Ломакиных не сломать

Символично само включение Stabat mater в программу «Шереметевских ассамблей». Во-первых, его автор Гавриил Ломакин родился крепостным в вотчине известных меценатов графов Шереметевых – слободе Борисовке (сорок верст от Белгорода). С детства зарекомендовал себя одаренным певчим, получил от хозяев вольную, пел в Шереметевской капелле в Петербурге, ее же впоследствии возглавил. Стал одним из виднейших русских вокальных педагогов и композиторов, чьему перу принадлежит множество романсов, духовных хоровых сочинений.

Во-вторых, фестиваль «Шереметевские музыкальные ассамблеи» при своем рождении в 2012 году получил напутствие одного из носителей знаменитой фамилии, Петра Петровича Шереметева, известного культурного деятеля, ректора Парижской Русской консерватории имени Рахманинова, председателя Международного совета российских соотечественников. Приехав по приглашению устроителей праздника на его инаугурацию, он с радостью отметил, что дела шереметевского рода живут и крепнут на Белгородчине, приведя в пример посаженную еще сподвижником Петра Первого Борисом Шереметевым Борисовскую дубраву, которая теперь стала заповедником.

В этом наблюдении Петр Петрович бы только укрепился, если бы приехал и на нынешний фестиваль. Stabat mater Ломакина – еще один «шереметевский» след в русской культуре. Который драматическим образом мог из нее исчезнуть, если бы не энтузиасты…

Премьера кантаты Stabat mater состоялась в 1865 году в Дворянском собрании Петербурга. Не вполне понятно, отчего русский православный композитор обратился к латинскому тексту. Возможно, это был заказ от столичной католической общины. Если так, то он пришелся кстати: Гавриил Якимович объездил пол-Европы и, конечно, хорошо знал западные музыкальные традиции. Сочинение получило добрый отклик – в частности, от Милия Балакирева, друга Ломакина, с которым они вместе открыли и направляли Бесплатную музыкальную школу. О высокой оценке партитуры главой «Могучей кучки» говорит то, что 22 года спустя, на юбилее Бесплатной школы, Милий Алексеевич исполнил одну из частей кантаты – самого Ломакина к тому времени уже не было в живых.

Однако потом о сочинении забыли. Как рассказала мне руководитель Академического хора Белгородской государственной филармонии Елена Алексеева, партитуру нашли в начале ХХ века «на чердаке одного московского особняка в ужасающем состоянии». Были многочисленные попытки привести ноты в порядок. Но систематически за дело взялись только к следующему рубежу столетий – белгородский музыковед Юлий Горяйнов, посвятивший жизнь исследованию творчества Ломакина и его земляка-­предшественника Степана Дегтярева, завкафедрой хорового дирижирования Белгородского института искусств и культуры Александр Головин и преподаватель кафедры хорового дирижирования и искусства народного пения Губкинского филиала БГИИК Тамара Гузуева. Фрагментарно Stabat mater несколько раз звучала, однако лишь теперь дело дошло до полного исполнения всех восьми частей кантаты под управлением Рашита Нигаматуллина. Для этого, говорит Елена, понадобилась большая редакторская работа по исправлению ошибок, очевидно, допущенных переписчиками, и по восполнению утрат. Так, буквально за три дня до концерта обнаружился отсутствовавший до того значительный хоровой фрагмент. Кто знает, не случатся ли подобные находки и в дальнейшем…

Но уже сейчас можно вынести суждение о кантате как о сочинении весьма серьезном и умелом. По стилю оно ориентируется на классицизм начала XIX века. Материал скорбно-торжественного оркестрового вступления подхватывается хором. Внезапно, с тремоло литавр и грозными мотивами, возможно, навеянными 9-й симфонией Бетховена, вторгается бурно-драматичная часть «Cuius animam gementem». Ярким контрастом вводится ария меццо-сопрано «Eia mater, fons amoris» (великолепная солистка Белгородской филармонии Оксана Никитина) с трогательными отыгрышами гобоя, струнных, валторны, с сумрачно-запутанными модуляционными ходами, говорящими, не исключаю, о хорошем знакомстве с самыми «авангардными» страницами моцартовского Реквиема. После щедрой имитационной полифонии раздела «Fac ut ardeat cor meum» «хорал» деревянных духовых (какая слитность и чистота интонации – такую и в столице не часто услышишь!) предвосхищает следующую мистически возвышенную часть «Sancta mater, istud agas». Между прочим, несмотря на католический обычай сопровождать литургическое пение инструментальной игрой, многие куски кантаты – например, «Fac ut portem Christi mortem» – идут с минимальным оркестровым сопровождением, а то и вовсе без него. В такие моменты понимаешь, что между музыкой разных ветвей христианства нет непроходимой грани: подобное вполне могло бы звучать и в православной духовной композиции, которые тоже писал Ломакин. Наконец, роскошная сверкающая фуга, сделавшая бы честь любому из признанных классиков, венчает музыкальный образ Богородицы, который рисует нам произведение, подобно богатому окладу, довершающему торжественный вид старинной иконы.

