Наталья Зимянина: Я выбрала только те сюжеты, где ничего не нафантазировала

АП Ваша книга вряд ли состоялась, не будь вы музыкальным критиком. Как вы попали в профессию, и каким был ее уровень на том этапе?

НЗ В детстве мне выписывали журнал «Музыкальная жизнь». В 60-е годы он был катастрофически неинтересный. Но я любила его из-за нотной вкладки, которую всегда целиком выучивала. Через десяток лет, работая переводчицей на конкурсах Чайковского, я в ужасе стала читать то, что про этот конкурс пишут. Я накатала свой довольно большой материал о пианистах и отнесла его в «Комсомольскую правду». Что касается уровня журналистики в то время, то про эти наборы клише даже смешно говорить. В журнал «Юность» я написала материал о Святославе Рихтере просто потому, что про него невозможно было читать: сплошной елей, общие, неточные слова. Ну а в начале 90-х чешские переводчики уже никому были не нужны, и я пошла в газету «Вечерний клуб» музыкальным обозревателем.

АП Какое место занимала академическая музыка в СМИ в то время?

НЗ Неизменно ужасное. На полосах культуры на первом месте всегда стояло кино, на втором – театр, на третьем – арт, а где-то уже потом – классическая музыка. И в самом конце – балет.

АП Как вы перешли к «серьезным» формам, и что, собственно, было до всего этого «От До до До»?

НЗ «От До до До» – книжка не дебютная, но здесь я впервые пишу от своего имени.

Первая моя книга была посвящена Станиславу Нейгаузу. Как редактор-составитель я с головой окунулась в переделкинскую жизнь, вместе с фотографом мы обработали, наверное, два мешка фотопленок. Было записано огромное количество интервью с музыкантами. Ее хотели переиздать, но там невозможно разобраться с авторскими правами.

Вторая адская работа – «Два часа после концерта». Я очень дружила с Верой Васильевной Горностаевой. Она много гастролировала и отовсюду мне присылала письма (их фрагменты потом вошли в книгу как «Записки гастролера»). Она писала в разные газеты, но довольно кондово. Я ей сказала, что, если отжать всю воду, получатся отличные статьи. Я от руки переписала в «Останкино» ее телепередачи. Через два года книжка вышла. К сожалению, мы очень кроваво поругались, после того как я увидела, что во втором издании книжки, которую расхватали, просто убрано мое имя!

Третья книга получилась потрясающая. У нас на филологическом факультете был преподаватель Владимир Николаевич Турбин, литературовед, редкий умница и оригинал. На филфаке на него смотрели косо. Мы с ним очень подружились, и, уже работая в издательстве «Художественная литература», я предложила ему сделать сборник его рецензий. Ведь он писал в газеты и журналы за копеечные гонорары, видя свою миссию в том, чтобы запечатлеть новые имена. Выслушав его протесты, дескать, все эти тексты давно устарели, я придумала: «А вы напишите к каждой рецензии постскриптум с позиции сегодняшнего дня!» И он загорелся. Но редакцию закрыли, все рухнуло. А года через два после его смерти мне позвонила его жена Олечка: «Я тут разбираю стол Владимира Николаевича, а он ведь всю эту книгу сделал!» Он ее всю натюкал на машинке с постскриптумами. Представляете?! Рукопись этой книги «Эра Водолея» понравилась великому философу – Георгию Гачеву, и он написал послесловие.

АП «От До до До» – результат ваших встреч с академическими музыкантами, начиная с 60-х годов. Все это время вы вели записные книжки?

НЗ Все проще. Я никогда не выбрасываю программки. И на них я обычно что-нибудь мелко записываю на концертах. Глава, посвященная Бертману, целиком построена на подлинном материале. Мы познакомились, когда ему было года двадцать три, и я все за ним записывала. Когда появились мобильники и началась SMS‑переписка, я подарила ему четыре тома (!) наших смс. Ну и как я могла выкинуть письма Кисина? Как можно выкинуть письма или сообщения Чернякова?

