Комедия и трагедия на конец времени События

Комедия и трагедия на конец времени

В финале Дягилевского фестиваля показали мистерию Карла Орфа

Территория Сюмака, Ксенакиса и Гамлета

Алексей Сюмак – один из давних резидентов фестиваля. Его умение создать особое звуковое пространство, которое идеально подходит к философствованию, сделало его желанным участником разных программ как прошлых фестивалей, так и в нынешнем году. Одна из них – «Территория Гамлета» – придумана Катей Бочавар, хозяйкой галереи «Граунд Солянка». Первоначально спектакль существовал как онлайн-проект, а проще сказать – фильм, сделанный в период пандемии для фестиваля «Демидова Фест 2020». Он задумывался как оммаж знаменитой работе Аллы Демидовой в постановке Теодороса Терзопулоса «Гамлет-урок» в греческом театре «Аттис». В Перми он обрел телесность: в цехе №5 Завода Шпагина сделали вытянутый помост, где расположились участницы перформанса. Некоторые сидели на скамьях-качалках, другие стояли у нотных пультов. В процессе представления девушки (среди которых были известные хоровые дирижеры и певицы Арина Зверева, Ольга Россини, Ольга Власова) пересаживались, влезали на кубы, ходили вокруг помоста, наигрывая на блок-флейте (помните знаменитый диалог Гамлета и Гильденстерна: «Вот флейта. Сыграйте на ней что-нибудь»?). Сцену же декорировали кучами хвороста, а небольшие пучки веток лежали и на каждом стуле. Как по Станиславскому, они не остались немыми символами, а «выстрелили», причем неожиданным образом.

Если пытаться анализировать с точки зрения музыкальной формы, то композитор создал искусные вариации на простую как бы барочную мелодию. С каждым проведением она обретала иное обличие: ее пели на разное количество голосов, на нее накладывалась  шумовая фонограмма, разрушавшая гармонию и чистоту. А сверх того, каждая вариация завершалась хрустом веток. Этот специфический звук, раздававшийся в полной темноте, каждый мог трактовать в силу своего воображения и бэкграунда. Думается, что организаторы рассчитывали, что все сидящие присоединятся к ритуальному ломанию, но флешмоб не удался. В большинстве своем публика довольно настороженно наблюдала и оставалась отстраненной, словно не решаясь вступить на территорию  Гамлета – и вправду, ведь «мы знаем, что мы есть, но не знаем, чем мы можем быть».

Петр Главатских. Фото: Никита Чунтомов

С таким же почтительным безмолвием (но уже по воле исполнителя) зрители внимали на следующий день «Посвящению Янису Ксенакису». Кажется, что мультиперкуссионист Петр Главатских в прошлой жизни был шаманом. С таким неистовством и страстью он отбивал замысловатые ритмические структуры, с таким мистицизмом он касался кончиком рукояти колотушки, заставляя вслушиваться в еле слышный шорох…

Программу обрамляли части пьесы Rebonds Яниса Ксенакиса – к 100-летию героя греческого Сопротивления. Между ними – впечатляющая демонстрация как самих инструментов, так и их возможностей. Наиболее впечатляющими тут оказались сочинения самого Петра Главатских: для сантура – разновидности цимбал с металлическими струнами, откуда исполнитель специальными палочками извлекал мелодичные звуки. И для семантрона – подвешенной деревянной доски, которая исторически использовалась в православных монастырях вместо колокола, чтобы собирать братию. По ходу пьесы кто-то из слушателей «пошутил»: так у меня по соседству дачу строят. Что ж, легкой жизни никто не обещал.

Но были и возвышенные моменты, когда в крайних частях Прелюдии, Токкаты и Постлюдии Леры Ауэрбах слушателей окутывало облако обертонов вибрафона, смешиваясь со струящимся пиротехническим дымом. Для исполнения «Зеркал пустоты» Главатских использовал специальную подзвучку, создающую, по замыслу композитора Григория Смирнова, delay-эффект или умноженное эхо. Длинноватая, вводящая в транс композиция запомнилась певучей мелодичностью маримбы, которая до этого в «Клятве» Алексея Сюмака завораживала мистическими тремоло и гулкими созвучиями.

Искусно составленный нон-стоп концерт завершился ошеломительной дробью и эффектным затемнением. Публика расходилась, но Дух Музыки, материализовавшийся по воле исполнителя, еще какое-то время витал под железными перекрытиями цеха № 5.

Элементарно, Орф

40 лет назад ушел из жизни композитор Карл Орф. При упоминании его имени, прежде всего, вспоминается «Кармина Бурана» с растасканным по рекламным роликам хором «О, Фортуна». Однако этот автор написал и другие сценические композиции, в которых он занимался разного рода реконструкциями форм раннего театра, воссоздавая, к примеру, средневековые площадные постановки или древнегреческую античную мистерию.

