ВД Трудно поверить, что вы здесь, в России. Каким ветром вас занесло в Петербург?
ДЛ Меня пригласил Теодор Курентзис – музыкант, которого я обожаю, и которым по-настоящему восхищаюсь. Мы познакомились в 2008-м в греческом Эпидавре, во время турне Парижской оперы с балетом «Орфей и Эвридика» в хореографии Пины Бауш, дирижировал Теодор. В тот год Жерар Мортье пригласил его к сотрудничеству с Парижской оперой. Уже тогда мы обсуждали с Теодором идеи возможных совместных проектов, так что как только от него поступило приглашение, я не раздумывая согласилась. К тому же мне давно хотелось побывать в Петербурге, наслышана об этом удивительном городе. Немаловажную роль сыграло и то, что наши с Теодором взгляды, касающиеся философии музыки, совпадают. Вот уже сорок три года я занимаюсь пением – срок немалый, но еще одна моя большая страсть – педагогика. Присутствуя на репетициях Теодора, наблюдая за его работой с оркестрантами, с певцами, ко мне пришло осознание, что эти принципы пересекаются с моими собственными. Теодор думает об искусстве, о том, как донести музыку до слушателя. Я учу комплексно, применяя целостный подход к личности студентов, и убеждена, что у певцов (во всяком случае, у большинства) все идет от головы, наш инструмент находится внутри нас. На мой взгляд, философия воспитания цельной личности очень важна в достижении высоких результатов для молодого артиста.
ВД За все эти годы не получилось выступить с musicAeterna?
ДЛ Нет, наши планы не совпадали, и я лишь острее почувствовала, как поколение Теодора обгоняет мое поколение. Но однажды он спросил, нет ли у меня желания спеть Графиню в «Пиковой даме» Чайковского. Я была занята в предложенные им сроки – пела Графиню в Королевской опере Турина и Дойче опер в Берлине (дебютировала в этой партии). Но, как знать, может быть, однажды звезды сойдутся и мы с Теодором выступим вместе.
ВД Знаю о вашем феноменальном дебюте в «Пиковой даме» от дирижера Валентина Урюпина – музыкального руководителя постановки.
Я не она, поэтому мне так нравится играть графиню.
ДЛ Да, Валентин чудесный, в процессе подготовки к спектаклю у меня сложилось хорошее впечатление о нем. Сейчас вспоминается, как в девятнадцать лет, будучи участницей хора, впервые увидела Магду Оливеро в партии Графини и подумала: «Вот бы мне когда-нибудь спеть эту роль». И когда поступило такое предложение, я тут же приняла его. К тому же постановка оказалась очень интересной: Графиня не выглядела дряхлой старухой, а наоборот, явилась еще достаточно молодой и даже внешне привлекательной женщиной. Она напомнила мне Норму Дезмонд в «Бульваре Сансет» – дива, еще полная творческой энергии, живет лишь в своих грезах. Я пела Графиню на русском, и мне очень понравился язык, поначалу занятия над произношением давались очень нелегко, и пришлось прибегнуть к помощи русскоговорящего коуча. Мои коллеги оценили мои усилия и после премьеры уверяли, что все слова звучали превосходно. Надеюсь, что они не льстили мне из вежливости.
ВД Вы впервые столкнулись с русской оперой?
ДЛ Да, и должна признаться, что русская музыка очень заряжает. Во время сцен без моего участия я не уходила в гримерку, а оставалась в кулисах и слушала – музыка стала для меня настоящим откровением и полностью поглотила меня. Это был первый опыт – оказаться внутри столь экспансивной оркестровки, окруженной крупными, глубокими русскими голосами. Хотя, как известно, Графиня поет у Чайковского и по-французски. Живя в Париже вот уже двадцать лет, я ощущала себя очень удобно в этой партии.
Графиня живет прошлым, но естественное течение времени затягивает ее в воронку приближающегося небытия.
ВД В образе Графини вы не почувствовали, может быть, что-то созвучное своим настроениям?
