Шестого августа 1945 года мир стал свидетелем первой атомной бомбардировки, осуществленной ВВС США, полностью разрушившей японский город Хиросима и унесшей жизни десятков тысяч мирных жителей. Последовавший спустя три дня аналогичный удар по Нагасаки, несмотря на колоссальные жертвы, уже не смог затмить первого потрясения от столкновения человечества с оружием, масштаб и тяжесть последствий от применения которого удалось осознать далеко не сразу. С тех пор «ядерный фактор» не только стал играть ведущую роль в мировой политике, но и спровоцировал волну рефлексий художников по всему миру: страхом перед атомным оружием пронизаны многие послевоенные произведения литературы, живописи, кинематографа. Коснулись этой тематики и представители академической музыки. И хотя, вспоминая цитату Теодора Адорно о стихах после Освенцима, может показаться, что сочинять музыку после Хиросимы аморально, практика показывает обратное: именно через искусство лучше всего удается донести ужас и значимость трагедии. Рассказываем, как события августа 1945 года отразились в творчестве композиторов.
Самой ранней рефлексией на тему Хиросимы стала одноименная симфония финского композитора Эркки Аалтонена. Трехчастное сочинение написано в рамках европейских симфонических традиций, но не лишено экспрессии. Впервые исполненная в Хельсинки в 1949 году, во времена, когда в США и в Европе ядерные удары по Японии замалчивались властями, симфония стала важным политическим и гуманитарным жестом и послужила вдохновением для множества музыкальных произведений об атомных бомбардировках. В августе 1955 года, спустя десять лет после катастрофы, симфония прозвучала в Хиросиме.
В 1953 году этому же городу посвятил свою Пятую симфонию японский композитор Масао Оки. Источником вдохновения для него послужили «Хиросимские панно» художников Тоши и Ири Маруки, часто сравниваемые с «Герникой» Пикассо. Пятнадцать полотен, написанных в традиционной японской технике суми-э, в экспрессионистской манере демонстрируют ужасы бомбардировки. Части симфонии Масао Оки названы в соответствии с первыми шестью панно. Композитор лишает произведение какого-либо политического пафоса и нравоучения и оставляет слушателя наедине с красочными музыкальными картинами, на которых не столько отрефлексированы, сколько просто изображены еще свежие впечатления от трагедии.
Для более поздних работ японских композиторов на «атомную» тему характерна некоторая отстраненность и ориентированность на традиционные европейские жанры – например, ораторию и реквием. Религиозная направленность обоих позволяла изложить переживание скорби в каноничной форме, а программность произведений оставляла композиторам свободу в выборе текстов и музыкальных средств. Так, в оратории «Безмолвный голос Хиросимы» (2001), изначально задуманной как реквием, Тосио Хосокава помимо цитат из заупокойной мессы использует воспоминания очевидцев бомбардировки, а также стихи известного автора хайку Мацуо Басё и Пауля Целана – поэта, пережившего холокост. Используя оригиналы текстов, композитор тем самым создает мультиязычное полотно, показывает масштаб и универсальность трагедии. О том же свидетельствует и состав исполнителей: чтецы, солисты, хор и большой оркестр, в котором много ударных инструментов, в том числе традиционных японских.
Не менее экспериментальным стало сочинение Давиде Москони Musica del Paradiso (1989), написанное по заказу правительства Японии к сорок четвертой годовщине бомбардировки. Композитор использовал записи звуков животных, которые совместил с электроникой. Произведение было представлено в формате звуковой инсталляции в «Башне рая», сооруженной в том же году в хиросимском порту Удзина в честь его столетия. Для исполнения были задействованы двадцать четыре громкоговорителя, расположенные внутри башни на разной высоте для создания стереоэффекта. Сама идея использования современных технологий и новаторских средств выразительности – характерная черта произведений, посвященных атомной тематике. Очевидно, ужас перед разрушительной силой научного прогресса можно изобразить только такими же, новыми и невиданными способами.
