Слава нашему маэстро,
повелителю оркестра

Гала-концерт в честь юбиляра по традиции вел Марис Янсонс. Уже в третий раз за прошедшие пятнадцать лет он встал за пульт первого филармонического оркестра, чтобы поприветствовать своего старшего коллегу в день его рождения. В этот день ожидали прибытия в город первого лица государства. И главной интригой торжественного вечера стало не участие в нем известных музыкантов, по очереди складывавших свои музыкальные дары к ногам юбиляра, а трепетное ожидание ответа на тот самый экзистенциальный вопрос: приедет или не приедет?

Приехал. Подзапоздал, правда; концерт начали почти на сорок минут позже, но президент РФ все равно не успел к началу и пропустил выступление Вадима Репина, который открывал концерт «Вальсом-скерцо» Чайковского. Появление Владимира Путина в ложе зал приветствовал аплодисментами и дружным вставанием – так встречают царственную особу. Вечер, начавшийся с рутинного восхваления юбиляра – в роли ведущего выступал Михаил Швыдкой, – на глазах обретал важное государственное значение. Питерский истеблишмент, сидевший в зале, был удовлетворен: не зря пришли.

Концерт между тем шел своим чередом. После Вадима Репина на сцену вышел Маттиас Гёрне. Глубоким, затаенным голосом, словно доверяя залу сокровенную истину, он спел «Urlicht» («Первозданный свет») из четвертой части Второй симфонии Малера (в трансляции канала «Культура» название перевели как «Первобытный» (sic!)). Пожалуй, это был самый драгоценный момент вечера: художественное, сущностное высказывание артиста превозмогло официозность повода.

Вереница выступавших была не слишком длинна – в основном, знакомые все лица, которых приглашают на каждый юбилей Темирканова. Юрий Башмет и Александр Чайковский сыграли с оркестром вторую часть Концерта для альта «Этюды в простых тонах», начавшуюся с энергичного «чёса» солирующего инструмента, опертого на выдержанный органный пункт; постепенно амплитуда раскачки расширялась, вовлекая в свою орбиту пианиста, наращивалась интенсивность звучания и оркестральный объем.

Денис Мацуев выбрал первую часть Третьего фортепианного концерта Прокофьева – один из своих коронных номеров, сыграв активный, поступательный зачин главной партии с присущей ему энергией, и дополнил выступление блестящим попурри, с каскадом вариаций на тему «Happy Birthday». За ним на сцену вышел скрипач Юлиан Рахлин и сыграл с положенными дозами сладости и надрыва хрестоматийные пьесы Крейслера в «Муки любви» и «Радость любви».

Второе отделение началось с поздравлений президента, обращенных к виновнику торжества. Путин произнес несколько уместных фраз, отнюдь не злоупотребив вниманием зала; назвал Темирканова «педагогом, меценатом и волонтером» и особо подчеркнул, что говорит от имени «обывателей» – то есть любителей музыки. Благодаря маэстро они «переживают такие яркие чувства, которые невозможно передать словами».

И снова потянулась череда музыкальных номеров, перемежавшихся репризами Михаила Швыдкого. Николай Луганский, Динара Алиева, юный саксофонист Арсений Алексеев, Паата Бурчуладзе, шатким баритоном спевший Песню Цангалы из «Даиси» Палиашвили… И напоследок – «Колыбельная» из «Порги и Бесс» Гершвина в исполнении американской певицы Карен Слак – единственной из выступавших, никак не связанной ни с Россией, ни с бывшим Союзом.

Завершился вечер торжественным хором из «Пиковой дамы» на мелодию, которую Чайковский позаимствовал у Осипа Козловского, и новый текст в духе екатерининских славильных кантов. Вместо оригинальных державинских слов «Славься сим, Екатерина» хор спел: «Слава нашему маэстро, повелителю оркестра»… Вирши незатейливые, зато от души.

