События
«Музыкальная жизнь» начинает цикл публикаций о домах-музеях композиторов и людей театра. Принцип отбора – отдаленность от больших городов. Как живут сейчас старинные дома и усадьбы, для кого работают, что показывают? И как, в конце концов, до них добраться?
Дом-музей Николая Андреевича Римского-Корсакова в Тихвине открылся после долгой реставрации год назад. Это музей детства: здесь будущий композитор родился и жил до двенадцати лет, после чего уехал учиться в Морской кадетский корпус в Петербург и посещал старый дом лишь наездами. Последний раз был там в восемнадцать, когда хоронили отца. Соответственно – никаких материалов к операм, никаких будущих творческих связей. Только детство, только семья, вдруг вырастившая гениального композитора. В семье звучала музыка, в небольшом доме стоит фортепиано «Лихтенталь», что помнит занятия маленького Ники, но главная история дома – не об уроках музыки. А о музыке отношений, что создавала семья. О чудесном детстве, в котором у ребенка есть любящие родители и до кропотливости заботливый старший брат – и одновременно своя собственная территория в мезонине.
Посетители после музейного гардероба начинают шествие по череде старинных комнат. Из передней – в кабинет отца композитора, где портрет Павла I и масонские знаки хозяина дома (и сразу в воображении прорисовывается эпоха и воспитание Андрея Петровича Римского-Корсакова). Оттуда – в столовую, где в стеклянной горке собраны подлинные вещи семьи: сливочник, кофейная пара и серебряная ложка, слегка покореженная любимым попугаем хозяйки – с этой ложки она его кормила. Семейные портреты на стенах, а на ломберных столиках – шкатулки. Морской офицер Воин Римский-Корсаков, появившийся на свет на 22 года раньше младшего брата Николая, не жил с ним в одном доме – его носило по морям и волнам – но изо всех странствий он присылал родителям и брату диковинки. И в двухэтажном доме на берегу скромной речки Тихвинки царило волшебство путешествий, воображение утаскивало мальчишку из спокойной провинциальной жизни в невиданные страны и моря. Можно сразу себе представить, как ребенок прикладывает к уху гигантскую глянцевую ракушку, как осторожно проводит пальцами по подаренной маме братом шкатулке, сделанной из игл дикобраза, и как зачарованно смотрит на череп альбатроса (!), заботливо водруженный на полочку над детской кроватью. Этот дом – милый, уютный, такой, казалось бы, обыкновенный – будоражил фантазию и дарил чувство чуда будущему автору «Салтана», «Китежа» и «Золотого петушка». А окна дома выходят на старинный Успенский монастырь – перейди только речку по мосту, и ты у древних стен. И ежедневный звон колоколов тоже вплетается в воображение ребенка, выстраивает его музыкальный мир.
Некоторые предметы мебели в музее не принадлежали семье композитора, они просто воспроизводят «дух эпохи», но все же, как замечает заведующая Анастасия Коновалова, музей считает себя богачом – в нем 330 мемориальных вещей. Особенно ценный экспонат – рояль Николая Андреевича Римского-Корсакова, принадлежавший ему в течение тридцати лет. «Беккер» изначально появился не в этом доме – композитор купил его уже в 1872 году, после возвращения из свадебного путешествия, и жил инструмент в Петербурге – кроме хозяина дома, он помнит Чайковского, Мусоргского и Бородина. После революции дочь Римского-Корсакова была вынуждена продать инструмент, он сменил несколько частных хозяев, и лишь в 1960-х годах его разыскал сын композитора, и музей сумел выкупить сокровище. У инструмента – трещина через всю деку, и, соответственно, его нельзя использовать в концертах. Все мастера, которых призывал музей, предлагали полностью заменить «начинку» инструмента – на что хранители, естественно, пойти не могли. Поэтому красавец из палисандрового дерева остается только величественным музейным экспонатом – а многочисленные титулованные визитеры играют на «Бехштейне», что установлен в здании Полковой церкви, также принадлежащей музею, – там сотворен маленький, на три десятка мест, концертный зал.
В углу гостиной, где царит рояль (она же бальная зала) стоит, кажется, книжный шкаф? Нет, так замаскирован проход из парадной части дома в «домашнюю», где раньше находились спальни хозяев. Теперь там экспозиция, посвященная взрослению маленького Ники: письма, что отправлял его брат родителям (он, кажется, был чуть-чуть занудой и подробно инструктировал отца и мать, как следует физически и интеллектуально развивать ребенка), и письма, что присылал подросток уже из Петербурга (стараясь подражать брату в методичности и транслируя его же самоуверенность в посланиях к матери, в духе «ты, наверно, уже забыла, как называются важные звезды, а называются они вот так»). Из этой маленькой комнаты крутая лестница ведет в мезонин, где жили птицы и будущий композитор. Мать семейства любила птиц, держала их во множестве – и они часто свободно летали по дому (сейчас службу за всех несет единственный волнистый попугайчик в клетке). А в пространстве, выделенном мальчишке, была не только кровать и прочие спальные вещицы, но и (сделанный по совету брата) «кабинет» с рабочим столом – чтобы с детства приучался работать.
Именно эти комнаты производят наибольшее впечатление на учеников местной детской школы искусств, которые регулярно приходят в музей на занятия, а лучшие из них удостаиваются чести сыграть на рояле в Полковой церкви. Поскольку дом – исторический памятник, дирекция не может встроить подъемники и как-то упростить попадание посетителей в мезонин, в который и здоровому взрослому человеку нелегко подняться по узкой и круто изгибающейся лестнице. Поэтому для людей с ограничениями по здоровью экскурсии ограничиваются первым этажом – но не все из них с этим согласны. Заведующая музеем вспоминает, как к ним приехала экскурсия с детьми в инвалидных колясках – и матери, решительно взяв подростков на руки, несли их по лестницам. Объяснили просто: «Когда они вырастут, мы уже не сможем их поднять, пусть сейчас посмотрят, это важно».
Местные дети, организованные экскурсии из Петербурга, энтузиасты, добирающиеся своим ходом, – музей не пустует, более того, в отзывах на дирекцию постоянно кто-то обижается, что, мол, нет билетов. Дело в том, что дом очень невелик и одновременно в нем могут находиться не более двадцати человек. Для организованных экскурсий выделены специальные отрезки времени, и такие же часовые отрезки предназначены путешествующим энтузиастам. Как только число странников превышает возможности музея – он закрывает двери. Поэтому надо планировать путешествие очень заранее, и с расчетом, что, возможно, придется погулять в округе пару часов (что не проблема: соседний монастырь предлагает отличную экспозицию и весьма впечатляющую кухню). Меж тем добраться до Тихвина непросто. Автобусы от петербургского автовокзала до местной автостанции идут то раз в час, то раз в два часа – и в пути они находятся минимум три с половиной часа (а еще бывают пробки). Пробки актуальны и для тех, кто отправляется на машине (летом бывало до шести часов…). Электрички и «Ласточки» по будним дням ходят только вечером (приезжаешь – музей уже закрыт), по выходным добавляется одна в семь утра (ну, кто рано встает…). Спасает отправляющийся с Ладожского вокзала сыктывкарский поезд – три часа, и вы на родине композитора. Но кто сказал, что паломничество – легкое дело? Этот маленький дом с вышивками бисером, письмами, игрушками и черепом альбатроса, что когда-то превратились в великую музыку, определенно стоит потраченного времени и сил.
