Релизы
Почти наверняка эта запись дойдет до вас в виде цифрового релиза. У такой формы потребления много достоинств, но есть и важный недостаток: она напрочь лишает музыку контекста. Apple Music или Spotify скупы на сопутствующую информацию – попросту говоря, не выкладывают вместе с дисками буклеты к ним. Между тем классическая музыка в XXI веке устроена наподобие всемирного распределенного музея. Инициатор записи (в данном случае, конечно, дирижер) неизбежно выступает своего рода куратором, смотрителем коллекции, и мы вправе ждать от него комментариев. Заглянув за ними на сайт оркестра, видим новость о вышедшем диске, выложенную под лозунгом ни много ни мало «rethink Beethoven», но в чем конкретно заключается «rethink», не сказано. В пресс-релизе содержательной стороне дела тоже посвящен всего один расплывчатый абзац. И только проявив некоторую поисковую въедливость, мы все-таки находим новостной сайт (highresaudio.com), где для просмотра выложен буклет целиком.
Полистав, обнаруживаем несколько занимательных подробностей. Струнники, принимавшие участие в записи, почти все из России, а духовики, наоборот, – большей частью приглашенные европейцы. Мастеринг делал брат Теодора Вангелино. Благодарности за поддержку адресованы почему-то исключительно женщинам (в числекоторых Ирина Прохорова, Валентина Аксенова, София Капкова, Ирина Кудрина и др.). Но главное – симфонии, как выясняется, предпослан небольшой, но довольно концентрированный текст, где исторические факты чередуются с важной прямой речью Курентзиса, взятой из неназванного источника.
Говорит Курентзис следующее. Седьмая – наиболее совершенная форма из когда-либо достигнутых симфонией, абсолютная симметрия, в которой у каждой ноты есть свое место. Бетховен, по мнению дирижера, обладал «глубоким инстинктивным пониманием греческой архитектуры», и симфония поэтому выстроена по контурам греческого храма (упоминаются дорический стиль и колоннады Парфенона; детальные параллели, впрочем, не проведены). Архитектура, разумеется, возникает не сама по себе, а ради ее спиритуального потенциала: «Я хочу архитектуру, которая выявляет духовность, а не духовный подход, который старается найти [себе] архитектуру». Другими словами, все буквы имени бога уже перед нами, в партитуре, осталось выстроить их в правильном порядке. Ключи даны.
Разумеется, это не первый взгляд на Седьмую через призму античности. Основные мотивы ее частей давно возводят к античным поэтическим метрам, инструментовку темы Allegretto сравнивают с мужским хором в греческой трагедии, а всю симфонию трактуют как «вакханалию» (можно вспомнить и идеи Вагнера о симфонии как синтезе «античного ритма» и «христианской гармонии»). Курентзис мог бы добавить к этому свой личный опыт, но он мыслит шире этнической идентичности, Греция ему важна как колыбель общеевропейской культуры. Прошлогоднюю запись Пятой симфонии критики сочли революционной; Седьмая же, напротив, становится едва ли не гимном традиции и универсальным канонам красоты, земным градом, отражающим совершенство Града небесного.
Из симфонии аккуратно вычищены почти все локальные смыслы. Курентзис играет ее не как документ своего времени (наполеоновские войны, становление Австро-Венгрии как «многонациональной империи» и т.д.), а как вневременной артефакт, ценный прежде всего своей уникальной внутренней структурой. Имперский пафос (хорошо заметный, допустим, у Тилемана) существенно сглажен. Этнические мотивы приглушены – в некоторых записях (особенно у Арнонкура) основная тема финала звучит как едва ли не русская плясовая, но Курентзис по-другому балансирует здесь фактуру и получает гораздо более нейтральный, «классицистский» материал.
Верность партитуре (в которой воплощена искомая «духовная архитектура») приводит к хорошо знакомой детализации и проработке ткани. От неистовости трактовки, скажем, Клайбера, здесь нет и следа. Волны музыки не накатывают, а просто наступают в свой черед; музыка не пытается обогнать время, а размеряет его. В сущности, это антивакханалия, служение культу Аполлона, а не Диониса.