Повелитель сидел в ложе и довольно улыбался: вечер прошел без сучка и задоринки, в лучшем стиле партийных концертов советской поры. Присутствовали высокие официальные лица, президент страны лично подтвердил высокий статус юбиляра и тем выдал ему очередной мандат на правление на неограниченный срок; впереди маячила приятная перспектива банкета – чего еще желать?

Если же отвлечься от юбилея Темирканова и попытаться сконцентрироваться на содержательной стороне фестиваля – на гала-концерт ссылаться не будем, это, как-никак, случай особый – то картина получается грустная. По-настоящему интересных событий, выступлений значительных музыкантов, важных открытий на фестивале не случилось. Концерт первоклассного норвежского пианиста Лейфа Ове Андснеса был отменен – хотя именно этот концерт имел шансы стать «гвоздем» программы. Приглашенный на замену Борис Березовский в последний момент также отменил выступление. Сам Юрий Темирканов, который был заявлен в программе концерта-закрытия, на подиум не вышел; так же, как, впрочем, и в прошлом году. Вместо него Четвертой симфонией Малера и Первым фортепианным концертом Бетховена продирижировал Василий Синайский; солировал Рудольф Бухбиндер.

Некоторый интерес представлял клавирабенд Эрика Лю, свежеиспеченного лауреата престижного фортепианного конкурса в Лидсе, где он взял первую премию; и выступление Маттиаса Гёрне с оркестром ЗКР под управлением Николая Алексеева, где он спел опусы Шуберта. Но в целом многолетний принцип – сбрасывать в афишу фестиваля все, что удается собрать без особых усилий и сверхзатрат, – остался неизменным.

Приятным исключением стал концерт ансамбля Concerto Köln – одного из лучших барочных коллективов Германии, приезд которого был организован при поддержке Гёте-института в Петербурге. Мягкий, замшевый звук; чуткая, нервная и гибкая ансамб­левая игра. И отличные солисты: яркая, заводная клавесинистка Элина Альбах, эффектно сыгравшая партию в Пятом Бранденбургском концерте Баха, экстремальная виртуозка-скрипачка Эльфа Рун Кристинсдоттир, солировавшая в Четвертом Бранденбургском концерте, и потрясающий дуэт флейтистов Кордулы Бройер и Вольфганга Дея.

Программа вечера называлась «Бах в Италии» и представляла собою коллекцию концертов Корелли, Вивальди, Баха и английского композитора Чарльза Авизона, демонстрирующих разные грани итальянского концертирующего стиля. Как известно, Бах был чрезвычайно увлечен итальянской музыкой, хотя в Италии ни разу не был; его знакомство с партитурами Вивальди привело к созданию баховских обработок концертов Вивальди и появлению «Итальянского концерта». Авизон, ученик Франческо Джеминиани, за свою жизнь написал шестьдесят Concerti Grossi, из них двенадцать – по сонатам для клавесина Доменико Скарлатти. Шестой концерт, который прозвучал в тот вечер, как раз был основан на этих сонатах.

Юлия Лежнева выступила в Малом зале филармонии под конец фестиваля в необычном для нее формате; за роялем сидел ее многолетний партнер Михаил Антоненко. Вопреки ожиданиям, в программе никак не была представлена музыка барокко, хотя Лежнева сделала себе имя именно в барочном репертуаре, для которого требуется владение особой техникой звукоизвлечения, другое дыхание, и вообще – все другое. Голос Лежневой, от природы звонкий, легкий, подвижный, с идеально выровненным звуковедением, прекрасно приспособлен для исполнения арий Генделя, Порпоры, Моцарта – то есть музыки на стыке барокко и классицизма. В Петербурге же она, начав с песен Гайдна и Моцарта, очень скоро перешла на Шуберта и Беллини; во втором отделении программа и вовсе модулировала в сторону русского романса: «Я помню чудное мгновенье» и «В крови горит огонь желанья» Глинки сменились вокальными опусами Чайковского и даже Рахманинова, завершившись бурливыми «Весенними водами» – сыгранными и спетыми в довольно сдержанном темпе.

