Интервью

Алексей Коханов: Человеческий голос – самый совершенный синтезатор звуков

Алексей Коханов: Человеческий голос – самый совершенный синтезатор звуков

В начале декабря на театральном фестивале NET состоялся перформанс «Марксофония» Алексея Коханова – ​певца, перформера, композитора, приглашенного солиста Электротеатра Станиславский и участника театра голоса «Ла  Гол».

Надежда Травина (НТ) поговорила с Алексеем Кохановым (АК) о его музыкальных перформансах и о том, как важно достичь ощущения полной свободы при пении.

НТ Имеет ли твоя «Марксофония» отношение к основоположнику марксизма?

АК Да. К тексту Карла Маркса я обратился по чистому совпадению: мне предложили выступить 14 сентября в Государственном центре современного искусства, и оказалось, что в этот день 150 лет назад вышел первый том «Капитала». Это послужило поводом наконец-то его взять в руки. Я родился и вырос в СССР, поэтому тема марксизма-ленинизма мне знакома только по воспоминаниям. Разрушение идеалов советского детства не прошло бесследно, и, наверное, подсознательно я избегал любого соприкосновения с этой темой. Когда я ознакомился с «Капиталом», то был приятно удивлен, что он полон метафор – например: «Владелец денег превращается в капиталиста, как из куколки вылупляется бабочка». Я пытался подойти к высказываниям Маркса непредвзято, чисто интуитивно. «Марксофония» – это субъективный взгляд на «Капитал» и попытка дистанцироваться от него через юмор.

НТ
Правда, что в спектакле звучит песня Аллы Пугачевой?

АК Да! «Айсберг» возник из песни Шуберта «Морская тишь» – обе появляются в конце «Марксофонии». Мне интересен момент совпадения классической и популярной музыки, это тоже один из способов дистанцирования, позволяющий слышать все по-новому. Мне помогал работать над музыкой композитор Александр Белоусов, который присоединился уже на последнем этапе. Перформанс имеет несколько частей – я импровизирую с фонемами, начиная с деконструкции текста, показываю как бы процесс становления слов из звукового хаоса, накладываю фразы друг на друга – словом, постепенно создаю некий звуковой ландшафт сочинения.

НТ Как ты выстраиваешь свои перформансы? С чего все начинается? Есть ли какой-то «сценарий»?

АК В случае «Марксофонии» я шел от текста. Очень часто идея перформанса возникает при знакомстве с пространством, в котором он будет идти. Идея «Down to Zero» (который я показывал на фестивале NET в прошлом году) родилась, когда я увидел помещение варочного цеха для производства пива – все эти котлы, шум производства… Почувствовал спе­цифический запах… Так появился некий алгоритм, основанный на точках видимости и невидимости: в первых исполнители мимикрировали в звуковую атмосферу, во вторых – пытались звуком выделиться из нее. Шум производства мы взяли как точку «нуля» – тишины.

НТ Знаю, что у тебя есть лаборатории по перформансу и вокальной импровизации. Расскажи немного о них.

АК Это творческий проект, который прошел уже в четвертый раз. Я использую упражнения для взаимосвязи голоса и тела, тела и пространства, но в большей степени курс направлен на то, чтобы участники предлагали свои идеи перформансов на тему взаимоотношения голоса и пространства. В любом случае, часть лаборатории посвящена техническим задачам, направленным на поиск ощущения свободы при пении, четкого осознания, что происходит с твоим голосом, дыханием в момент пения. Импровизация – очень важный для меня вид творчества. Можно сказать, что через нее я пришел к современной музыке, по-настоящему стал понимать и классическую музыку. Тут нужно войти в расслабленное состояние, когда отсутствует контроль, как говорят, «отпустить» себя и дать музыке себя увлечь. Высшее мастерство такого пения – это способность быстро войти в это состояние и успеть в нем остаться, плыть по течению.

