомнить, как зовут автора. Исступленное воззвание к Госпоже Удаче настолько затерто миллионом рекламных роликов, кадров из фильмов всех мастей, джинглов на радио, что стало почти анонимным. Не исключено, что автор таким положением вещей был бы вполне доволен, ведь это очень хорошо вписывалось в его концепцию. Другое дело, что «Кармина Бурана» – только часть большого вояжа в поисках новой выразительности.
Год 1934-й. Горизонт истории вновь начинают затягивать грозовые облака. НСДАП, пришедшая к власти в Германии, уже начинает пожирать страну, чтобы вскоре попытаться подчинить себе весь мир. Многие немецкие деятели культуры уже начали покидать страну, чтобы не попасть под каток репрессий, другие остаются на родине и внимательно следят за тем, как далеко зайдет рвение министра пропаганды Йозефа Геббельса. В Баварии 39-летний композитор Карл Орф открывает сборник стихотворений из «Бойернского кодекса» (Codex Buranus), компендиума поэзии вагантов, и теряет голову от восторга. Сочные, невероятно свободные тексты средневековой богемы отрицают любые авторитеты, что мирские, что религиозные, и живописуют все многообразие окружающего мира. Орф составляет либретто из двадцати четырех номеров и через два года, в 1936-м, заканчивает «профанные песнопения для солистов и хоров, в сопровождении инструментов и магических изображений», сценическую кантату «Кармина Бурана» (Carmina Burana) или в переводе на русский «Бойернские стихи».
Если трезво посмотреть на ситуацию, то в «Кармине Буране» буквально каждая деталь вопит: «Это произведение не должно было стать популярным никогда!» Именно это и говорили Орфу почти все его корреспонденты –издатель, консультанты, друзья. Латинские стихи из средневекового сборника, найденного в баварском монастыре Бенедиктбойерн, – конечно же, каждый второй слушатель в концертном зале знает латынь. Обязательное требование воплощать кантату на сцене, притом что «Кармина» картинна, но бессюжетна, а в партитуре нет ни одной ремарки. Музыка, нарочно собранная из простейших «кирпичиков», но при этом требующая огромного состава оркестра и очень дисциплинированных певцов. Максимальная фривольность содержания – песни о радостях плоти, пусть даже и на латыни, звучали эхом почившей в бозе Веймарской республики. Даже после невероятно успешной премьеры во Франкфурте-на-Майне в 1937 году «Кармина Бурана» постоянно подвергалась критике наиболее рьяных нацистов, клеймивших ее как «дегенеративную» музыку, развращающую вкус масс. Но массы-то как раз были кантате очень рады. «Кармина Бурана» стала чуть ли не единственным произведением эпохи Третьего рейха, обосновавшимся в постоянном концертном репертуаре и больше никогда его не покинувшим. Композитор даже обратился в издательство Schott: «Все, что я написал до этого и что вы, к сожалению, опубликовали, можно уничтожить. Мое собрание сочинений начинается с “Кармины”».
Это, конечно, кокетство. В середине 1920-х Орф был невероятно увлечен музыкой добаховской эпохи, в особенности Клаудио Монтеверди. Он даже сделал три обработки произведений своего кумира – «Орфея», «Балета неблагодарных» и «Жалобы Ариадны». После этого, в начале 1930-х, наступил период хоровых кантат на тексты Бертольта Брехта и Франца Верфеля с очень характерным ансамблевым сопровождением: несколько роялей и огромная батарея ударных. Тексты были ультрасовременными, звонкий саунд и особая сосредоточенность на ритмической составляющей музыки отлично рифмовались с поисками современников, от Стравинского до Эйслера. В «Кармине Буране» эти два направления чудесным образом совместились, чтобы стать импульсом для путешествия вперед в прошлое. Первый такт вступительного хора – это двойная автоцитата. Похожий ритмический жест уже был ранее использован нашим героем в финале кантаты Veni creator spiritus. Гармоническая же последовательность буквально повторяет начальные аккорды из орфовской обработки «Жалобы Ариадны». То есть предшествующие художественные поиски буквально стали основой самого впечатляющего номера «Кармины».
O Fortuna, мгновенно и намертво застолбившая себе место в палате музыкальных мер и весов, затмила собой не только саму кантату, но и все последующее творчество Карла Орфа. Из-за этого очень многим заранее кажется, что «Кармина Бурана» – это очень пессимистическая фреска о силе судьбы. Даже самое поверхностное знакомство с музыкой за пределами первых трех минут произведения дает понять, что это совершенно не так. Сценическая кантата требует совершенно определенных «волшебных изображений» – это музыкальный аналог «Страдающего Средневековья», собрание ярких маргиналий с полей старинного манускрипта. Внутри безостановочно вращающегося колеса Фортуны царят восторг и наслаждения: кто-то отплясывает на цветущем лугу, кто-то чревоугодничает и высмеивает духовенство в таверне, а кто-то познает куртуазную науку страсти нежной в саду любви. Торжество гедонизма звучит подчеркнуто вне времени. Роскошная оркестровка посажена на конструктивистское континуо – излюбленное автором сочетание клавишных и ударных. «Старинные» мелодические топосы – псалмодия, юбиляции, уличные песенки – оснащены новейшими моторчиками-остинато, напоминающими не только о «музыке машин», но и отчетливо предвосхищающими поиски композиторов-минималистов. В результате возникает уникальный эффект. «Кармина Бурана» не просто дарит слушателям и музыкантам побег из реальности в никогда не существовавшее глянцевое прошлое. Она еще и дает этому guilty pleasure налет элитарности. Поем о всяческих непотребствах, но зато по латыни. Исполнение требует определенной сноровки от хора и оркестра, но радости от процесса гораздо больше, чем пота, слез и крови при разучивании. Как же это не полюбить?
