Релизы
«Фирма Мелодия» продолжает переиздание легендарных записей Геннадия Рождественского. В этом альбоме – пять сочинений, впервые исполненных в нашей стране под его управлением в середине 1970‑х и собранных под одной обложкой в 1977‑м; все они вдохновлены творениями великих художников – Клее, Гольбейна, Халса, Рубенса, Пикассо. Все пять принадлежат современникам Рождественского – это венгр Шандор Вереш, австриец Цезарь Бресген, голландец Вим Франкен, итальянец Отмар Нуссио и канадец Гарри Сомерс. Полвека назад публика Рождественского явно слышала эти сочинения впервые, многие услышат впервые и сейчас: три из пяти, похоже, увековечены на альбоме в первый и единственный раз. По крайней мере, следов других записей отыскать не удалось, и здесь трудно не отдать должное Рождественскому с его неутомимой страстью к поиску редкого, малоизвестного и интересного.
Все произведения созданы в 1950–1966 годах, формально будучи вполне актуальной музыкой и для 1977‑го; эстетически же они тяготеют скорее к первой трети ХХ века – к творчеству Бартока и композиторов «Шестерки», к неоклассицизму Стравинского и Хиндемита. Исключение составляет лишь первый номер программы – «Посвящение Паулю Клее» для двух фортепиано и струнного оркестра Вереша. Здесь блистают пианисты Александр Бахчиев и Елена Сорокина, хотя сочинение записывали и другие знаменитые мастера – в том числе Андраш Шифф и Денеш Варьон, Андреас Грау и Гётц Шумахер. Музыка Вереша в России практически неизвестна, хотя он весьма самобытный композитор с отличной школой: был учеником Бартока и Кодая, затем – педагогом Куртага и Лигети, а позже воспитал целое поколение швейцарских композиторов, включая Хайнца Холлигера.
«Посвящение», семь частей которого вдохновлены семью картинами Клее, – далеко не самое индивидуальное сочинение Вереша; в нем заметны и влияние Бартока, и успешное его преодоление. Эпизод «Огненный вихрь» звучит поистине пугающе, в следующем за ним «Старом колоколе» солисты демонстрируют чудеса взаимопонимания, а от «Собрания камней» хочется плясать, несмотря на прихотливость ритма. Финальный «Маленький голубой черт» словно объединяет все самое подвижное из предыдущих частей, а дьявольское соло скрипки явно навеяно «Историей солдата» («Сказка о беглом солдате и чёрте, играемая, читаемая и танцуемая») Стравинского. Сюиту для двух фортепиано и ударных «Картины смерти» Бресгена по гравюрам Ганса Гольбейна было бы впору также назвать отличной музыкой, не будь она так похожа на сонату Бартока для того же состава. Ее тень стоит за каждым из быстрых эпизодов сюиты, тогда как в медленных автор гораздо изобретательнее, в том числе в последнем; к Бахчиеву и Сорокиной здесь присоединяются исполнители на ударных Валентин Снегирев и Михаил Аршинов.
На удивление близки друг другу «Портрет Франса Халса» Франкена и «Рубенсиана» Нуссио: оба сочинения написаны для камерного оркестра с развернутой партией клавесина (здесь великолепен Михаил Мунтян – еще один легендарный музыкант), оба пропитаны квазибарочным духом, а Франкен еще и цитирует своих земляков Свелинка и Валериуса, и слова «убедительно, как цитата» здесь вдвойне кстати. Тем более свежо звучит «Пикассо-сюита» Сомерса, и можно даже не знать, что он был учеником Дариуса Мийо – это слышно с первой же ноты лихого регтайма, открывающего и завершающего сюиту. Разные периоды творчества Пикассо отражены в ее частях, самая яркая среди которых – «Кубизм», где сочетание фортепиано и духовых напоминает «Экзотических птиц» Мессиана. На момент выхода альбома «Музыка и живопись» в 1977‑м все пятеро композиторов были живы; все они покинули этот мир еще в прошлом столетии – за исключением Франкена, умершего в 2012‑м.
