Боремся мы с грехом Рецензии

Боремся мы с грехом

«Дуэнья» в Берлине: Дмитрий Черняков впервые поставил комическую оперу

«Клара д’Альманца скрывается в монастыре святой Елены. Здесь надеются получить благословение святых отцов влюбленные пары. Однако лишь звонкая монета убеждает монахов свершить обряд обручения», – так тридцать лет назад перед трансляцией «Обручения в монастыре» из Мариинского театра формулировала сюжет оперы ученая дама с проводным микрофоном.

Комедию Ричарда Шеридана, созданную в 1775 году, в XX веке правильно «объяснить» считал необходимым и Сергей Прокофьев: он смело перекомпоновал либретто, сочинил еще несколько эпизодов.

Дмитрий Черняков не хуже Прокофьева понимает изменчивость времени. Осознает, что многое, над чем смеялись полвека назад, сегодня не вызовет даже улыбки. И для режиссера важно вновь сформулировать «Дуэнью» логично и доказательно: не просто разжевать сюжет, как дама с микрофоном, и не заменить текст на «более смешной», как недавно сделали в Москве с «Кандидом» Бернстайна.

Концепция Чернякова: идеальный пазл

«Как будто первый акт разыгран без ошибок. Теперь сыграть бы роль богатой дочки», – такую реплику Дуэнья произносит в конце второй картины. По тексту видно, что перед нами прием моделирования событий, как раз его Черняков и берет за основу своей концепции.

Действие спектакля происходит в анонимном обществе помощи зависимым от оперы. На сеанс приходят и возрастная певица, и одержимый фанат, и жертва безответной любви к Кауфману, и критик-видеоблогер: не факт, что все хотят излечиться, у каждого свои цели.

Не меняя ни слова в либретто, Черняков распределяет все партии между девятью певцами, которые постоянно находятся на сцене и взаимодействуют. «Скелет» новой истории – Модератор (Максим Пастер), его роль необходима для навигации по сюжету,  зависимые четко выполняют  заданные им инструкции, импровизируя различные обстоятельства.

Пара моментов, убеждающих в идеальном совпадении пазла:

– Модератор недоволен процессом и провоцирует участников к активным действиям. В качестве реакции Фердинанд поет написанное Прокофьевым: «Опять раскричится сердитый старик»;

– Ролевые игры доводят участников процесса до сумасшествия, а остановиться и отказаться они не имеют права, поскольку подписали контракт. В итоге Модератор безжалостно привязан к стулу, чуть ли не убит, и Дуэнья поет за монаха такую реплику: «Очнись, пришли богатые клиенты».

Кроме того, Черняков гениально решил финал: их два! По сути, в опере так и есть. Восьмая картина заканчивается ощущением завершенности. Помните, дама с микрофоном рассказывала: «Звонкая монета убеждает монахов свершить обряд обручения»? Хэппи-энд. Но Прокофьев пишет финальную девятую картину, а Черняков вслед за композитором делает из нее альтернативный финал – «Сон Дона Жерома». Разумеется, безнадежному опероману снится опера и вся сразу. На сцену в пластическом гриме выходят десятки известнейших персонажей, многие из них в воплощении великих певцов: Монтсеррат Кабалье, Мария Каллас, Лучано Паваротти, Федор Шаляпин.

«Комическое» – самоцель

Посмотрим на «Дуэнью» объективно: ничего глубокого и философского. Современники вспоминали, что Прокофьев буквально «искрился» в процессе написания оперы, восклицал: «Да ведь это – шампанское!»

Черняков, склонный к работе с драматизмом психологического театра, теперь спустя два десятка лет карьеры впервые поставил комическую оперу, с первого раза полностью доверив генезису жанра.  А зачем пытаться «нагрузить» то, что в этом не нуждается?

Кстати, к интерпретации «комического» режиссер обращается все же не впервые: он уже решал подобные вопросы в прокофьевском «Игроке», в «Дон Жуане» Моцарта, в «Руслане и Людмиле» Глинки. Юмор вообще редко самостоятелен, в большинстве случаев является ингредиентом, а в «Дуэнье» преобладает.

Чтобы добиться комического эффекта должны присутствовать и сработать как минимум три условия: контекст, ситуация и ассоциация.  Контекст у Чернякова очень конкретный и выстреливает моментально: разве не смешно, что люди пришли излечиться от оперной зависимости? Ситуации расписаны подробно, титры фиксируют каждый поворот сюжета.

