Большая история Большого зала консерватории События

Большая история Большого зала консерватории

Ему всего 120, а кажется, этот храм музыки был в Москве всегда

Здесь 7–11 апреля прошла серия праздничных концертов, главными героями которых стали прославленные воспитанники МГК разных лет. Звучала музыка Бетховена, Шуберта, Шопена, Шумана, для консерваторских стен традиционная с самого их возникновения – недаром портреты этих композиторов украшают галерею амфитеатра. А стартовал праздник, конечно, с исполнения партитур Чайковского, чье творчество и сама фигура с Московской консерваторией неразрывны – как одного из первых ее профессоров, как величайшего русского композитора, имя которого с честью носят зародившийся здесь крупнейший международный музыкальный конкурс и сама консерватория.

Большой зал консерватории – настолько неотъемлемый музыкальный символ Москвы и всей России, что трудно себе представить: как, ему «всего» 120 лет? Но если бы мы могли перенестись в конец XIX века, то увидели бы на этом месте совсем другое, приземистое двух-трехэтажное здание, спланированное еще Василием Баженовым. Только контуры центральной полуротонды позволили бы угадать в этой бывшей усадьбе княгини Екатерины Дашковой и ее племянника Михаила Воронцова ядро известного сегодня на весь мир архитектурного комплекса.

Этот четырех-пятиэтажный ансамбль выстроен в 1895–1901 годах по проекту главного архитектора при императорском дворе в Москве Василия Загорского. О том, насколько эпохальным мыслилось (и стало!) дело, затеянное Императорским Русским музыкальным обществом, говорят уже денежные суммы, которые поступили в специальный фонд, учрежденный директором консерватории Василием Сафоновым, в том числе личные пожертвования Александра III – 400 тысяч рублей, купца и мецената Гаврилы Солодовникова – 200 тысяч, Антона Рубинштейна – 9 тысяч. Чтобы представить себе масштаб, учтем, что тогдашний рубль «стоил» две-три тысячи нынешних. То есть речь шла о миллиардных по нынешним меркам вложениях. Сам Загорский выполнил свой проект безвозмездно, кроме того,выстроил за собственный счет парадные мраморные лестницы Большого зала. А в дирекцию Московского отделения ИРМО направил просьбу «сохранить за собой пожизненно и безвозмездно должность архитектора при здании консерватории», которая была удовлетворена.

Меценатскими дарами были и витраж «Святая Цецилия» (от Северного стекольно-промышленного общества), и, что особенно ценно, орган, созданный на средства предпринимателя и камергера Сергея фон Дервиза знаменитым французским органостроителем Аристидом Кавайе-Коллем специально для Большого зала.

Ничего подобного до той поры в Москве не было. С открытием 7 апреля 1901 года Большого зала Первопрестольная впервые обрела крупную, современно оборудованную площадку для регулярного публичного исполнения музыки от камерных опусов до самых грандиозных партитур. Насколько современную – можно понять из того внимания, какое было уделено строителями свойству, для музыкального зала определяющему, – акустике. «Московские ведомости» 12 апреля писали: «Раковина эстрады представляет из себя полый деревянный ящик, играющий роль резонирующей деки. Такое же устройство имеет и потолок, сделанный в форме громадного пустого ящика в полтора аршина глубиною… Потолок был сооружен совершенно отдельно от всего здания и уже в готовом виде был поднят и прикреплен блоками, на которых он и держится теперь».

Еще удивительнее, что свою лидерскую позицию Большой зал не утерял и через 120 лет, когда Москва обогатилась рядом других музыкальных площадок, в том числе введенных в строй уже в совсем другие технологические эпохи. В 2010-2011 годах масштабная научная реставрация восстановила здесь, в частности, нижний резонирующий объем – пустое пространство под полом глубиной 8 метров, в советское время занятое техническим оборудованием. Сегодня, говорит ректор консерватории Александр Соколов, статус исторического памятника, подлежащего охране, имеет не только здание вуза, не только орган «Кавайе-Колль», но и – беспрецедентный случай – сама акустика Большого зала, параметры которой зафиксированы физическими и компьютерными измерениями, а стало быть, обязательны для всех, кто в будущем станет проводить здесь любые ремонтные или модернизационные работы.