Разумеется, этот драгоценный образ не мог один составить содержание вечера, требуя обрамления. Им в первом отделении стали арии из опер Римского-Корсакова, Чайковского и Рахманинова в исполнении уже знакомой нам Оксаны Никитиной и прекрасного молодого баритона из Петербурга (театр «Санктъ-Петербургъ Опера») Владимира Целебровского.

А во втором отделении нам представили диптих из произведений Чайковского – кантаты «Москва» и увертюры «1812 год». Эти композиции, в отличие от кантаты Ломакина, никак не отнесешь к музыкальным редкостям, но вот в таком соединении, честно говоря, слышу их впервые. А в нем – большой смысл: становится очевидно, насколько партитуры друг с другом рифмуются, от общего патриотического тона до такого приема, как имитация православного пения в начальных оркестровых разделах. Впрочем, в увертюре, отталкиваясь от этого момента, некоторые исполнители вводят реальный хор, поскольку Петр Ильич здесь в партиях альтов и виолончелей (а в коде это весь оркестр плюс дополнительная медная группа) процитировал церковный гимн «Спаси, Господи, люди твоя». Именно эту, наиболее сложную и эффектную редакцию избрали белгородцы. Звучало убедительно – особенно та страсть, с которой струнники буквально бросались на драматичную главную тему аллегро. Да и все группы оркестра выглядели достойно. Достаточно сказать, что не только на протяжении увертюры – за всю насыщенную программу не случилось ни одного валторнового кикса; а уж такой капризный инструмент, как валторна, раз-другой за вечер обязательно подкачает даже в самых лучших симфонических коллективах.

Справедливости ради замечу, что звук, особенно у скрипок, оркестру все же надо совершенствовать. Не исключаю, что проблема тут элементарно в качестве инструментов, и тогда это вопрос чисто денежный: готова ли область выделить коллективу, важному для ее имиджа, несколько миллионов рублей на покупку фирменного инструментария – а возможно, выиграть эти средства по какому-нибудь из федеральных грантов? А может, эти деньги дадут меценаты, которые у филармонии тоже есть – знаю, например, о ее добрых отношениях с колхозом «Победа» из Шебекинского района, чьи представители с восторгом слушали концерт открытия «Шереметевских ассамблей».

Есть и другое направление решения проблемы – улучшить акустику зала. Он в шикарно перестроенном, одном из лучших в стране филармоническом здании – самое слабое звено, доставшееся в наследство от бывшего ДК железнодорожников. Тем более культурным властям следует обратить внимание на эту дисгармонию. Сейчас, показал мне художественный руководитель филармонии, дирижер Евгений Алешников, над сценой повешены отражающие панели. Но этого явно мало. Думаю, московские специалисты-акустики вполне могли бы подсказать, что делать дальше.

Наконец, возьму на себя смелость предложить самое простое: резко уменьшить, а то и отключить вовсе подзвучку, которая сейчас, уж простите за откровенность, убивает живой звук, заменяя его режущим уши жестяным громыханием, как на самом распопсовом эстрадном концерте. И если еще хор, заглубленный в арьерсцену, действительно, может быть, надо чуть поддержать микрофонами (хотя все равно это преступление против живых голосов), то точно никакой подзвучки не требует богатый и сочный вокал таких певцов, как Оксана Никитина и Владимир Целебровский.

Ну а пока – с началом фестиваля вас, белгородцы! Кстати, это именно фестиваль, праздник искусств, а не просто цикл концертов. Например, в фойе развернута выставка живописи семейства Ломакиных из фонда Белгородского государственного художественного музея. Как рассказала заведующая его научно-экспозиционным отделом Галина Половина, ломакинский род выделялся разносторонней одаренностью. Сын Гавриила Якимовича Владимир Гавриилович, агроном по профессии, директор Никитского ботанического сада в Крыму, по призванию был художником-пейзажистом. Внучка Мария Владимировна, ученица Петрова-Водкина, стала уже профессиональной художницей, чей утонченный лирический дар, однако, не дал ей пробиться в знаменитости в пору соцреалистического официоза, и яркий творческий потенциал этой выдающейся женщины начал открываться нам только в последнее время.

Впрочем, и это ведь тоже по-ломакински – раскрыться в полной мере не современникам, а потомкам. Талант долгого действия…