События
Буквально на следующий день после исполнения «Буковинских песен» в ДК «Рассвет» в «Новой Опере» прозвучала музыка балета «Утраченные иллюзии». Это была не сюита – формат, в котором обычно балетные партитуры адаптируют для концертов, как это делали Стравинский или Прокофьев, – это было именно полноценное исполнение музыки, написанной Леонидом Десятниковым для постановки Алексея Ратманского в 2011 году в Большом театре.
Играл оркестр «Новой Оперы» под управлением Федора Леднёва. Солировали Валерия Пфистер (меццо-сопрано) и молодой Валентин Малинин (фортепиано). В титрах аккуратно сообщалось содержание эпизодов (по материалам либретто Владимира Дмитриева), так что не потеряться в событиях балета мог даже самый неискушенный слушатель. Сто минут музыки с одним антрактом вылились в, пожалуй, самый масштабный, по крайней мере в Москве, академический жест в адрес юбиляра.
Прекрасные навыки десятниковских «игр со стилем» в этом балете обусловлены «матрешечным» сюжетом, главный герой которого – композитор Люсьен, – помимо внятной лирико-любовной линии, предстает автором двух, дивертисментами инкрустированных в сюжетную канву балетов: «Сильфида» – для его возлюбленной балерины Корали, и «В горах Богемии» – для бесталанной балерины Флорины. Понятно, что в первом случае композитор пишет «хорошую музыку», а во втором – «плохую», и это довольно смешное композиторское задание Десятникову. В собственных музыкальных характеристиках Люсьена, ради которого в партитуру вписана объемная фортепианная партия, трудно не угадать автопроекций самого Десятникова, начиная с аллюзии на его давнишний фортепианный дуэт «В сторону Лебедя» и заканчивая «шопеновским коктейлем» (меланхолия плюс порывистая виртуозность) из «Буковинских песен».
Для тех, кто давно значится в «клубе поклонников Десятникова», конечно, радостью было повстречать, словно добрых друзей, и «клезмерские» интонации кларнета (из музыки к фильму «Закат»), и «романсы» на стихи Тютчева для меццо-сопрано (с отдаленным мерцанием мелодии Равеля из музыки к фильму «Москва»), и фирменные гармонические модуляции (из танго-обработок Пьяццоллы), и «крякающие духовые» («кукольно-балаганный» прием из балетов Стравинского). Из менее знакомого – то, как по-гаврилински в музыке «Утраченных иллюзий» оказались решены отрицательные персонажи: банкир Камюзо и Герцог, во время «карнавала» у которого герой теряет голову, оказываясь в ловушке интриганов и тем самым лишаясь композиторского самостояния. Из хоть и прогнозируемого, но впечатлившего – аллюзия на «Пиковую даму» Чайковского («Уж полночь близится, а Германа все нет…») в эпизоде, где возлюбленная ожидает загулявшего на карнавале Люсьена.
Все это библиотечное эрудитство, эта дивная «музлитературная» многослойность, посредством которой Десятников откомментировал сюжет «Утраченных иллюзий», на концерте тем не менее отчаянно нуждались в фигуре проводника. На премьере в Большом это был пианист Алексей Гориболь, наделенный энергией по-хозяйски «взвинчивать» своим фортепиано любой сопровождающий состав, вплоть до оркестра, а тут Гориболя не было. Но дело, вероятно, и в том, что ситуация конкретно этого балетного заказа Десятникову, сделав его партнером постановщиков «Утраченных иллюзий», до известной степени обрекла композитора на следование сюжетному нарративу, в объемах которого его по-фирменному обжигающий стилистический концентрат растворился, как флакон эликсира – в бутылке с водой.
Вообще говоря, лучшие балеты на музыку Десятникова – это балеты на его уже готовые сочинения. Как, например, «Вываливающиеся старухи», поставленные Ратманским на музыку вокального цикла «Любовь и жизнь поэта», или его же «Русские сезоны» в Большом театре, а затем и в New York City Ballet. Привычный термин «постмодернист» тоже на самом деле не передает того неповторимого очарования, которое содержится в музыке Десятникова, «вскормленного» (по его словам) «кухонной радиоточкой». «Мерцающую идентичность» этой музыки витаминизируют «этнические настои» (еврейский – от «Эскизов к “Закату”» до цикла песен «Идиш»; китайский – «Путешествие Лисы на Северо-Запад»; русский – от кантаты «Пинежское сказание» до симфонии «Зима священная»; английский – «Свинцовое эхо» на стихи Хопкинса для голоса и инструментов). Музыка Десятникова всегда настраивает на любование – как всякий образец «стилистической каллиграфии»; всегда настаивает на подробном вслушивании – как любой шедевр со сложносочиненным контекстом; и всегда вступает в лирический резонанс с твоим собственным нигилизмом – как всякая форма любви к независимости от навязываемых стандартов.
Дни десятниковского семидесятилетия обернулись для ценителей его искусства негласным чемпионатом в изобретении как можно более точных фраз об авторе и его творчестве. Надо признать, никто еще не нашел самых точных слов, поскольку это попросту невозможно. Так вот, когда композитор, как и его музыка, «ускользает» от сторонних формулировок, это и значит, что речь идет об очень хорошем композиторе. Чествования Десятникова продолжатся до 5 июня 2026 года.
