Персона
Народный артист РФ Алексей Рыбников, член Совета Союза композиторов России и Российского музыкального союза, основатель собственного театра отмечает сегодня юбилей. Автора культовой рок-оперы «Юнона и Авось» по праву считают классиком современности, его творчество охватывает симфоническую, камерную, вокальную музыку, произведения для театра и кино. В каждом из этих направлений композитор добился ярких вершин.
Редакция «Музыкальной жизни» предлагает читателям вспомнить самые яркие высказывания мастера.
Для меня музыка стала инструментом познания. Мы привыкли считать, что существует только научный способ познания мира. Но мир можно познавать и при помощи искусства. И если тебе дан какой-нибудь талант, то в твоих руках находится мощный инструмент познания мира. Я давно пришел к выводу, что талант – это то, что нельзя получить в результате упорного труда или благодаря тщеславию. Любой талант дается человеку свыше. Он либо есть, либо его нет.
Настоящий музыкальный талант – огромная редкость. Нельзя к этому относиться как к общественному явлению. Это индивидуальные проявления божественного чего‑то в человеческой природе. Если вы вспомните немецкую музыкальную культуру, вспомните имена композиторов, чья музыка сейчас живет, и слушатели заполняют залы, чтоб именно ее послушать, – это несколько фамилий. Нужно ценить индивидуальность. Индивидуальность людей, которые живут на планете Земля.
Мне кажется, в искусстве нет прошлого. Либо искусство есть, либо его нет. Нельзя сказать, что мелодии Моцарта, Бизе, Рахманинова, Чайковского – это прошлое. Какое же оно прошлое, когда оно постоянно звучит, исполняется, живет? Музыка жива, понимаете? Даже картины могут быть каким‑то артефактом прошлого времени. Талантливых людей много, но почему-то они не могут сейчас себя достойно проявить в достаточной степени и осмелиться создавать новое, настоящее, прекрасное. Но это пройдет. Сейчас просто кризис во всем: в мировоззрении, в идеологии, в искусстве.
Меня хвалили, когда я поступил в консерваторию, – за мою Первую сонату для фортепиано, за токкату. Я привык думать, что всю жизнь будут хвалить. Но когда написал Вторую сонату, наши профессора признали ее слишком авангардным произведением и хотели поставить двойку, однако Хачатурян выступил в мою защиту, сказал, что композитор имеет право на эксперимент. Тем не менее меня тогда не просто отругали, а разгромили, уничтожили и сделали это просто мастерски – так, чтобы никогда больше не возникло желания что-нибудь написать.
Вообще, композитор обязан на ком-то пробовать то, что он сочинил. Обычно это или жена, или кто-то еще. От реакции этих людей очень многое зависит. Если им не интересно, то работу не хочется продолжать дальше. Хотя иногда и они высказывают ошибочное мнение. Иногда я думаю, что то, что написал, – «изумительно, потрясающе». Через неделю возвращаюсь к этому материалу – и понимаю, что ничего интересного не создал. Но случается и наоборот. Состояние вдохновения бывает обманчивым.
Важна мелодия – это самая долговечная вещь. А все остальное может уйти. Если сочинена хорошая мелодия, она может облечься в современные одежды и начать новую жизнь.
Сейчас проводится огромное количество конкурсов для молодых композиторов. Но их творчество не особо отличается разнообразием. Чувствуются какие-то рамки: закрепощенность на пути к так называемому авангарду, хотя ему на самом деле уже сто лет. Или же это очень практичная, коммерческая киномузыка. Все здорово сделано, но мне, как композитору, хочется услышать что-то свежее. Многое уже немного приелось. Композиторам не хватает смелости.
Я занялся рок-музыкой, потому что появился новый музыкальный язык, который меня очень волновал. В ту пору рок еще не вышел из подполья – не существовало никаких электрогитар, наши умельцы сами собирали усилители, делали колонки. Люди были подвижниками. Даже когда ставили «Звезду и смерть Хоакина Мурьеты» в «Ленкоме», исполнителей только потом снабдили потрясающими синтезаторами и всеми необходимыми музыкальными инструментами. А вначале мы делали «Хоакина» практически на самопальной аппаратуре. И это был ни с чем не сравнимый энтузиазм. Просто очень интересно и захватывающе.