Есть и еще более глобальное основание считать Большой зал абсолютно незаменимым как сейчас, так и в будущем: это его уникальная история и предназначение. Они воплотились в концертах ведущих артистов страны и мира; в Конкурсе Чайковского, впервые стартовавшем в 1958 году и с тех пор главные свои акции проводящем здесь; наконец, в самом неповторимом единении традиций и молодости, возможном лишь на площадке, с одной стороны, принадлежащей вечному искусству, а с другой – тем, кто только в него входит.

Полторы тысячи человек почти каждый вечер (пандемия не в счет, да она и не навсегда) на протяжении более сотни лет. Все это тоже бесчисленные ручейки истории Большого зала. «Поднимаюсь по этим лестницам больше 60 лет, из них 50 – в основном как исполнитель, – признался дирижер концерта 7 апреля, профессор консерватории Валерий Полянский. – Помню, как мы с солистом сегодняшнего вечера Андреем Писаревым, тогда юным и черноволосым, впервые выступили здесь вместе, это была Рапсодия Гершвина». «А я помню, – добавил Андрей Александрович, тоже профессор, декан фортепианного факультета, – первый приход в эти стены и Концерт Грига, услышанный в исполнении Эмиля Григорьевича Гилельса. Такая планка остается с тобой на всю жизнь».

«Я на этой сцене уже много раз играла, должна бы привыкнуть, – признается концертмейстер первых скрипок консерваторского оркестра, студентка профессора Сергея Кравченко Полина Сацевич. – Но мысль, что во время исполнения Первого концерта и Четвертой симфонии на нас будет глядеть с портрета сам Чайковский, гарантирует неравнодушие».

«Страшно сказать, я впервые вошел сюда почти 70 лет назад, после демобилизации, – поделился бывший директор БЗК, ныне советник ректора по концертной работе Владимир Захаров. – 1952-й, представьте себе, что это был за год. Вся страна под прессом, но здесь царила совсем иная атмосфера. Раньше люди за очищением души пошли бы в храм, но в ту пору большая часть храмов была закрыта, и храмом стала консерватория».

Своя история Большого зала – и у автора этих строк. Это потрясение от первого прихода на живой концерт – Реквием Моцарта под управлением Александра Свешникова. Это рукопожатие Святослава Рихтера, к которому не решился бы подойти, если б не подвел старший коллега, известный музыковед и журналист Андрей Золотов. Это Шостакович в 6-м ряду партера на премьере своей 15 симфонии, видный сверху, из амфитеатра. Это оторванные пуговицы на концерте артистов Ла Скала в 1989 году. Это конная милиция, держащая оборону от толп меломанов, желающих попасть на очередную премьеру полуопального Шнитке. Это победный взмах рук Дениса Мацуева на Конкурсе Чайковского 1998 года. И фотография в фойе с Люкой Дебаргом, держащим приз «Симпатии публики» того же конкурса, но спустя почти 20 лет.

Осенью нам обещаны фестивали к 155-летию консерватории, 150-летию вселения ее в дом Дашковой (тогда еще тот, приземистый, баженовский), 90-летию со дня рождения Сергея Доренского – воспитателя большинства наших пианистов-лауреатов. Если кто-то не сможет прийти физически – у БЗК большая и постоянно ширящаяся онлайн-программа, которую обещает поддержать общенациональный сайт «Культура.РФ». Жизнь продолжается…

Танцев не было и больше не будет События

Танцев не было и больше не будет

В Берлине состоялось последнее концертное представление оперы «Электра» из серии показов на фестивале в Баден-Бадене и в Берлинской филармонии

Свидание с итальянской увертюрой События

Свидание с итальянской увертюрой

Юрий Симонов и АСО Московской филармонии исполнили оперные увертюры Россини и Верди

В гости на Волгу События

В гости на Волгу

Теодор Курентзис выступил в Нижнем Новгороде с оркестром La Voce Strumentale

Я вам пишу – и это все События

Я вам пишу – и это все

Театральное агентство «Арт-партнер XXI» возобновило спектакль «Онегин-блюз» на сцене Театра эстрады