Мусоргский без драмы События

Мусоргский без драмы

Мариинский театр включил в свой репертуар редкую комическую оперу композитора

Театр Валерия Гергиева не перестает удивлять. В случае с Мусоргским это не то чтобы легко. Художник сложный, не укладывающийся в рамки, он усложнил и жизнь постановщикам: какую оперу ни возьми, придется разбираться в многочисленных редакциях, решать, какая инструментовка более удачна… «Сорочинская ярмарка», поздняя и незавершенная вещь композитора, не исключение. История ее восстановлений началась только в XX веке, к ней были причастны Лядов, Каратыгин, Сахновский, Шебалин. Именно в редакции последнего, созданной в 1932 году для ленинградского Малого оперного, опера сегодня выпущена в Мариинском. В отличие от мейнстримных для композитора народных драм, эта вещь другая: легкая, ироничная, с фольклорным колоритом и мелодичностью. Такой Мусоргский для публики свеж и сулит новые впечатления, в том числе и тем, как это будет представлено на сцене Концертного зала, который за эти годы стал полноценной театральной площадкой (к имеющимся двум).

Мариинский театр, выпуская премьеру, отважился на художественную провокацию – ведь в опере Мусоргского, с ее провинциальными историями любви, флирта, суеверий, немало такого, что сегодня может задеть общество: и украинская речь, и подтрунивание над церковниками, и демонстрируемый на сцене, хоть и оперный, но все же сатанинский шабаш. Но комедия есть комедия, не возразишь ни классикам – Мусоргскому с Гоголем, ни маэстро Гергиеву, абсолютно не подчиняющемуся никакой конъюнктуре и повестке дня, а преследующему, как кажется, исключительно художественные цели.

Илья Устьянцев, режиссер и по совместительству хореограф постановки, не стал ломать привычные оперные стереотипы (вся визуальная этника на виду – солома, крынки, вышиванки, яркие национальные одежды, умело воссозданные Марией Седых). Лишь пунктиром он наметил легкую модернизацию в сценографии: это и висящая оголенная конструкция «хаты» (приготовленная для второго акта) – она и спустится картинно, на цепях, поскрипывающих точно несмазанная телега; и вспыхивающий яркой картинкой экран по всему периметру сцены в массовых эпизодах, и симпатично (как природный фон) задрапированный ряд кресел над сценой, где позднее будет появляться нечисть.

Но пока двоемирие не раскололо сюжет, можно наслаждаться, как певцы органично вошли в роль, как находят особый вкус, смакуя эти «гэ», «шо» и другие диковинные для уха слова. Характеры героев переданы естественно, жизненно, веришь и подхмелевшему философствующему Черевику (Евгений Чернядьев), и искреннему в страданиях пареньку Грицько (Денис Закиров), чей первый мотив так напоминает начало «Весны священной», и женке Хивре – Дарье Терещенко, которая мастерски воплотила все нюансы развернутой и значимой женской партии, разыграв с Андреем Поповым (Поповичем) искрящуюся любовную сценку.

Денис Закиров – Грицько

Но, конечно, самой сильной и противопоставленной привычному укладу стала сцена шабаша на знакомую в оркестровом варианте «Иванову ночь на Лысой горе», дополненную в опере мощной хоровой партией. Здесь Устьянцев виртуозно распорядился всей чертовщиной, заполонившей пространство на сцене и в воздухе – камлающий ли это хор, группа ли танцоров (эффектный выезд на плащах девушек-мертвецов), болтающиеся ли на канатах висельники, или сам Грицько, оказавшийся в своем же беспокойном сновидении активным героем. Голоса звучат ярко, сочно; хор (поименованный камерным в программке), пожалуй, что и перебивает мощью оркестр, лишь иногда встречаются небольшие темповые несостыковки, но они быстро исправляются дирижером Романом Леонтьевым.

Нынешняя «Сорочинская ярмарка» волей-неволей вбирает в себя сегодняшний контекст – оттого внимаешь ей со смешанными чувствами. Но настрой артистов, их заряженность творят чудеса: жизнерадостный финал истории словно топит напряженность, позволяя приобщиться – здесь и сейчас – светлому, доброму, человеческому.

Добротность традиции