Персона
За ее плечами актерский факультет ГИТИСа и высшие курсы сценаристов и режиссеров в мастерской Владимира Хотиненко, победы в конкурсах современного искусства и преподавание в Высшей Британской Школе Дизайна, участие в качестве художницы на выставках в Париже, Брюгге, Дюссельдорфе и V Московской биеннале современного искусства. Бэкграунд Анны Гусевой (АГ) крайне широк, а старт ее режиссерской карьеры стремителен. Спектакль на музыку De temporum fine comoedia Карла Орфа в Перми, получивший специальный приз театральной премии «Золотая Маска», экспериментальные работы с труппой musicAeterna Dance в петербургском Доме Радио, совсем скоро — постановка «Персефоны» и «Симфонии псалмов» Игоря Стравинского на Дягилевском фестивале вместе с оркестром и хором musicAeterna под руководством Теодора Курентзиса.
В интервью Владимиру Жалнину (ВЖ) режиссер рассказала о ритуальных танцах во имя победы над смертью, любимых современных художниках и артхаусном кино, а также о том, почему роль мечтателя и визионера ей ближе, чем статус куратора или художественного руководителя.
ВЖ С чего начался ваш режиссерский дебют в музыкальном театре?
АГ Было несколько попыток подступиться к музыкальному театру, но моя первая серьезная оперная работа — постановка мистерии Карла Орфа De temporum fine comoedia, премьера которой состоялась в прошлом году на Дягилевском фестивале. Именно она стала отправной точкой. И сейчас с той же командой мы работаем над новой постановкой на музыку Стравинского, представим ее на фестивале в Перми.
ВЖ Когда я листал фотографии с показа De temporum fine comoedia, то решил, что вы адепт арт-группы AES+F. Следите ли вы за кем-то из современных художников?
АГ Очень люблю группу AES+F, хотя в работе над De temporum fine comoedia меня вдохновляли скорее картины Босха и вообще художники Северного Возрождения XVI века. Но ничего удивительного, что могут возникать ассоциации с AES+F или другими современными художниками. Все виденное когда-либо сохраняется в нашей памяти и, трансформируясь порой самым причудливым образом, воплощается в том или ином образе. Из того, что сейчас мне ближе всего и приходит на ум, — Ансельм Кифер: за его творчеством я наблюдаю много лет. Кусама Яёи произвела на меня когда-то огромное впечатление на ее персональной выставке в Токио. А вообще, постоянно кто-то из авангардных авторов тревожит мое воображение: Александр Балос, Дэвид Хокни. Из фотографов обожаю Эрвина Олафа.
ВЖ На Дягилевском в этом году вы ставите «Персефону» Стравинского. О чем эта история для вас?
АГ Наша «Персефона» — это двойная интерпретация античного мифа о смерти, которая является источником жизни; о почве, которая дает новые ростки; о лете, которое приходит на смену зиме. В версии Андре Жида, автора либретто, Персефона — любопытная девушка, по своей воле делающая шаг в подземное царство. В нашей постановке Персефона — это существо, которое рождается на Олимпе, постепенно растет и «оперяется», осознанно отправляется в Ад, утешая там неуспокоенные души, добровольно возвращается на Землю, чтобы ее мать Деметра повернула круг времен года и позволила жизни продолжаться. Персефона воплощает собой опыт переживания и принятия природного цикла, но более всего — процесс осознанного созревания души на пути от рождения к смерти и сквозь смерть — в горние миры, которые явлены уже во втором произведении, в «Симфонии псалмов» Стравинского.
ВЖ Мифологическое и ритуальное начала, заложенные в музыке Стравинского, — насколько этот код важен для постановки?
АГ Наша постановка опирается не только на греческий миф о Деметре и Персефоне, но и на то, что мы знаем об Элевсинских мистериях, в которых на протяжении двух тысяч лет этот миф физически проживался. В многодневных обрядах инициации участвовали все жители Элевсина и Афин (кроме тех, кому отказывали в посвящении за преступления). Это были сложно структурированные ритуалы, в которых масса вещей происходила одновременно. Так и у нас: действие на сцене многосоставно и не прерывается ни на секунду, а артисты танцевальной труппы и хора, как древние афиняне и элевсинцы, проживают предписанные им роли, кружась в ритуальных танцах во имя единения с природой и победы над смертью.
ВЖ Как будет «работать» пространство Завода Шпагина? Предполагается ли какая-то нетипичная зрительская рассадка?
АГ Специально для этого спектакля в Доме музыки — бывшем цехе Завода Шпагина — создаются особые технические условия. По сути, мы строим театр внутри завода. Разумеется, художественные решения учитывают, а иной раз и продиктованы особенностями этого пространства. Наши художники Юлия Орлова и Иван Виноградов вдохновляются эстетикой производственного помещения — его формой, цветами, материалами — и изобретают собственные законы, по которым в постановке существуют время, звук, свет, пространство. Ну а технические специалисты создают условия для воплощения этих идей.
