Релизы
«В этом альбоме тринадцать песен», – говорит Ричард Томпсон, – и каждая из них как река: одни текут быстрее, другие медленнее».
…Томпсон стоял некогда у истоков великой группы Fairport Convention, своего рода ответа Англии на Jefferson Starship. Ответа не вышло – вместо психоделии британцев буквально сразу стало клонить в фолк-рок, легендами которого они и стали. Они взрастили певицу Сэнди Дэнни, из их недр появились Matthew’s Southern Comfort и Steeleye Span, они выпустили несколько великих пластинок и стали одним из краеугольных камней британской музыки. Томпсон ушел от них в 1971-м, а потом выступал вместе с женой Линдой, разводился с ней, сочинял соло, и все это время он писал и исполнял песни. И делал это со страстью, с истовостью; наверное, нет на земле другого музыканта, кому удавалось бы такое небезразличное существование в музыке. Страсть и истовость Томпсона никогда не становятся драматичной позой, не превращаются в воздевание рук горе.
Британские гитаристы говорят о нем с восторгом, и не только британские. Не сказать, что он играет виртуозно (хотя слышно, что мог бы), – он играет точно. Эта точность в сочетании со сдержанной страстью дает в результате лишь ему присущий саунд, манеру, почерк; иногда он близок к тому, чтобы смазать соло, таким небрежным и неосторожным кажется движение медиатора, но этого не происходит.
Почему так подробно? Да потому что Томпсона в России знают единицы. Но среди них – Борис Гребенщиков (внесен в реестр иноагентов), который не раз включал песни британского музыканта в программу «Аэростат» и привлек Томпсона к записи альбома «Соль»: его соло звучит в «Губернаторе».
Новый альбом, восемнадцатый в карьере Ричарда Томпсона, записан 69-летним музыкантом за десять дней лаконичным, практически архетипичным рок-квартетом (две гитары, бас, барабаны плюс женский бэк-вокал). Альбом удивительно разнообразен: ритм в «The Rattle Within» идеально подошел бы для морской песни-шанти, интро в «Bones Of Gilead» могло бы сделать честь какому-нибудь кафешантанному декадентству в начале прошлого века, а уж если Томпсон затевает петь блюз, то он, как в «The Dog In You», получается не просто грустным, а прямо трагическим. Томпсон не боится небанальных схем, как и банальных: ему, большому поклоннику Эрика Сати, легко даются и рокабилли, и хонки-тонк, и вальс, и даже некоторый панк, и во всех этих стилистических личинах он все равно остается собой, человеком страстным и музыкантом мастерским. То же относится и к текстам, поэтичным, наполненным непростыми образами и аллюзиями – от детских сказок до легенд о короле Артуре. Они по большей части не веселы, но тому есть причина: сам музыкант говорил, что песни эти были написаны в непростой период для его семьи и полны «мрачных видений и шумов». Но тем не менее они совершенно не кажутся депрессивными и угнетенными, и если есть в них горе и беда, то это горе и беда человека сильного и деятельного. Выросший в эпоху прямых высказываний и не боящийся упреков в пафосе, новый альбом Томпсона на фоне работ тех, кто даже вполовину, а то и младше его, выглядит практически революционным. А ведь Томпсон был таким всегда и, даст Бог, таким и останется.
