Апокалипсис и робкая надежда События

Апокалипсис и робкая надежда

Масштабным концертом с участием Уральского филармонического оркестра, Симфонического хора Свердловской филармонии и московского виолончелиста Александра Рамма в Екатеринбурге завершился мини-фестиваль «Мясковский. Диалоги», приуроченный к 140-летию композитора.

Шестую симфонию Николая Яковлевича Мясковского со дня ее премьеры, состоявшейся 4 мая 1924 года в Большом театре под управлением Николая Голованова, сравнивали с Шестой симфонией Петра Ильича Чайковского, прежде всего, по остроте и силе трагедийных образов. Симфония стала откликом Мясковского на его личные трагедии: гибель отца, растерзанного беснующейся революционной толпой, и смерть горячо любимой тети в охваченном голодом зимнем Петрограде. Но, как это часто бывает, внутренне выстраданное превратилось во всеобщее, и в глобальном смысле Шестую симфонию можно считать Реквиемом по ушедшей дореволюционной России. Будучи по природе символистом и одновременно художником эпического склада, в свое монументальное полотно Мясковский вплел множество музыкальных и образных параллелей, хорошо понятных его современникам. Здесь и тема плача, напоминающая знаменитую сцену с Юродивым из «Бориса Годунова» Мусоргского, и суровый раскольничий духовный стих, отсылающий к «Хованщине», и сверкающие переливы челесты и арфы, заставляющие вспомнить «Сказание о невидимом граде Китеже» Римского-­Корсакова, и вихревое кружение, почти как в «Поганом плясе» из «Жар-­Птицы» Стравинского, а также целый ряд фрагментов, схожих с музыкой Рахманинова и Скрябина. Наконец, один из главных прототипов и вместе с этим антагонистов Шестой Мясковского – Девятая Бетховена, с ее финальным хором. Вместо выраженной у классика радости всеобщего братства и ликования –у русского композитора слышен вселенский плач и сокрушение (цитирование духовного стиха «О расставании души с телом»). В 1940-е годы Мясковский сделал вторую редакцию симфонии, исключив идеологически чуждый советскому режиму хор и распределив его партию среди инструментов, но это не спасло симфонию от недоверия со стороны властей, что вкупе с колоссальными трудностями для исполнителей привело к ее практически полному исчезновению с концертной эстрады.

Уральский академический филармонический оркестр на сегодняшний день, пожалуй, единственный в России коллектив, в репертуаре которого есть Шестая симфония Мясковского. В 2006 году под управлением своего художественного руководителя Дмитрия Лисса уральцы записали диск с этим произведением, вышедший под лейблом Warner Classics, и вот, спустя более десятка лет маэстро Лисс еще раз представил свою интерпретацию этого грандиозного полотна. Остро нервная первая часть, открывающаяся нетипичными для Мясковского руб­леными аккордами (по воспоминаниям современников, это почти подтекстовка митинговых выкриков: «Смерть, смерть, смерть врагам революции!»), была сыграна в лихорадочно возбужденном темпе, передающем состояние всеобщего хаоса и энтропии. Дирижер очень точно уловил специфику драматургии симфонии, в основу которой положен принцип расширяющихся кругов. Были обозначены и подчеркнуты все мотивные переклички, образные сопоставления между частями, каждая из которых, по сути, представляет собой отдельную симфоническую картину. Присущая этому произведению яркая образность была решена Дмитрием Лиссом скорее в абстрактно-­метафизическом ключе. Если провести аналогию с живописью тех лет, то повествование от Мясковского можно было уподобить скорее композициям Кандинского, нежели многофигурным полотнам Филонова. Кульминацией сочинения и самой запоминающейся его частью стал финал, последовавший после катарсиса третьей части. Процитированные Мясковским французские революционные песни вызывали ассоциации не столько с революционными шествиями, сколько с шумной базарной суетой, изображенной, например, Мусоргским в «Лиможском рынке» из «Картинок с выставки». У Мусоргского кипение жизни прерывается устрашающими унисонами «С мертвыми на мертвом языке», а у Мясковского эйфория завершается пришествием смерти, символически выраженной известной средневековой секвенцией Dies irae. Тема духовного стиха перед тем, как пройти в хоре, появляется сначала у кларнета – и это стало одним из самых пронзительных моментов в исполнении симфонии. Необыкновенно чуткий к проявлениям пафоса, старательно избегавший всякой чрезмерности Мясковский здесь словно дает волю слезам, за которыми следует робкая светлая надежда.

Александр Рамм

Эту самую надежду и упование можно было услышать и в Виолончельном концерте Мясковского, прозвучавшем в первом отделении. Писавшийся в годы Великой Отечественной вой­ны, завершенный в 1944 году концерт был посвящен Святославу Кнушевицкому, но вскоре стал одним из любимых сочинений Мстислава Ростроповича. В концерте Мясковского, при всем его мастерстве и сложности, нет захватывающего драматизма Шостаковича или величественной монументальности Прокофьева; как от исполнителей, так и от слушателей он требует особого внимания и вдумчивости, но этот труд оказывается сполна вознагражден. Подобно старинному певцу-­сказителю солист выстраивает свой диалог с оркестром, с его бесконечной кантиленой. Несмотря на сжатые репетиционные сроки дирижеру Дмитрию Лиссу и виолончелисту Александру Рамму прекрасно удалось настроиться на одну волну. Оркестр мягко обрамлял игру солиста, экспрессивно ведущего свою бесконечную кантилену, извечную песнь о том, что, несмотря на все бури и катаклизмы этого мира, свет обязательно восторжествует над тьмой, а добро одержит победу над силами зла.

Мейерхольд и одушевленные предметы События

Мейерхольд и одушевленные предметы

В Москве проходит выставка, приуроченная к 150-летию со дня рождения первого авангардного режиссера в СССР

Музыка для Ангела События

Музыка для Ангела

В Московской филармонии продолжается «Лаборатория Musica sacra nova»

Будь в команде События

Будь в команде

Второй день «Журналистских читок» открыл новые творческие перспективы молодым журналистам

Что сказано трижды, то верно События

Что сказано трижды, то верно

В Российской академии музыки имени Гнесиных открылся Всероссийский семинар «Журналистские читки»