У меня такое ощущение, что рок-музыка как явление состоялась у нас в основном в 1970-е. После этого она бурно развивалась, демонстрировала очень интересные результаты – и философские в том числе. Потом начались просто перепевы, эксплуатация старого материала. Все это перешло либо в танцевальную сферу, либо в металл, в неприкрытый сатанизм. Творческий, утонченный рок, которым славились 1970-е, перестал существовать.
Алексей Рыбников: Мне важно естественное существование артиста на сцене
«Юнона и Авось» не просто не сходит со сцены, а на нее по-прежнему не попасть, и люди даже спекулируют билетами (к сожалению или к счастью). Спектакль поездил по миру и везде пользовался успехом, так что мы можем говорить о том, что способны создать что-то не просто свое, но проверенное временем.
Сегодня оперное искусство затормозилось, оно буксует на месте. И, честно говоря, эта современная режиссура в опере уже надоела. Сначала всё это казалось изобретательным, отдавало скандалом, вызывало шок, а сегодня очередное неожиданное прочтение классики никакого интереса уже не вызывает. Мы все уже видели, ко всему готовы. Так что отсутствие новых произведений и привело оперу к кризису. Пусть десять новых опер провалятся, но зато две будут успешными. Но сегодня ничего этого нет, и новые оперные произведения не появляются.
Пора соединить оперу с улицей, что я, собственно, и стараюсь делать – вернуть опере ее исконные традиции. Нельзя ограничиваться только бельканто. Спору нет, это замечательная, прекрасная традиция, но нужно признать, что есть и другие вокальные традиции, и они имеют право сосуществования на оперной сцене с другими традициями. Вот когда у нас в сознании рухнут эти рамки, может, это и приведет к появлению нового взгляда на оперу.
Культура, конечно, уходит. И это связано с тем, что в Советском Союзе ей придавали большое значение. Таланты пестовали, талантам помогали, таланты ценили. Если мы вспомним композиторов – Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, – их на руках носили буквально, им давали государственные премии. Если [Виссариону] Шебалину дали Сталинскую премию за струнный квартет. Кому сейчас за струнный квартет дадут какую‑нибудь, не знаю, любую премию, хоть пять рублей? А там был еще, понимаете, хвост великой культуры дореволюционной. Это была система отношений профессуры Московской консерватории и студентов.
Для меня по-прежнему XIX век – эпоха великого созидания, XX век – эпоха разрушения устоев, когда все были революционерами – бездарными или гениальными. Стравинский, Прокофьев разрушали устои, не говоря о новых классиках – Арнольде Шёнберге, Антоне Веберне, Альбане Берге. После разрушения обычно наблюдается спад. И как только отгремел век революций, великих войн с колоссальными жертвами, наступил XXI век – эпоха деградации, разлада во всем. Но в то же время, как учила нас диалектика, в этом хаосе зарождается новая ступень, происходит обновление. Я не представляю себе Россию в условиях духовной деградации. Это было уже один раз в условиях большевизма, второй раз нам это не нужно. Мы должны духовно возрождаться и показывать пример миру. И музыка должна играть не последнюю роль. Музыка – наиболее тонкий инструмент человеческой психики, души, который иногда очень болезненно, иногда очень восторженно реагирует на то, что происходит в мире. И это не так, как «напишите кантату про Ленина или Сталина – это будет вашей реакцией на событие». Это подобно тому, что делали Альфред Шнитке, Эдисон Денисов, София Губайдулина, которые реагировали на болезненные процессы современного мира и даже предсказывали то, что будет.
Понятно, что зарабатывать можно популярными песнями. Симфоническая музыка же не кормит. Это может привести к тому, что академическая, симфоническая музыка вообще перестанет существовать, чего ни в коем случае нельзя допустить, потому что это визитная карточка любой страны. Когда говорят о том, что для вас Россия, то вспоминают о творчестве Толстого, Достоевского, Чайковского, Рахманинова… Остальное все неинтересно. А сейчас что перечислять-то? Хотелось бы, чтобы все-таки были композиторы, писатели, художники. За это нужно бороться.
Подготовила Юлия Чечикова
В тексте использованы фрагменты из интервью, опубликованных в различных российских изданиях