ВЖ «Персефона» прозвучит вместе с «Симфонией псалмов» Стравинского. Как две эти партитуры будут взаимодействовать?
АГ По сути, оба произведения являются литургиями: «Персефона» — загробная, а «Симфония псалмов» — литургия служения Господу. Наша постановка проводит зрителя по пути от Аида в первой части, где мы говорим о рождении и смерти существа, через землю с ее испытаниями до прямого общения с богом, к которому в последней части — «Симфонии псалмов» — мы обращаемся. Шутка, но все же: в либретто Андре Жида есть только лето, зима и весна. Наша «Симфония псалмов» восполняет пропуск и становится завершающей осенней частью. Какие-то цвета, свет действительно смогут напомнить осень.
ВЖ Вы второй раз работаете над спектаклем, в котором музыкальным руководителем является Теодор Курентзис. Насколько он «вторгается» в вашу режиссерскую кухню — советует, требует, выдвигает свои идеи, или вы абсолютно свободны в своих решениях?
АГ Теодор Курентзис — художник, в памяти и воображении которого хранится огромное количество идей, образов и мыслей. Он всегда находит неожиданные связи между вещами, смотрит на все под особым углом. Подключиться к этому невероятно богатому поэтическому внутреннему миру — это огромное счастье и ценность. Поэтому и я, и все участники постановки всегда с большим вниманием относимся к его словам. Но и Теодор прислушивается к тому, что мы ему предлагаем. Обычно я прихожу к нему с уже готовой концепцией, со всеми материалами — он дает свои комментарии и предложения, и мы начинаем репетировать. Бывает, что наши мнения расходятся, я объясняю свою точку зрения, и он прислушивается. Или мы вместе находим какой-то альтернативный вариант. Так что каких-то существенных разногласий у нас пока не было.
ВЖ В России «Персефону» ставили единожды — Кирилл Серебренников для фестиваля Владимира Спивакова. Роль Персефоны тогда исполняла Сати Спивакова, превосходно владеющая французским языком. Кто будет вашей Персефоной? И какие артистические качества вообще нужны для этой роли?
АГ В нашей постановке Персефона не только декламирует — она танцует, поет, кричит и даже летает. Мы очень долго проводили кастинг, проводили пробы с десятками актрис и в итоге остановились на артистке труппы musicAeterna Dance Айсылу Мирхафизхан. Это удивительная актриса, которой доступен максимально широкий спектр выразительных возможностей. Она очень пластична, отлично владеет экстремальным вокалом, различными перформативными техниками, очень точно работает с эмоциями. Все это позволяет создать некий архетипический образ — воплощение первозданной женской энергии, олицетворением которой является Персефона.
ВЖ Не так давно вы возглавили танцевальное направление и труппу musicAeterna Dance. Как кураторски вы выстраиваете работу этого направления?
АГ Все эти официальные статусы — куратор, художественный руководитель — я, честно говоря, не очень охотно примеряю на себя. Я бы определила свою роль в нашей команде как визионера или мечтателя. Мне хочется, чтобы musicAeterna Dance было сообществом счастливых людей. Я стараюсь дать танцовщикам максимальное пространство свободы, чтобы они развивались и воплощали собственные задумки. Все наши репетиции — приключение: никогда не знаешь, что тебя ждет. Вместе мы ищем некую жизненную правду в телесном проживании на сцене тех или иных режиссерских задач. Часто работаем в режиме лаборатории: задаем какую-то тему или образ, и танцовщики предлагают собственные решения в широчайшем диапазоне жанров и стилей.
Я иду на эти репетиции как ребенок, который ждет чуда. И чудо действительно происходит!
ВЖ По каким принципам вместе с хореографом Анастасией Пешковой вы отбираете танцовщиков?
АГ В основе концепции musicAeterna Dance — междисциплинарный подход. В хореографии академические и неакадемические направления соприкасаются с физическим театром и бытовой пластикой. Очень важно, чтобы танцовщики могли органично существовать в этих ипостасях. Поэтому важным критерием отбора являются мультивозможности потенциальных участников, способность в соавторстве порождать свежие идеи, гибко существовать в рамках заданных проектов и предлагать свои. Еще одним принципом, которому мы следуем при отборе, является разнообразие. Разнообразие тел, бэкграунда, возможностей. Наши танцовщики очень разные, но вместе сильны тем, что дополняют друг друга. И, конечно, точность формы, исполнения имеют большое значение.
ВЖ Почему для Youkali — первой полнометражной работы с musicAeterna Dance — вы обратились к зонгам Курта Вайля?
АГ На самом деле труппа musicAeterna Dance дебютировала еще раньше — в постановке оперы-мистерии Орфа De temporum fine comoedia. Потом был танцевальный перформанс «Страдание на всех языках звучит одинаково», который мы создали вместе с Владимиром Варнавой и исполнили на закате у подножия горы Арарат. Я мечтаю о том, чтобы однажды повторить этот опыт.