К последнему типу примыкает и «Комедия на конец времени» о Страшном суде и падшем ангеле, вернувшемся назад в Рай. В свое время Густав Малер представил подобную историю о раскаивающемся грешнике в Восьмой симфонии, называемой «симфонией тысячи участников». Орф дал новый поворот этой идее, также прибегнув к огромному составу – 3 хора, 20 солистов, 25-30 ударников, шестерной состав духовых, орган, 3 рояля, квартет виол да гамба и так далее.

Теодор Курентзис уже обращался к этой партитуре в 2007 году и совместно с Кириллом Серебренниковым показал тогда театрализованную версию в Концертном зале имени П. И. Чайковского. Уже все детали и не вспомнить, но Люцифер изображал свою греховную сущность, выходя в туфлях на шпильках и в накинутом рыжем полушубке поверх трико. Там были и люди в противогазах, и шествие чернорубашечников, кинопроекция хроники на фоне портретов российских правителей XX века – Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева…

В нынешнем варианте получилась постановка в духе элевсинской мистерии, что более соответствует замыслу композитора. Придумала концепцию режиссер Анна Гусева, о которой известно не так много, да и фактически это ее дебют в таком серьезном жанре. В буклете приведены ее слова, что сценарий Орфа – это некая канва, по которой режиссер и дирижер «вышивают» свои узоры. «Мы начинаем с того, что люди убили Бога. Во втором акте они Бога поминают – постепенно приходят к осознанию того, что натворили, поэтому в перформансе много разных элементов народных ритуалов, связанных с культами предков», – поясняет Анна. Не во всем можно разобраться с ходу, наверное, в такую постановку надо не раз вслушиваться, всматриваться, чтобы в массовых оргиастических сценах проступали детали. Тем более что режиссер посчитал необязательным давать русские субтитры, без которых разобраться, какого рода пророчества выкрикивают Сивиллы в первой части (по-гречески), как именно им далее парируют Анахореты (на латыни), невозможно. Зрителю обозначают лишь названия частей, да в один из моментов на заднике (словно во время пира Валтасара) проступают фразы: «Конец всех вещей – всех грехов забвением станет».

К. Орф. De temporum fine comoedia. Фото: Никита Чунтомов

Неудивительно, что самой трогательной и идейно оправданной становится сцена преображения падшего ангела в Люцифера (ангела света), предстающего в образе маленькой девочки. Она несет с собой павлина – символ солярности, воскрешения, звездного небесного свода. Блудное дитя возвращается в лоно Божественного, и в финале под звуки консорта виол Отец и его обретенный ребенок уходят в вечность.

Из «Литеры А» – огромного ангара на отшибе территории завода – зрители шли, оживленно обсуждая увиденное. «Все настолько синтезировано – и звук, и свет, и музыканты, и пластические образы – мощнейшее впечатление, мощнейший накал эмоций», – таково было мнение большинства.

Параллельно репетициям на Заводе Шпагина в Доме Дягилева шла образовательная лаборатория, где ставили «Комедию на конец времени», но в лайтовом варианте – с участием детей-актеров. Орф, как известно, автор оригинальной системы детского музыкального образования. Осуществить этот необычный проект была приглашена Наталья Вальченко. Она – действительно фанат этой темы. Окончив Санкт-Петербургскую консерваторию как теоретик, затем – Орф-Институт в Зальцбурге, Наталья теперь  живет и работает в обычной школе в Выборге. И сама говорит, что «музыковеды – это как бы боги, смотрящие с Олимпа на простых людей, которые зачастую не слышали про Баха или Чайковского; мне же всегда хотелось нести музыку в массы».

В Перми в ее распоряжении было 9 ребят, в возрасте от 11 до 15 лет, которые азартно скандировали заклинания и кружились в ритуальной пляске, сами аккомпанируя на ударных инструментах. Наталья была дирижером, суфлером, била в бонги – в общем, помогала ребятам держать пульс  и  ритм.

Это был совсем другой спектакль – камерный, без пафоса, но зато очень искренний, внятно выстроенный и понятный, так как все тексты произносились по-русски. В конце Люцифер также сбрасывает сатанинское обличие и уходит под аккомпанемент двух виолончелей, играющих все тот же хорал «Перед твоим престолом предстаю».

Уже скоро, в июле, на Зальцбургском фестивале Теодор Курентзис покажет интерпретацию Орфа, сделанную совместно с Ромео Кастеллуччи и Малеровским молодежным оркестром (GMJO). Вот интересно узнать, каким окажется «конец времени» по системе координат итальянского экспериментатора.

Наш друг Теодор – фокусник

Танцев не было и больше не будет События

Танцев не было и больше не будет

В Берлине состоялось последнее концертное представление оперы «Электра» из серии показов на фестивале в Баден-Бадене и в Берлинской филармонии

Свидание с итальянской увертюрой События

Свидание с итальянской увертюрой

Юрий Симонов и АСО Московской филармонии исполнили оперные увертюры Россини и Верди

В гости на Волгу События

В гости на Волгу

Теодор Курентзис выступил в Нижнем Новгороде с оркестром La Voce Strumentale

Я вам пишу – и это все События

Я вам пишу – и это все

Театральное агентство «Арт-партнер XXI» возобновило спектакль «Онегин-блюз» на сцене Театра эстрады