АП Как вы думаете, то, что вам удалось расположить к себе такое количество серьезных музыкантов, случилось благодаря вашей любви к музыке или вашей музыкальной подготовке?

НЗ Я пишу только о том, что я очень хорошо знаю. А беседовать со своими героями стараюсь так же, как мы с вами это делаем сейчас. Я много преподавала, что предполагает фасилитативность (это очень модное теперь слово означает способность к легкому общению).

АП Делая подобную книгу, автор сталкивается с серьезной проблемой: герой повествования часто боится выглядеть в неприглядном свете и неистово лезет в процесс. Вы с этим столкнулись?

НЗ Я согласовывала материалы со всеми. Никто не поправил ни слова. Забавно было с Митей Черняковым. Это – совершенно необыкновенный человек, которого наша страна, в общем-то, потеряла. Просто удивительно, с каким снобизмом и презрением к нему относится Большой театр. Заявляют: «Вот когда Черняков будет ставить то, что нам нужно, тогда он у нас будет работать». Я послала Мите визировать текст и получила ответ: «Дорогая Наташа, это ваша авторская проза, ничего тут править не могу и не буду. В общем-то, все это ваши фантазии». Тут я, конечно, прибалдела, потому что мной выбраны только те сюжеты, где я ничего не нафантазировала. А иногда хотелось бы. Я решила переиграть Чернякова, хотя переиграть его трудно. Я написала: «Дорогой Митя, отметьте мне в тексте, что´ вам кажется моей фантазией, а я после каждой такой фразы или предложения в скобочках буду писать “впрочем, Черняков считает, что это мои личные фантазии”», на что получила ответ: «Нет, ничего не трогайте, мне все очень нравится».

Некоторые главы рождались из постов в Facebook (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Например, в день рождения Алеши Султанова я получила, наверное, 1000 откликов!

Что касается музыкальной подготовки: я училась у очень сильного педагога по фортепиано, много выступала на сцене. Делая книжку, я ни на кого не ориентировалась, писала в свое удовольствие. Я была почти уверена, что эту книжку не воспримут музыканты, они ее и не восприняли.

Делая книжку, я ни на кого не ориентировалась, писала в свое удовольствие. Я была почти уверена, что эту книжку не воспримут музыканты, они ее и не восприняли

АП Не восприняли музыканты – герои ваших книг? Или какие-то рядовые мастера нот и клавиш?

НЗ Абсолютно рядовые. Это люди из типичной музыкальной среды, которую я ненавижу! Из нее когда-то сбежала моя Ундина Михайловна Дубова-Сергеева, гениальный педагог, красавица, фантастическая пианистка, ученица Блуменфельда, Николаева и Ней­гауза. Так что люди, которые пишут «какое право вы имеете ставить их всех (героев книги. – Авт.) в один ряд», очень смешны. Да никакого! Это просто люди, которые по какой-либо причине сыграли в моей жизни огромную роль.

АП А кто сказал вам про книгу самые важные для вас слова?

НЗ Ольга Ростропович. Она очень меня поддержала, сказав: «Папа как живой».

АП Много ли материала осталось за бортом?

НЗ Очень. Например, я не написала про композитора и пианиста Ваню Соколова. Он – огромная глава в моей жизни. Авангардный композитор, замечательный пианист, учился у Льва Николаевича Наумова. Я просто мечтаю написать о Тане Гринденко и Володе Мартынове. У меня просто не хватило духу рассказать про две такие глыбы. В эту книгу вошли истории, которые устно обточены в рассказах для моих друзей. Они меня все время упрекают: «До тебя никогда нельзя дозвониться. Ты вечно на концертах, ты все время что-то пишешь». На что я говорю: «Ну вот у меня такая жизнь!» и начинаю им рассказывать. И добиваюсь их полного понимания.

 

_________

*Пианист Евгений Кисин признан иноагентом в РФ