ДЛ Великолепный вопрос, браво! Все три месяца, что длилась подготовка партии, мы почти каждый вечер дискутировали – и не только о ней, но и обо мне, о моей карьере. Вообще, этот год прошел для меня под знаком Графини, ведь я получила сразу три предложения исполнить ее и была невероятно счастлива! Графиня живет прошлым, но естественное течение времени затягивает ее в воронку приближающегося небытия. Мне это чуждо – я не стараюсь вернуть прошлое, равно как не пытаюсь ускорить встречу с будущим. Мне нравится жить настоящим, и все, что случается со мной, происходит здесь и сейчас. Я не она, поэтому мне так нравится ее играть.
ВД Вы выглядите превосходно, время над вами абсолютно не властно.
ДЛ Спасибо! Театры продолжают обращаться ко мне с предложениями, а я продолжаю их рассматривать.
ВД Секрет вашего долгого творческого пути на оперной сцене – в успешной технике? Богатом природном даровании? Неукротимом желании петь?
ДЛ Все начинается и продолжается в сознании. Я всегда хотела петь то, что хотела и могла петь своим голосом. У меня при всем желании не получилось бы петь голосом Марии Гулегиной или Елены Образцовой, или кого-то другого. Мне довелось выходить на сцену в разном репертуаре – от «Юлия Цезаря» Генделя и «Коронации Поппеи» Монтеверди до «Кармен» Бизе, «Макбета» Верди и «Воццека» Берга. «Воццек» – одна из самых мрачных опер в музыкальной литературе, но мы с баритоном Марком Стоуном провели счастливое время на репетициях, погружаясь в этот сумрак. Я пела и графиню Гешвиц в «Лулу», причем поначалу испытывая неприязнь к творчеству Берга, а сейчас я в нем души не чаю.
ВД Вы же и леди Макбет смогли спеть?
ДЛ Да, в Женеве и Болонье четыре-пять спектаклей в каждой из постановок Кристофа Лоя и Боба Уилсона. Когда Лой задал мне вопрос, есть ли у меня желание разучить эту партию, я ответила ему, что он явно сошел с ума: «После Россини и Генделя – и вдруг леди Макбет?!» На что он хладнокровно парировал: «Возьмите клавир и посмотрите». Я погрузилась в партитуру и увидела там пять пианиссимо, трели, колоратуру и поняла, что это настоящая белькантовая роль. Потом мой муж Давиде сказал мне осторожно: «Дженнифер, не забывай, что ты едешь в Италию – в Болонью, Палермо, где живут знатоки пения». Меня это ничуть не смутило.
ВД А ваше фирменное «блюдо» – барочные и россиниевские колоратуры – как долго вы учились его готовить?
ДЛ Не сердитесь, но я этому никогда не училась – это природный дар. В начале карьеры у меня было небольшое быстрое вибрато, благодаря которому колоратуры получались очень легкими. Сегодня все их норовят сделать инструментальными, как у Вивальди, но генделевские колоратуры совсем иные – они легче и более удобные. Тяжелее всего мне даются самые легкие вещи – и наоборот. Например, когда кто-то предлагает мне спеть арию Керубино Voi che sapete, я восклицаю: «О Боже, это же так трудно!», потому что слишком ровно и выдержанно. Сложные колоратуры я воспринимаю как картину, как прекрасную волну из нот.
ВД Какие впечатления остались у вас от работы с молодыми русскими певицами на мастер-классах?
ДЛ У всех начинающих певцов во всем мире одни и те же проблемы, страхи, мечты… Все стараются быть лучшими. Главное – не торопиться, не нервничать. У певцов здесь, как выяснилось, очень хороший уровень подготовки. По сути, все они уже молодые профессионалы, готовые делать карьеру, кто-то из них, может быть, даже уже где-то засветился. Я лишь приоткрываю для них новые перспективы. Во время мастер-классов я видела, как они ловили каждое мое слово, сконцентрированно, с жаждой знаний. Я ощущала колоссальную ответственность. Иногда мне было сложно озвучить некоторые замечания, так как видела, насколько чувствительны и восприимчивы к критике русские певцы. И все же я ими восхищена. Мне кажется, за неделю мы смогли многого добиться.
ВД С такой русской чувствительностью при расставании наверняка были слезы? Но вы же к ним еще вернетесь?
ДЛ Да, конечно, все начали плакать, но я их уверила, что они не одиноки. Молодые исполнители нередко ощущают давление одиночества. Мы решили продолжать онлайн-уроки, но в декабре и апреле я снова приеду в Петербург.
Юлия Вакула: Бельканто – это про внутреннюю красоту, баланс и гармонию