Релизы
Композитор, пианист, джазмен Игорь Яковенко играет два своих четырехчастных опуса, которые он определил как «фальшсонаты». Название говорящее: в нем проявляется двойственность происходящего. Слушателю предлагается воспринимать эти произведения как классическую музыку, но он уже и предупрежден, что эффект будет другим, непривычным. Яковенко, работая в Англии, начал сомневаться в самой возможности быть композитором… Вопрос для нашего времени не новый, тема «Кому нужна высокая музыка?» создает ситуацию «на разрыв» – понятий, традиций, поколений. Для композитора это стало поводом для серьезной рефлексии, и он для себя решил, что нашему времени высокая музыка не нужна.
Отсюда и определение – «фальшивые». Форма нарушена, но не забыта. Эти «не сонаты» организованы, но по своим законам, например, произведения отражают друг друга – их части расположены зеркально. Отмечаются тональные центры G и B, отсылая к месту создания музыки – Great Britain. Их словно тянет к сонатной форме, но они не хотят быть классичными. Ломая структуру, Яковенко создает новую, а рефлексируя по поводу звания «композитор», пишет просветленную музыку.
Пьесы создавались в городе Олдборо – в месте, неразрывно связанном с британским композитором Бенджамином Бриттеном. Альбом позиционируют как «бриттеновский», но и реальность влияет на музыку не меньше, чем аллюзии. Яковенко закончил Аэрокосмический университет в Самаре, учился в Московской консерватории, у джазового маэстро Игоря Бриля. Векторы, формировавшие его творческую индивидуальность, созвучны времени, которое вновь и вновь пробует «поверить гармонию алгеброй». Это еще один аспект двойственности – полюса человеческого интеллекта.
В эпоху фейков назвать произведения «фальшсонатами» и выпустить их в издательстве, известном своим тонким балансом между актуальностью и творчеством, – шаг ответственный. Двойственность ситуации становится ее смыслом и описанием реальности. Разрушение формы выглядит остросовременно и созвучно новостным лентам. Музыкант-инженер играет формой – называет «сонатами» произведения, которые раньше были бы определены скорее как сюиты. Бунта или сомнений, напряжения духа тут нет, хотя, допустим, Rondo, завершающее первую Сонату, звучит атакующее и взволнованно – образ сразу запоминается. Но музыка не становится и звуковыми обоями – лаунжем или смуф-джазом, в ней есть романтичная, организованная красота и радуга настроений. В половине пьес звучат импровизации – тут вспоминаются каденции старых мастеров или современные «свободные» джазмены, которые порой охотно и вдохновенно играют музыку барокко. Кажется, что культура в поисках гармонии со временем опять идет через точку мироздания, которая была пройдена несколько веков назад, причем не только в музыке.
