Ави Авиталь:
Музыка – это язык, а жанры – ее диалекты

Корреспондент «Музыкальной жизни» Виктор Александров (ВА) встретился с Ави Авиталем (АА) и расспросил его о феномене мандолины в мировом музыкальном искусстве, родственных связях со скрипкой, универсализме стилей, дружбе с современными композиторами и исполнителями и многом другом.

ВА Ави,  как сложился ваш альянс с Джованни Антонини и его замечательным коллективом Il Giardino Armonico?

АА Желание выступить с этим ансамблем было заветной мечтой еще со времен моей юности, когда я учился в Израиле. Тогда в Иерусалиме состоялся один из концертов коллектива. Один из моих друзей, энтузиастов музыки барокко, убедил меня в том, что мы ни в коем случае не должны пропустить этот концерт. До сих пор помню тот момент, когда музыканты вышли на сцену, атмосфера в зале мгновенно изменилась! Это действительно был один из самых лучших концертов, которые я когда-либо слышал.  С тех пор я стал фанатом этого оркестра. Мне очень хотелось когда-нибудь сыграть вместе с ними и маэстро Антонини. И вот сейчас, спустя двадцать три года, это, наконец-то, случилось.

ВА Вы прославили мандолину практически на всех музыкальных сценах мира. Удалось ли доказать актуальность этого старинного инструмента?

АА Я никогда не считал это самоцелью. Начав играть на мандолине еще ребенком, очень полюбил этот инструмент. Со временем я убедился в том, что люди испытывают интерес к мандолине, когда слушают ее в концертных залах. Энергия и любопытство публики дают мне большое преимущество, чтобы я представлял в дальнейшем ей что-то новое.

ВА Встреча со скрипачом Симхой Натансоном, основателем первого оркестра мандолин в израильском Беэр-Шеве, предопределила вашу карьеру. Пригодилась ли вам в дальнейшем эта скрипичная школа?

АА Конечно! Вообще, это немного странная история. Мой первый учитель Симха Натансон (великолепный скрипач-виртуоз) эмигрировал из России в Израиль в середине 1970-х годов. К сожалению, в моем родном городе Беэр-Шеве для него не нашлось вакансии преподавателя скрипки. Ему предложили мандолину. Он ничего не знал про этот инструмент, однако с удовольствием согласился, поняв, что это не вызовет каких-либо трудностей. Ведь мандолина и скрипка имеют одинаковый музыкальный строй. Симха решил самостоятельно осваивать мандолину, а потом уже учить других. Музыка всегда оставалась для него на первом месте! И я это чувствовал с самого начала наших занятий, обретая свой собственный путь. Вместе с моим педагогом мы искали способы, как постараться визуализировать образы, находить определенные краски и нюансы игры на мандолине. Эти занятия сформировали начало моей исполнительской карьеры. Натансон давал ученикам играть на мандолине практически весь основной скрипичный репертуар – сам по себе более взыскательный и виртуозный, нежели оригинальный репертуар для мандолины, который не развивался так существенно в отличие от скрипичного. Все эти качества привели меня к определенной исполнительской школе.

ВА До увлечения мандолиной вы еще освоили классическую гитару?

АА В Академии я играл немного на гитаре, осваивал другие инструменты, но мандолина всегда оставалась моей первой любовью.

ВА Ави, в вашей домашней коллекции много мандолин? Наверняка есть инструмент, с которым не расстаетесь?

АА Даже если вы имеете три или тридцать мандолин, всегда есть одна, которую любишь больше всех. Именно на ней я и играю на всех своих концертах. Этот инструмент не очень старый. В 1998 году его изготовил израильский мастер Арик Керман. С этой мандолиной я неразрывно чувствую личную связь.

ВА Когда вы приехали в Падую к знаменитому мандолинисту Уго Орланди, он был удивлен вашему израильскому инструменту?

АА Его скорее удивил мой приезд из Беэр-Шевы и особенно моя скрипичная школа. В Иерусалимской Академии музыки и танца у меня был еще один прекрасный русский педагог по скрипке Моти Шмитт. Моя исполнительская техника не соответствовала традиционной итальянской игре на мандолине. То же самое касалось репертуара, для которого требовался определенный инструмент. Мандолина Арика Кермана оказалась очень удобной для него. Именно поэтому я и хотел учиться в Италии у Уго Орланди. Я переосмыслил эту традицию и ассимилировал ее в дальнейшем уже в своем стиле. До сих пор я играю в нем много самой разной музыки.

ВА Это классика, народная музыка, джаз и этника. Легко ли переходить от одного стиля к другому? Где вы себя наиболее комфортно чувствуете?