Орфа очень долго просили написать к «Кармине Буране» что-то в пару. Сценическая кантата длится немногим более часа. Если точно следовать авторским желаниям и исполнять сочинение в театре, то этого слишком мало для одного вечера. Долгое время композитор отмалчивался, но все-таки решил: продолжению быть. В 1943 году появились «сценические игры» «Песни Катулла» (Catulli carmina), еще чуть позже, в 1951-м, был закончен «сценический концерт» «Триумф Афродиты» (Trionfo di Afrodite). Вместе с «Карминой Бураной» они составляют триптих «Триумфы» – театральное торжество во имя всепобеждающей любви. Обе новые части еще сильнее обращены в прошлое. «Песни Катулла» кажутся совсем прямым оммажем «Свадебке» Стравинского. Орф объединил свои хоры 1930-х на стихи любимого римского поэта Гая Валерия Катулла в историю о любви и предательстве. Катулл влюблен в куртизанку Лесбию, изменяющую ему направо и налево, страдает от ее неверности, сам пускается во все тяжкие с другими продажными женщинами, но не может изгнать возлюбленную из своего сердца. Вся эта история представлена на сцене как балет, но обрамлена комическими прологом и эпилогом: юноши и девушки клянутся друг другу в неугасимой страсти, а старики с ворчанием указывают им на несчастную катуллову судьбу в надежде урезонить молодежь. В прелюдии и постлюдии задействован малый хор, сопровождаемый четырьмя фортепиано и двенадцатью ударниками, а основное действо исполняется a cappella большим хором и двумя солистами. Язык Орфа становится лаконичнее. Никакого многоцветия средневековых миниатюр в «Стихах Катулла» не найти, здесь царит белокаменная строгость «римского» стиля. Цепких мелодий в «сценических играх» по сравнению с «Карминой Бураной» заметно меньше, зато увеличивается внимание к чисто фонетической красоте текстов. Никуда не исчезло ощущение полноты и радости жизни. Трагическую судьбу поэта вполне по-брехтовски остраняют вкрапления авторской иронии. Например, лирическое излияние «Люблю и все же ненавижу» превращено в подчеркнуто суровый хоровой девиз, а нежная колыбельная Лесбии в какой-то момент интонируется басами-профундо. Любовь может быть несчастной, но это совсем не повод терять оптимизм.
«Триумф Афродиты» был сочинен почти сразу после окончания работы над «Антигоной», попытки воссоздать звуковой образ греческой трагедии. Это упражнение в аскетизме не прошло бесследно. Финальная часть «Триумфов» – фантазия на тему античного свадебного обряда, гипнотический ритуал на стихи Катулла, Сапфо и Софокла. Ни о какой развлекательности речь уже не идет. Вся музыкальная ткань сплетена из кратчайших попевок, зацикленных в завораживающее камлание. Аполлоническое и дионисийское идут рука об руку: греческие клятвы жениха и невесты по-средиземноморски орнаментальны, а латинские хоры сочетают лапидарность с шаманской репетитивностью. При правильном исполнении «сценический концерт» может действительно ввести в транс. Если в начале «Кармины Бураны» являлась Фортуна, то в кульминации «Триумфа Афродиты» и всей трилогии в целом в небесах показывается богиня любви и исторгает из хора экстатический вопль, который уже не поддается нотации. Музыка кончилась, мы дошли до наивысшей точки наслаждения. В поисках самых элементарных средств выразительности Орф достиг предела.
Если воспринимать «Триумфы» как цикл, то композитор приглашает слушателей в путешествие к истокам музыки и буквально направляет историческое время вспять. Классико-романтическая традиция зашла в тупик, так зачем же вновь и вновь стремиться к прогрессу, если можно обернуться назад. Музыка Орфа вполне радикальна в том, как он последовательно, слой за слоем лишает свои идеи привычной для европейского уха декоративности. «Триумфы» постулируют не только торжество витальности, но и восторг избавления от пут «красивости». Если попытаться вообразить другую музыку на избранные композитором тексты, то в голову может прийти все что угодно в диапазоне от парфюмированного декаданса до кафешантана, но только не постепенное движение к музыкальному праязыку. Что это – новая чувственность, познавшая свою отчасти механическую природу, или тоска по воображаемой античной ясности, столь желанной в сумрачном XX веке?
Вполне естественно, что не всем нравятся дорический ордер или голая каменная кладка. Не каждый отважится на паломничество к простоте, многие удовлетворятся катанием на колесе обозрения «Фортуна» в луна-парке вагантов. Но, как мы знаем, это колесо прекрасно встроилось в конвейер современной поп-культуры и, кажется, будет вращаться до тех пор, пока вращается этот безумный мир.