Под знаком «семь»

«Белоснежка» появилась на свет в 2004 году усилиями венгерской команды авторов: Тибор Кочак (музыка), Дьюла Харангозо (хореография), Кентавр (сценография), Рита Велих (костюмы). Получился театральный парафраз знаменитого диснеевского мультфильма 1937 года – его отанцованная версия. Помимо сказочного сюжета и ярких костюмов внимание детской аудитории поддерживает энергичная музыка, интонационные истоки которой явно почерпнуты из шлягерных мелодий (тут и песенка Антонио Спадавеккиа из советского фильма «Золушка», и клезмерские наигрыши и даже квазикитайские лады). Декорации, словно объемные картинки из красочной книги, погружают зрителя и в дворцовый сад, и на опушку леса, и на рудник, превращающийся в двухъярусный домик гномов, и в комнату мачехи с огромным зеркалом и алхимической кухней. Вся эта милота искупает заурядность хореографии, затянутость игровых сценок с гномами, ловлей бабочек и подметанием сада. Самого танца тут немного (да он и не главный в спектакле), и все же, чтобы публика не забывала, что пришла на балет, хореограф предусмотрел несколько виртуозных па для солистов. А маленький зритель, следящий за понятной фабулой, был в восторге от недолгого и красивого зрелища: общая мажорность с победой над мачехой и воскресшей из гроба Белоснежкой не дала ему заскучать.

Другой балет «Модильяни – проклятый художник» (2012) сделан для взрослых, но по типу «Белоснежки» с обескураживающей детской простодушностью и непритязательно по хореографии. Трагическая история, которую можно окрестить как Модильяни и 7 женских видений, подана будто схематичная иллюстрация биографического опуса из серии «Жизнь замечательных людей». Ну а семь, видимо, потому что цифра эта значимая – семь дней недели, семь цветов радуги, семь чудес света, семь нот, семь кругов ада или седьмое небо.

Музыка Тауно Айнтса образно рыхлая. Костюмы Лийны Кеэваллик утилитарны. В либретто Ирины Мюллерсон и Тоомаса Эдура (его же концепция сценического оформления, он же и хореограф-постановщик) акцент сделан на скандальных атрибутах жизни Модильяни и на его видениях.  Затея спорная. Бытовые сценки выхолостили нечто живое, отбросили что-то ценное. Соотношения с редким типом человека, который содержал в себе огромные пространства, огромные энергии и огромные амбиции, не случилось. В балете будни Модильяни заполнены бутылками вина, проститутками, увесистыми пощечинами неофициальной жене Жанне Эбютерн.  А мольберты, полотна, кисти, карандаши и приступы туберкулезного кашля в духе вердиевской Травиаты завершают описательный портрет живописца.  В пьяном угаре Модильяни не только обнажает свой зад, но ему видятся ожившие полотна в жанре ню. Обнаженных женщин шесть, и с каждой Модильяни исполняет по несколько па, а седьмая появляется будто из тела спящей Жанны как образ вдохновения. Эти же девы в облегающих костюмах телесного цвета с нарисованным лобковым треугольником на поднятых руках унесут художника и в последний путь. А в завершение Жанна выбрасывается из окна. С небес летит ее сиреневый газовый платок, подаренный Модильяни, как символ бессмертной любви…

Можно было ожидать от экс-премьера Английского национального балета постановки в духе Кеннета Макмиллана, в известных балетах которого тоже есть и проститутки, и наркотики, и пьяные загулы, но везде соблюдены чувство меры и   уместность мизансцен и выражения душевных состояний.  Неожиданно эстонцы представили балет в плакатном духе, что уже в 60-70-е годы прошлого столетия выглядело старомодно и плоско. Кроме того, XXI век динамично меняет ощущение музыки, театра, стиля исполнительства в балете, требуя от современного постановщика  неизбитой интерпретации.

Анна Ахматова писала, что «все божественное в Модильяни только искрилось сквозь какой-то мрак. Он был совсем не похож ни на кого на свете». Ну а балетная история получилась банальной и пластически скромной о разгульном пропойце.