Мощная роль отведена ассоциациям – без них никуда. «Бомба»: после реплики «Я пою так плохо» Дуэнья исполняет небольшую песенку, где почти копирует хореографию одного из номеров Майи Плисецкой, который она станцевала на своем 80-летии! Между прочим, тот юбилейный гала-концерт балерины ставил Черняков.

На берлинскую «Дуэнью» можно прийти с любым уровнем чувства юмора, с каким угодно настроением, понимая русский язык или нет, разбирая титры или не очень. Спектакль легко слушается и смотрится, три часа абсолютной концентрации и полное погружение. На результат играет масса причин: великолепные певцы-актеры с детальными рисунками ролей, стремительность смены событий, еще и злополучную лирику Черняков трактует через утрирование и фарс, что в немалой степени приносит пользу драматургии.

Правильная команда

Черняков любит в работе постоянство и комфорт: много лет, например, выпускает постановки вместе с художником по костюмам Еленой Зайцевой, которая в своих решениях всегда совпадает с его намерениями и задачами.

Музыкальным руководителем «Дуэньи» стал Даниэль Баренбойм – человек из списка «100 ныне живущих гениев, изменивших мир». Дирижер начал работать в берлинской Штаатсопер в 1992 году и скоро отметит тридцатилетие своего патриархата. Но если в большинстве случаев такое «засиживание» ничем хорошим не заканчивается, то случай Баренбойма – исключение, подтверждающее правило. Маэстро неутомим и является двигателем прогрессивного процесса.

Баренбойм выстраивает партитуру Прокофьева, идя от слова. А в комической опере не может быть иначе, текст авторитарно диктует и эмоциональный окрас, и построение вокальных фраз. Оркестр звучит безупречно: филигранно, свежо и сбалансированно. Маэстро, как никто другой, внимателен к певцам, помогает им, не идет вразрез.

Необходимо понимать, что ветхозаветная система координат оценки музыкального плана в «театре Чернякова» не работает, потому что ни один его спектакль не распадается на части, все круто цементировано и взаимосвязано.

Невозможно «разобрать по полочкам», как исполнители спели свои партии и решили образы, даже оркестровые эпизоды или хоровые номера не станут объектом отдельного внимания (например, во время «Танца масок» все участники «секты» делают гимнастику Стрельниковой, а чудной «Хор рыб» зависимые слушают через наушники, как одно из заданий Модератора).

Впечатление о цельном спектакле, а не воспоминания о взятых нотах – грандиозная заслуга каждого из команды. В спектакле Чернякова никто не теряется ни на чьем фоне, характер каждого прочерчен рельефно, всем с избытком хватает харизмы и темперамента, певцы естественны и убедительны.

Великолепна в партии Дуэньи ярчайшая звезда нашего времени Виолета Урмана: кажется, что певице подвластно все, она обладает исключительно универсальным и сильным талантом. Немец Штефан Рюгамер сумел спеть характерно и невероятно музыкально на русском языке партию Дона Жерома, помимо прочего сам сыграл на трубе и стаканах.

Большая удача – работа Богдана Волкова в партии Антонио. Певца, помимо свободы на сцене и обаяния, отличает высокий профессионализм, что особенно слышно не только в безукоризненно спетой сольной «Серенаде», но и в ансамблях.

На своем месте в спектакле Аида Гарифуллина: все у нее хорошо получается, возможно, стоит чуть скрывать, что очень бережешь себя. Где, если не в спектакле Чернякова, есть смысл выкладываться по максимуму?

По максимуму, как Горан Юрич в партии Мендозы. Всем участникам спектакля не обойтись без самоиронии, а больше всех такое качество необходимо Мендозе: и певец не побоялся, обеспечив себе успех. Примерно в этой же плоскости находятся «козыри» Андрея Жилиховского, органичного в партии Фердинанда, и Лаури Вазара (Дон Карлос).

Особый градус седьмой картине «Дуэньи» задает замечательная певица Анна Горячёва, а ведь ее Кларе, возможно, сложнее всех: нужно взять на себя ответственность справиться с гиперболизированным решением лирики, «шаг вправо, шаг влево – расстрел».

P.S. Дмитрий Черняков рассказал нам гораздо больше, чем историю про ухищрения рыботорговца и предприимчивость молодых влюбленных. Для всех неравнодушных есть маленький бонус-факт: на сцене находятся кресла из зала Штаатсопер и даже стол в финале – часть интерьера театра. Повод для размышлений?