Когда я ознакомился с «Капиталом», то был приятно удивлен, что он полон метафор – например: «владелец денег превращается в капиталиста, как из куколки вылупляется бабочка». Я пытался подойти к высказываниям Маркса непредвзято, чисто интуитивно

НТ Это относится только к импровизационным пьесам или еще и к строго нотированным партитурам?

АК И к тем и к другим. После погружения в мир импровизации я по-другому стал подходить, например, к музыке Моцарта и Шуберта. Хотя есть и очень важное различие. Импровизация – это линейное течение времени, постепенное развертывание. Записанная партитура – это уже организация времени и эксперимент с ним.

НТ Ты уехал в Зальцбург, чтобы научиться этому?

АК В том числе. Вообще, я поступил в Моцартеум просто, чтобы профессионально петь – до этого я проучился два года в ГИТИСе. Меня всегда интересовала современная музыка, но, к сожалению, в то время она была не так доступна. Что касается импровизации, то в Зальцбурге я посещал мастер-класс нью-йоркской певицы Лизы Соколов, которая показала, что процесс импровизации – во многом еще и терапевтическая практика. Я поймал себя на мысли, что концентрируюсь на том, как правильно петь – я ощутил свободу.

НТ В Моцартеуме ты учился оперному классическому пению или современным вокальным техникам?

АК Прежде всего, оперному и концертному. Моцартеум все-таки довольно консервативное заведение, и, конечно, статус родины Моцарта обязывает. Но все-таки мне не запрещали петь то, что я хочу. Там существует демократия: тебе скажут, что думают, но не будут что-то категорически запрещать. Помню, как я исполнил «Арию» Кейджа на дипломе, и хотя мой педагог мне это позволил, я чувствовал, что не всем это понравилось.

НТ «Арию»?! Насколько я знаю, она была создана в расчете на голос певицы Кэти Берберян, и не помню, чтобы эту пьесу исполняли мужчины…

АК Ну да, ты права. Но в партитуре все же написано: для «any voice». В принципе, вся эта гендерная принадлежность не понравилась бы Кейджу (смеется). Кстати, я хотел бы сделать концерт или перформанс, посвященный гендерности в музыке. Я мог бы попробовать спеть женскую арию, например, Мими из «Богемы» своим голосом, или взять другую женскую роль…

НТ А что еще хотелось бы исполнить? Может, что-то из барочного репертуара?

АК Нет, должен признаться, музыка барокко – все же не мое. Хотя мне и было бы интересно. Я стажировался в Парижской консерватории по специальности «барочное пение», мы даже изучали барочные танцы. Мне ближе современная музыка – кажется, я ее лучше понимаю. Мечтаю спеть партию Воццека (хоть Берг уже и стал классикой), очень нравится музыка Фуррера, Шаррино, Шельси.

НТ Что, на твой взгляд, современные композиторы еще не раскрыли в вокальной музыке? Как еще можно использовать возможности человеческого голоса?

АК Складывается ощущение, что сегодняшние авторы применили уже все вокальные техники, хотя это, скорее всего, не так. Возможности голоса безграничны. Год назад я занимался на курсах саунд-арта – мы говорили про электронный звук и синтезаторы – и мне очень понравилась одна фраза моего педагога, который сказал, что человеческий голос – самый совершенный синтезатор звуков. В тот момент я подумал: «Как круто, что я певец!» (смеется). То есть, помимо того, что существует целый каталог зафиксированных расширенных техник для голоса, композиторские, а также исполнительские изобретения на этом не заканчиваются.

НТ Слышала, что ты написал пьесу для инструментального ансамбля.

АК Да, для ансамбля KYMATIC. Они проводили серию концертов, где неакадемические музыканты (диджеи, саунд-артисты, техно-музыканты) должны были написать пьесы для их состава. Я решил использовать такой шанс, что-то новое для себя, и пошел к Дмитрию Курляндскому. Это был очень интересный опыт, перевернувший мое сознание. Мы много говорили о времени, тембрах, я изучал инструменты, расширенные техники игры. Очень надеюсь продолжить этот опыт в будущем.