Число «70» – для кого-то «благодатная свадьба», для иных – «зеркало судеб», а для Леонида Десятникова – очередной рубеж. Что же дарят современному композитору на юбилей? Конечно, музыку – его собственную. В сочинениях, прозвучавших в этот вечер, малороссийский фольклор и еврейские мелодии переплетались в фирменной фортепианной фактуре.
«Буковинские песни» – очаровательное опровержение мифа о творческих муках. Рожденные «от нечего делать», они стали одним из титульных сочинений Десятникова. Двадцать четыре прелюдии, сотканные из мотивов украинских песен. Истинная tabula rasa. В этой первозданной чистоте каждый отыщет что-то свое. Композитор движется не «поверх» фольклора, он дает ему проговорить себя заново – то трепетно, то игриво, то скорбно.
Миниатюры создавались специально для друга Десятникова – Алексея Гориболя. В «Рассвете» цикл отважился исполнить (не проинтерпретировать!) Ярослав Коваленко. Его игра была лишена тяжести – прикосновения к клавишам создали тот ажурный мир, где фольклор встречается с ироничной композиторской рефлексией. Немного отстраненно, немного с огнем, немного холодно, немного лирично, немного страстно… В слове «немного» нет негатива. «Полутоновые» состояния отлично передают характер музыки: прелюдии ни к чему не обязывают, но и границу дозволенного не переступают. Рояль у пианиста пел, и казалось, ему тихо подпевал зал: слышалось сдержанное «мычание» – будто каждый третий знал наизусть слова всех песен.
После камерной лирики – резкий контраст. Зазвучал цикл «Идиш», в котором композитор, выросший в еврейской семье, возвел «культуру дешевого шика» в абсолют. Настоящее испытание для исполнителей – удерживать хрупкое равновесие между ностальгией и иронией, между «уличной» интонацией и академизмом струнного квартета. Алиса Тен – вместе с музыкантами творческого объединения mader nort и камерного оркестра «Дивертисмент» – справилась блестяще. Ее пение, словно доносящееся со старой граммофонной пластинки, то согревало зал теплой, почти домашней интонацией, то оборачивалось драматическим напором и горькой страстностью. Растворившись в образе героини, Тен донесла до слушателей главное, что заложено в цикле, – уникальный колорит еврейского клезмерства.
Инструменталисты не ограничились ролью аккомпаниаторов, чутко следовали за душевными изгибами солистки, с изяществом и задором выигрывая прихотливые узоры еврейских мелодий. Органично вплетенные в саму ткань повествования, они то вскидывались дружным возгласом, подхватывая вокальную линию, то, в самом конце, по одному покидали авансцену – подобно своим коллегам из капеллы Эстергази в «Прощальной симфонии». Этот многозначительный уход стал не финальным аккордом, а тихим растворением – символизируя угасание целого мира, чьи голоса недавно звучали так ярко.
Праздник проходил в полной темноте, что помогло сосредоточиться на сути музыки. Для «Буковинских песен» это оказалось находкой, обнажив их хрупкую красоту. Но для «Идиш», с его яркими историями о проститутке и ее клиенте, о воришке и его фраере, отсутствие света обернулось невосполнимой потерей. Публика не видела сценического проживания этих образов, а на стенах ДК так и не появились тексты, которые могли бы стать ключом к пониманию колоритных зарисовок.
Тем не менее даже во мраке музыка Десятникова светилась изнутри. Она способна преображать любое пространство – от роскошного зала до бывшего авиазавода. Пусть этот внутренний свет никогда не угасает – как и вдохновение самого Леонида Аркадьевича.