Темпы совсем не предельные, а во многих случаях даже достаточно сдержанные, направленные на то, чтобы всю ткань можно было прослушать. В первой части становятся разборчивы многие аккомпанирующие фигуры у струнных, которые в более ранних записях почти всегда превращаются в обобщенную кашу. Басы во второй части сыграны пластически осмысленно, с едва ли не танцевальным грувом (Курентзис в буклете проницательно замечает, что эта музыка – скорее старинный танец, чем похоронный марш, потому что здесь фразировка объединяет двутакты в один жест, а в траурном марше так не бывает). Маниакально подробная артикуляция и выраженные динамические перепады подразумеваются сами собой. Вообще, ритмическая и артикуляционная дисциплина musicAeterna оказывается такова, что местами происходящее уже не воспринимается как музицирование людей; музыка будто взлетает в другое, более абстрактное измерение, где звуковые структуры, наконец, звучат сами по себе.
Детализация – результат прогресса в том числе и в технологиях звукозаписи. Лучше всего это заметно по скерцо, в котором трио записано довольно удивительным образом: шумы клапанов у духовых звучат местами чуть ли не громче, чем сами ноты. Бетховену будто сделали небольшую инъекцию Лахенмана (тот же эффект есть и в медленной части Пятой симфонии). Получить такой звук можно только с очень близко расположенных микрофонов – нам словно подчеркивают, что позиция слушателя в этой записи условная, сконструированная, это чисто студийная реальность, невозможная в живом концерте, но позволяющая оказаться как бы внутри оркестра (а значит, и внутри партитуры).
К отдельным решениям, впрочем, могут быть вопросы. В основном они касаются второй части: в теме концы некоторых фраз будто отброшены, в первой вариации контрапункт двух мелодий не вполне сбалансирован, как и имитации у духовых во второй теме. Скрипки в фугато не разведены по панораме, и это не то чтобы претензия, но странно, что при явной установке на фактурную выпуклость каждой детали этим приемом не воспользовались. Ортодоксальные аутентисты, возможно, еще поспорили бы об ускорении в конце интродукции первой части (Курентзис наращивает темп плавно, хотя в нотах указаний на это нет), но мы заниматься этим не будем.
Более существенной может быть другая проблема. Кажется, моментами Курентзис все-таки теряет из виду облик целого и начинает любоваться частностями, самоценными деталями. Оркестровые акценты кое-где преувеличены почти до гротеска – дирижер будто настолько наслаждается возможностью выполнить четкий резкий удар, что злоупотребляет ей. Акценты выбиваются из общего саунда, начинают звучать отдельно от остальной ткани, будто и вовсе ей не принадлежат. Из-за этого генеральное движение распадается на элементы, длинная фраза теряется. В некоторых темах (типа побочной партии первой части) слышишь скорее отчетливо проартикулированную каждую ноту, чем единый четырехтакт. Фактурные смены возникают не внутри единой линии развития, а постоянным обновлением. Обостренные ритмы (скажем, пунктиры в побочной партии финала) создают эффект движения рывками. Все это придает музыке излишнюю пестроту и некоторую (не слишком уместную здесь) невротичность, которая еще усиливается острой стаккатной артикуляцией.
То же касается и фирменного pianissimo. Пожалуй, кроме musicAeterna никто сейчас не умеет играть настолько тихо – их p и особенно pp для другого оркестра, даже высококлассного, было бы чем-то на уровне ppppp. Но и этот прием уже начинает в какой-то степени выглядеть самолюбованием или, опять же, концентрацией на подробностях в ущерб единству общей картины. С другой стороны, способность оркестра к тонким градациямдинамики позволила разнообразить повторы одинаковых тактов в скерцо – и вышло настолько удачно, что эта ретушь, кажется, должна стать теперь всеобщей нормой.
В целом же Седьмая у Курентзиса, хотя и дает некоторые поводы для критики, чувствует себя прекрасно. Она изобретательно придумана и полна хороших идей, которые тщательно, пусть и не без отдельных шероховатостей, реализованы. Революции на сей раз, пожалуй, не случилось, но и без того вышла подробная и ответственная работа, которая определенно заслуживает внимания и, пожалуй, может претендовать на статус одного из главных релизов года.