Пожалуй, самым известным опусом, посвященным бомбардировке, можно назвать «Плач по жертвам Хиросимы» (1960) Кшиштофа Пендерецкого. Изначально названное композитором «8.37» (по продолжительности звучания и аналогии с «4’33’’» Джона Кейджа) сочинение в первое время не было принято современниками из-за своей необычности. Напоминающая жуткий крик композиция состоит из диссонансных аккордов-кластеров, в ней отсутствуют мелодия, структура, деление на такты. Однако благодаря смене названия на «Плач» 27-летнему Пендерецкому удалось донести свой замысел до аудитории академических концертных залов. Произведение получило приз на Международной трибуне композиторов ЮНЕСКО в Париже и медаль в Японии, стало исполняться по всему миру и использоваться в кино для изображения страха перед потусторонним: например, в фильмах ужасов «Сияние», «Люди под лестницей» и «Изгоняющий дьявола», а также в некоторых эпизодах сериала «Твин Пикс».
Если абстрагироваться от этики, можно сказать, что атомная бомбардировка – довольно удобная тема для сочинения музыки, ведь сам по себе взрыв – прежде всего акустический феномен. В некоторых произведениях композиторы ставят перед собой задачу воссоздать шум, рев и грохот – такие звуки, согласно очевидцам, сопровождают ударную волну. Именно это попытался изобразить Альфред Шнитке в оратории «Нагасаки» (1956) на стихи Анатолия Софронова, Тосона Симадзаки и Эсайку Ёнеды. В смысловом центре композиции, в третьей части, озаглавленной «В этот тягостный день», Шнитке с помощью нарастающей мощи оркестра и тремоло ударных создает ощущение близости катастрофы. На контрасте с этим фрагментом остальные части звучат гораздо менее устрашающе. Исследователи отмечают внутреннюю связь «Нагасаки» со старинной европейской музыкой: у Шнитке ужас не лишен формы, а скорбь – поэтичности и надежды.
В схожей манере написаны два произведения 1960-х годов: кантата «Хиросимские пятистишия» Мечислава Вайнберга на стихи Мунэтоси Фукагавы и вокальный цикл «Песни жизни и любви: На мосту Хиросимы» Луиджи Ноно. В «Пятистишиях» текст и необычный состав исполнителей (флейта, арфа, мандолина, контрабас, пятнадцать ударных и хор) придают сочинению японский колорит и ощущение личного переживания трагедии. Позже некоторые фрагменты произведения в измененном виде были включены Вайнбергом в его антивоенный Реквием на стихи поэтов ХХ века, который, как и кантата, не был исполнен при жизни композитора. Более назидательный и общечеловеческий характер носят «Песни» Ноно. В первой части («На мосту Хиросимы») звучат фрагменты одноименной книги философа Гюнтера Андерса, в которой осуждается применение ядерного оружия. Однако затем характер текстов меняется, звучит надежда на светлое будущее: во второй части для сопрано соло (на стихи Хесуса Лопеса Пачеко), посвященной алжирской политической активистке Джамиле Бупаша, и в третьей (на стихи Чезаре Павезе), где дуэт сопрано и тенора в сопровождении струнных и ударных восхваляют красоту мирного города. Однако музыка «Песен любви и жизни» заканчивается менее радостно: резкий и неприятный удар тарелки, напоминающий звук погребального колокола, медленно растворяется в тишине, напоминая о том, что любая жизнь, даже полная любви и надежд, закончится смертью.
Сходное чувство вызывает финал оперы Джона Адамса «Доктор Атом». Написанная в 2005 году на либретто Питера Селларса, она стала завершающей частью «журналистской» трилогии Адамса на злободневные политические темы. Действие «Доктора Атома» разворачивается вокруг личности физика Роберта Оппенгеймера и его внутреннего конфликта на фоне испытаний атомной бомбы в США в июле 1945 года и, на первый взгляд, не имеет прямого отношения к ударам по Хиросиме и Нагасаки. Однако Адамс и Селларс выходят за рамки документального повествования и наделяют оперу символическим и вневременным измерением. В самом конце второго акта, когда по сюжету испытание на полигоне уже завершилось, оркестр замолкает и включается запись женского голоса, который по-японски просит принести воды, – тот самый случай, когда тишина звучит громче взрыва.