Аттракцион неслыханной щедрости События

Аттракцион неслыханной щедрости

С 22 апреля по 17 мая 2021 года юбилейный XХ Московский Пасхальный фестиваль вновь едет по стране

Едет, или даже несется – в прямом смысле. Каждый год по весне оркестр Мариинского театра в специальном поезде РЖД перемещается от города к городу, по пути ежедневно давая концерты, иногда по два, и даже по три в день. География выступлений необъятна, как страна, в этом году – от Ханты-Мансийска до Владикавказа, от Сибири до Москвы, где фестиваль всегда заканчивается. Беспрецедентное турне давно стало главным жестом Пасхального фестиваля, в котором кроме обширной симфонической составляющей есть еще хоровая и звонильная программы.

Невероятное увеличение числа концертов фестиваля происходит главным образом за счет благотворительных выступлений. Когда-то на Гергиева, по его собственному признанию, большое впечатление произвела история в одном из российских городов: после сыгранного концерта от одного из журналистов он услышал, что присутствовала на нем лишь городская элита, для которой подобный концерт – часть светской жизни, не более того. И тогда дирижер пообещал вернуться и выступить для молодежи и студентов. Свое обещание он тогда сдержал и делает теперь это регулярно, именно в российских городах.

Екатеринбург – практически неизменный пункт в маршруте Пасхального фестиваля, сцена Свердловской филармонии, на которой, к слову, более сорока лет назад начиналась деятельность дирижера Валерия Гергиева, была свидетелем блистательных выступлений оркестра Мариинского театра. Уральской публике доставались сложнейшие программы, помню концертные исполнения «Замка Герцога Синяя Борода» Бартока, «Троянцев» Берлиоза и «Фальстафа» Верди, симфонические глыбы Брукнера и Малера. Какой программа будет в этот раз, мы узнали, только придя в филармонию. Перенесенный с прошлого пандемического сезона концерт оказался роскошным трехчасовым пиршеством музыки разных авторов и стилей. Вся программа как один счастливый вдох-выдох.

Начали с Прокофьева, день спустя после 130-летней юбилейной даты, можно ли было Гергиеву обойтись без его музыки, всегда имевшей особый статус в его репертуаре? Беспроигрышный вариант возник в виде Классической симфонии и дал отличную настройку всему концерту. Ведь в ней сосредоточено все, за что мы особенно любим Сергея Сергеича: отточенность формы и ясность смыслов, не без лукавства, конечно, а еще полнота жизнеощущения и непобедимая витальность. В исполнении преобладал, можно сказать, «золотой стандарт», без динамических и темповых перехлестов, классика так классика. Стилевую тему продолжил 25-й до-мажорный Фортепианный концерт Моцарта, с темой первой части, как недопетой «Марсельезой», с прихотливой сменой настроений, с разбросанными тут и там оперными знаками, и финалом-рондо, где рефрен – ну точно театральный персонаж в поисках приключений. И как же перфектно, нежно и весело играл его Даниил Трифонов, ставший несомненным сюрпризом концерта. Звук, туше, драматургия, яркая каденция, взаимопонимание с дирижером – все было продемонстрировано музыкантом и доставило большое удовольствие. В качестве биса пианист подарил другую музыку – часть клавирной сонаты Иоганна Кристиана Баха. Считается, что «лондонский» Бах оказал влияние на стиль Моцарта, а Трифонов показал как раз их несхожесть: первый передал последний привет от барокко, второй олицетворял собственно классицизм. Сегодня Трифонов уже бородат, но вне игры за роялем по-прежнему ведет себя как стеснительный мальчишка. Он очень быстро кланялся и также быстро убегал и ни разу не застыл в победительной позе покорителя короля инструментов. А ведь только садится за рояль, вам тут же открываются звуковые миры…

Во втором отделении звучала Пятая симфония Малера, начинающаяся с похоронного марша и потрясающая душераздирающим мотивом в середине первой части. С месивом событий и катаклизмов, хаосом чувств и эмоций, с невероятным напряжением всех жизненных сил двух средних частей. Со знаменитым безнадежно прекрасным Adagietto, и финалом, движущимся от бодренькой пасторальной примирительности к грандиозному осмыслению случившегося. Все происходящее в симфонии потрясает, каждый раз думаешь, как же все это возможно было собрать, осмыслить, пережить и запечатлеть? У Гергиева симфония стала тем, чем должна быть: сложнейшей картиной мира, внешнего и внутреннего.

И это был отнюдь не финал концерта. Бис в виде Увертюры Штрауса к «Летучей мыши» – обернулся шикарным бонусом и подарил мгновения счастья. Fledermaus, на мой вкус, – лучшая из всех существующих опереточных увертюр. Поездка по венскому Рингу на конной повозке с качающимися рессорами, в предвкушении прекрасного венского бала и головокружительного вальса с высокими поддержками, с волнующим предчувствием романа, закрученного, как приключенческая пружина, – вот что такое эта увертюра. «За что, за что, о, боже мой» нам такое удовольствие, полагаю, ощущали многие, внутренне подпевая. Давайте честно: нигде, ни в одном театре не услышать такого ее полноценного звучания.

Непостижимое количество концертов и спектаклей, которое в итоге играет Гергиев, дает повод его хейтерам сомневаться в качестве его музицирования, употреблять слова «чёс», «поток», «конвейер» (это самые мягкие выражения). Но вот на екатеринбургском концерте при самом горячем желании я не смогла разглядеть ни следов усталости, ни замыленности взгляда на музыку, ни примет понурой будничной работы. Может, все-таки он один такой, с возможностями сверх… уж не знаю кого, и всем нам просто повезло жить с ним в одну эпоху? У Гергиева есть колоссальный козырь и подспорье в виде его оркестра. Кажется, их ночью разбуди – и они тебе Штрауса с Прокофьевым в таком качестве и сыграют. Великолепная по красоте, силе, широте дыхания и музыкальности медь, супервыразительные и стабильные соло – у всех деревянных. Но струнные – это что-то запредельное. Когда в Малере, в Адажиетто они остались одни, поддержанные только арфой, стало в очередной раз понятно, какого качества инструментарий в этом оркестре и какого уровня музыканты. Снимаем шляпу. Да, и во время единственной репетиции оркестр с дирижером сумели приноровиться к акустике не слишком большого зала Свердловской филармонии. Никакого звукового давления, только идеальный баланс музыкальных объемов и пластов, полная прозрачность фактуры при максимальной энергии и плотности. У публики, выходящей из зала, были удивительные лица и полное ощущение, что они стали свидетелями редчайшего события.