АА Музыка – это язык, а жанры – диалекты того же самого языка.  Необходимо помнить о каких-то конкретных нюансах, когда играешь, к примеру, народную музыку, обращать внимание на акценты и фразировку. То же самое в классической музыке. В барокко тоже есть масса нюансов – мелизматика, артикуляция. Я стараюсь соблюдать определенную исполнительскую манеру в соответствии с жанром самого произведения. Это не вопрос эклектики. Так случилось, что я играл много балканской музыки и джаза. Все это оказало на меня очень большое влияние. На сцене я испытываю разные ощущения в зависимости от исполняемой музыки, будь то классика или джаз. Когда ты выходишь к публике в каком-то из джазовых проектов и начинаешь импровизировать, то должен иметь необходимые навыки. Но джаз и импровизация помогают мне оставаться спонтанным, когда я играю классическую музыку.

 

ВА Ави, ощущаете ли вы свою национальную идентичность, когда играете клезмер (традиционную музыку восточноевропейских евреев)?

АА Безусловно! Клезмер – это та музыка, которая отражает мою принадлежность. Она мне очень хорошо знакома. Я чувствую себя в ней как дома. Один из моих друзей и наставников знаменитый израильский кларнетист-виртуоз Гиора Фейдман открыл мне двери в мир неисчерпаемых возможностей импровизации и вообще к новому подходу к музыке. До того момента, как я его встретил, я играл только классику.

ВА В вашем репертуаре есть транскрипции скрипичных сонат и партит Иоганна Себастьяна Баха. Их сложно переложить для мандолины?

АА В своих транскрипциях музыки Баха я не поменял ни одной ноты. На самом деле, я играю его сочинения в скрипичном оригинале. Еще раз замечу, что мандолина и скрипка имеют одинаковый строй, так что я не должен был ничего менять из того, что написано самим Бахом. Вообще, когда я делаю переложения для мандолины, хочу, чтобы они звучали убедительно, –  стараюсь создать эффект, передающий ту же самую эмоцию, которую имел в виду композитор, но только на другом инструменте – в данном случае на мандолине. В некоторых произведениях достичь подобного эффекта невозможно, поэтому я не играю их. Но с Бахом дело обстоит совершенно иначе. Я исполняю его сочинения практически на каждом своем концерте. Его музыка не написана для какого-то конкретного инструмента. Она настолько преисполнена духовной силы, что, на мой взгляд, звучит превосходно на любом инструменте, в том числе и на мандолине.

ВА Вы инициировали немало заказов современным композиторам на создание новых произведений для мандолины. Как каждый из них расширил ее палитру звучания?

АА Я заказал современным композиторам свыше ста новых произведений для мандолины соло и ансамблей с ее участием. Каждый из них имеет разное представление и индивидуальный подход к мандолине. Я вижу их азарт и интерес к звуковой палитре самого инструмента. Многие авторы оглядываются на прошлый репертуар – на то, что уже написано Вивальди, Гайдном, Моцартом, Бетховеном, Чайковским, Прокофьевым, Шостаковичем. В этом громадном пласте музыки они должны добавить свой кирпичик. А для мандолины ничего подобного не существует. У нас абсолютная tabula rasa – пустота. Мы имеем безграничное поле для фантазии. Поэтому композиторы должны сочинять что-то новое. Интересно наблюдать, как каждый из них воспринимает звучание мандолины: кто-то думает, что это народный инструмент, кому-то она и вовсе представляется барочной итальянской диковиной. В мире существует целый пласт струнно-щипковых инструментов. У вас в России  это домра и балалайка, в других странах тоже немало разных национальных инструментов. Все это вызывает множество ассоциаций и метафор у композиторов, толкая их на создание оригинальных партитур.

ВА В Германии вы представляете мировую премьеру Концерта для мандолины американского композитора Дженнифер Хигдон вместе с Мюнхенским филармоническим оркестром под управлением Кшиштофа Урбанского.

АА Эта партитура долгое время была в моем списке сочинений, которые я очень хотел исполнить! Давно мечтал поработать с Дженнифер. Ее имя невероятно популярно на Западе. Она обладательница таких престижных музыкальных наград, как Пулитцеровская премия и «Грэмми». Я мечтаю, чтобы это сочинение в дальнейшем стало репертуарным для мандолины. Меня захватил процесс изучения концерта, каждый день я чувствовал, что все больше и больше погружаюсь в него. В двухчастном произведении композитор дает солисту пространство развивать широкие мелодичные диалоги с оркестром. В первой автор рассматривает мандолину как гитару – там много аккордов, разных гармоний, а во второй – большое обилие шестнадцатых нот, она невероятно быстрая и виртуозная, что, несомненно, роднит ее со скрипичной музыкой.

ВА Путешествуя по миру, вы знакомитесь с разными национальными культурами. Как затем претворяете их в своем творчестве?

АА Действительно, в поездках я встречаю множество людей, соприкасаюсь с разными национальными культурами и ментальностями. Все это невероятно помогает и обогащает мое внутреннее сознание. Каждый день приносит новые краски и настроения. Эти чувства необходимо ценить и радоваться любому мгновению жизни. То же самое происходит и в творчестве.