Примечательно, что из романсов Чайковского Юлия выбрала «Нет, только тот, кто знал» – скорбный монолог уставшего от мук неразделенной любви человека, ведущийся от первого лица мужского рода и в оригинале предназначавшийся для глубокого бас-баритона. Одним из лучших исполнителей этого романса был, к примеру, Марк Рейзен, другим – Дмитрий Хворостовский. Однако и певицы все чаще обращаются к этому романсу, ничуть не смущаясь несовпадением: его пела и Галина Вишневская, и Тамара Синявская. Но для артистической индивидуальности Лежневой, для ее хрустального голоса этот романс содержательно не подходит; слишком много в нем сдерживаемой огромным усилием воли мучительной боли.

Честно говоря, в непривычном для нее амплуа романтической певицы Юлия Лежнева оказалась не слишком убедительна. Куда-то исчезла очаровательная тонкость нюансировок, филигранная отделка деталей, гибкость фразировки; даже тембр голоса изменился, став более открытым и на верхах – чрезмерно громким. Может быть, программа еще «не впета» и будет совершенствоваться, и рано еще делать окончательные выводы. Лишь в конце вечера «сердце успокоилось» бисом: блестяще исполненной арией из оперы Порпоры. И тогда к нам вернулась прежняя Юлия: лукавая, задорная, вполне владеющая своим голосом, искрящимся и блистающим, как ручеек под солнцем.

Словом, XIX фестиваль, несмотря на юбилейные торжества в честь Темирканова, с художественной стороны оказался блеклым, но что еще печальней – предсказуемым. Во всем сквозила моральная усталость; безразличие шефа к детищу, которым он формально руководит, выражается, в частности, в том, что Юрий Хатуевич из года в год отменяет запланированные на фестивале выступления; в том, что он предпочитает видеть в афише проверенных, лично ему знакомых музыкантов. Это ведет к тому, что крупный городской фестиваль, миссия которого – широко распахнуть окно в огромный мир музыки, предпочитает открывать лишь узкую форточку, через которую не проникают ни свежие идеи, ни востребованные музыканты первого ряда, задающие новые векторы развития и тренды в музыкальной жизни XXI века.

---

Марис Янсонс, главный дирижер Баварского радио

Мы учились вместе с Юрием Темиркановым в одной музыкальной школе-десятилетке при Ленинградской консерватории. В начале 1960-х годов он был студентом дирижерского факультета, я тоже тогда только поступил туда, там мы и познакомились. В 1966 году мы поехали в Москву на Всесоюзный конкурс дирижеров болеть за своих товарищей, в том числе за Темирканова, который блестяще выиграл это состязание, заслуженно получив первую премию. Это было начало его дирижерской карьеры. Мы были с Юрием Хатуевичем в постоянном контакте, в том числе и в тот период, когда он работал в Кировском (Мариинском) театре. Затем, после смерти Мравинского вместе работали в Ленинградской филармонии. Это были очень сложные годы, конец 1980-х – начало 1990-х. В те нелегкие времена необходимо было обязательно сохранить коллектив. Затем много ездили в поездки с ним. Я вспоминаю с большой теплотой это время: мы виделись почти каждый день, шутили, у Юрия Хатуевича замечательное чувство юмора. Уже больше пятидесяти лет мы хорошо знаем друг друга.

Юрий Хатуевич сумел не только удержать оркестр, но и повести его по новому пути. Сейчас оркестр очень изменился. Я дирижировал им и видел считанные лица музыкантов, которых помню с тех прошлых лет. Оркестр обновился и находится в блестящей форме. Там играют замечательные молодые ребята, талантливые виртуозы, которые быстро воспринимают идеи и наставления дирижера. ЗКР – национальная гордость нашей страны. Он всегда был одним из лучших в России, таким остался и сейчас.