Когда мы начали работать над Youkali, было желание поменять стилистику, показать другие возможности танцовщиков и иной подход к режиссуре и хореографии. Мы начали думать о стилистике иллюзии и сновидения. Одновременно возникла тема ожидания и тревоги. Появилась идея сюрреалистического кабаре. И стало понятно, что наш герой — Курт Вайль. Композиторы-резиденты Дома Радио Теодор Курентзис, Вангелино Курентзис, Андреас Мустукис, Алексей Ретинский, Алексей Сюмак, а также FM Einheit создали свои версии песен Вайля на слова Бертольда Брехта и других авторов. У кого-то получились довольно близкие к оригиналу аранжировки, у других — радикально новые авторские прочтения. Музыкальный материал продиктовал форму постановки. В спектакле нет нарратива, нет четко выстроенного сюжета. Это полифоничное, многосоставное действо, в котором каждый зритель, по сути, идет своим путем, следуя за тем или иным персонажем или мотивом. Это был во всех отношениях эксперимент, и, надеюсь, он удался.
ВЖ В Youkali вы много работаете с пластикой тела. А как ритм спектакля соотносится с новой музыкой, которую написали композиторы-резиденты Дома Радио?
АГ Сложно сказать, у кого была ведущая роль в этом проекте. С одной стороны, композиторы давали нам партитуру, и постановщики должны были ухитриться наложить на нее свой хореографический и драматургический текст. С другой стороны, авторы музыки работали на основе той канвы, которую я им задала как режиссер. Композиторы с первого дня присутствовали на репетициях, наблюдали за процессом и по ходу вносили изменения в музыку. Мы работали над постановкой три с половиной месяца. Мы все вместе шаг за шагом, штрих за штрихом воплощали этот мир образов.
Это совершенно потрясающий опыт создания нового произведения полностью с нуля: от идеи до музыки и сценического воплощения. Довольно редкий, как мне кажется.
ВЖ Что вдохновляет вас на новые проекты?
АГ Вдохновение — не совсем подходящее слово. Мною движут азарт, любопытство, постоянный поиск. А потом приходят «озарения», когда вдруг внезапно понимаешь, как сделать, чтобы та или иная сцена работала и развивала всю историю. Наверное, это и есть вспышки вдохновения?
ВЖ Вы назвали бы себя киноманом? Кто ваши любимые кинорежиссеры?
АГ Конечно, есть такие режиссеры, которые всегда с тобой, как, скажем, Андрей Тарковский и Ингмар Бергман. К ним постоянно возвращаешься и сразу узнаешь какие-то характерные образы. Нравится Рой Андерссон, люблю Вонга Карвая, французскую новую волну. Если хочешь перейти на язык, на котором никто в мире не разговаривает, то Алекс де ла Иглесиа — гротеск на грани истерии, или Алехандро Ходоровски — он вообще не укладывается в рамки какой-либо эстетики.
ВЖ А что играет сейчас в вашем плейлисте? Поделитесь несколькими треками?
АГ Tuxedomoon — Desire / No Tears, Frank Martin — Der Cornet, Rolling Stones — Their Satanic Majesties Request.
ВЖ Ромео Кастеллуччи, Боб Уилсон, Барри Коски. Если бы у вас был выбор пойти на оперный спектакль одного из этих режиссеров, то кого бы вы выбрали?
АГ Невозможно ответить на этот вопрос. Это примерно, как выбрать, кого ты больше любишь — папу или маму. Но если все-таки пытаться сделать выбор, то в первую очередь это зависит от того, какую оперу они ставят. Есть комбинации «произведение — постановщик», которые ни при каких обстоятельствах нельзя пропустить. А в остальном выбор зависит от того состояния души, в котором он меня застал. Если, скажем, душа требует рефлексии, раздумий над устройством мироздания и человеческом в нем присутствии, я пошла бы смотреть спектакль Ромео Кастеллуччи. Если нужно отвлечься от действительности, уйти в фантазийные параллельные вселенные и мир авангардного театра в стиле «замерзшая буря, сталь и бархат», — то к Роберту Уилсону. Если бы хотелось яркого приключения, эмоций, — то к Барри Коски.
ВЖ Как вы поддерживаете баланс между работой и отдыхом?
АГ Однажды я где-то прочитала: когда человек находится в обществе — это вдох, а когда остается один — выдох. Мне очень нравится эта метафора. Действительно, когда ты в постановочном процессе общаешься с большим количеством людей — ты насыщаешься идеями, мыслями, энергией. Тут нет ни выходных, ни праздников, и даже ночью мозг продолжает работать. Я засыпаю с мыслями о спектакле и во сне продолжаю придумывать его. И только оставшись наедине с собой, можно по-настоящему отдохнуть. Я могу целыми днями лежать на полу с книгой или сесть за руль и уехать куда-нибудь, не зная дороги. Одиночество — вот мой отдых.
