История
Сергею Павловичу не повезло с обстоятельствами юбилея: публике сейчас, кажется, решительно не до него. Но именно Дягилев всегда справлялся с самыми мрачными подарками судьбы, преодолевал все и заставлял людей снова и снова говорить о театре – и объяснял не только публике, но и самому театру, что его существование имеет смысл. Юбилейный год Дягилева будет сложным, но он уже начался, продолжается, спектакли репетируются и выходят. А сам Дягилев, давно ставший в том числе и персонажем балетной мифологии, продолжает появляться на балетных сценах – впрочем, гораздо чаще рядом с ней. На Дягилева равняются продюсеры, о своем Дягилеве мечтают артисты. Так в ком жив Дягилев в наше время?
Имя продюсера звучит в названии сразу двух российских фестивалей, и оба они – высшего качества. Дягилевский фестиваль в Перми, придуманный Георгием Исаакяном и превращенный в событие планетарного масштаба Теодором Курентзисом во времена его правления в местном оперном театре, сейчас остается под контролем переехавшего в Петербург маэстро. В начале, в исаакяновские времена, – добродетельный и добротный провинциальный культурный проект, этот фест во времена Курентзиса обрел то восхитительное безумие, что поражало публику в дягилевских проектах. Спектакли посреди ночи, запах ладана в театре, молодежь, размещающаяся под роялем на рассветном концерте, и снисходительные реплики маэстро, в которых звучит прямое утверждение того факта, что он советовался по поводу программы прямо с самим Сергеем Павловичем. Кто-то возмущается, кто-то хохочет, все рвутся в театр и смотрят-слушают замерев – вот точное воспроизведение духа дягилевской антрепризы. Не буквы, потому что, конечно же, Курентзис свои деньги в этот проект не вкладывает. Но дух важен чрезвычайно – открытие нового, что может оказаться великим событием, а может – претенциозной ерундой, но некоторое время вы будете верить, что это великое событие. Художественный риск – вот славное приношение Дягилеву.
Второй фестиваль, петербургский «Дягилев P. S.», размереннее, нерва тут меньше. Его руководитель Наталья Метелица, возглавляющая Санкт-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства, – человек прежде всего музейный, то есть находящий опору всему новому в бесценных фондах и давних временах. Как у всякого истинного музейщика, в глазах этой спокойной женщины пылает тайный огонь охотника – и эту скрываемую страсть она направляет не только на собирание коллекции, но и на собирание фестиваля. «Дягилев. Постскриптум» ведет непростую политику: с одной стороны, на фестиваль отбираются работы только признанных мастеров (то есть неожиданные провалы и такие же триумфы невозможны, у приглашаемых мастеров всегда есть репутация, которая говорит сама за себя), с другой же – этот выбор происходит из числа вчерашних, но бунтарей. В Петербург приезжают люди, повернувшие историю балета, существенно трансформировавшие ее. И если новые их спектакли не оскорбляют публику, то это не значит, что они не могут поразить воображение. Те, кто оскорбляют, шокируют, провоцируют публику сейчас, сейчас меняют язык танца, приедут на «Дягилев P. S.» лет через пятнадцать. Дягилев, как известно, был и коллекционером – и вот эта страсть к собиранию лучшего в коллекцию, эта часть дягилевского наследия проявляется в петербургском фестивале.
Понятно, что Наталья Метелица также не вкладывает личные средства в фестивальный проект (и отлично, что поддерживает государство, что находятся спонсоры). Но есть ли в наше время люди, соответствующие Дягилеву именно в этом образе действия – самому найти деньги, взять как личный долг, вложиться в проект с готовностью разориться? Совсем недавно (о, уже больше десяти лет прошло?) один точно был – продюсер Сергей Данилян, организовавший проект «Короли танца» по совершенно дягилевским принципам – с новейшим репертуаром, с гастрольными турами, с первоклассными артистами, сманенными (на время) из знаменитых театров. Но где те проекты? Данилян пришел на государственную службу и честно трудится в Большом. Правда, главный театр страны давненько ничего сенсационного не выдавал.
Но каким же видят Сергея Павловича сегодняшние люди танца? Первым на сцену Дягилева вывел Джон Ноймайер в «Нижинском» (где звучали Шопен, Шуман, Римский-Корсаков и Шостакович) и в «Павильоне Армиды» (на музыку Николая Черепнина), но Ноймайер, не то чтобы поклонник, а прямо-таки посол Вацлава Нижинского в современности, смотрел на Дягилева глазами своего любимца – и восхищение силой личности смешивалось с болезненной опаской. Михаил Лавровский, в начале нашего века также поставивший балет «Нижинский» (на музыку Рахманинова), сосредоточился на взаимоотношениях танцовщика с Дягилевым и Ромолой, сотворив на сцене Большого отчаянную мелодраму. Продюсер и жена героя выясняли отношения в рукопашной драке – и понять, что за человек был Дягилев и что такого он сотворил в искусстве, было совершенно невозможно. Правда, роль Дягилева Лавровский взял себе – и масштаб личности возникал просто из одной манеры поворачивать голову, роль же Нижинского досталась Дмитрию Гуданову – и тот своим отношением сыграл все то, что должно было быть сказано в хореографии именно по поводу искусства, а не личной жизни двух великих людей. Вообще, соблазн превратить один из ярких эпизодов мировой истории искусства в общедоступный сериал, где все объясняется элементарными плотскими желаниями, появляется у нескольких авторов, и наиболее показателен тут опус «Посвящение Нижинскому» в постановке Марко Гёкке, который был показан в Москве труппой «Готье данс» (в фонограмме были использованы фрагменты сочинений Дебюсси и Шопена). Судорожная пластика Гёкке (равномерно трясутся, вздергивают плечи, имитируют неконтролируемые спазмы мышц участники всех его балетов) тут была наполнена гомоэротическим содержанием; Дягилев стал лишь одним из партнеров несчастного танцовщика (судя по спектаклю, душевнобольного с ранней юности). Но с течением времени именно такой поворот истории о Дягилеве кажется все более и более оскорбительным – не потому, что тот был ангелом, а потому, что его работа значит для мировой истории больше, чем любови-ревности-нелюбови. И, кажется, именно в этом году хореографы начинают рассказывать истории о Театре Дягилева. Готовится премьера в Якутском театре оперы и балета, где Алексей Расторгуев из «Балета Евгения Панфилова» ставит спектакль «Дягилев. Сезоны». Под музыку Вивальди и Шопена он собирается показать дягилевскую труппу как некий образцовый балетный театр. Образцовый – не в смысле «очень хороший» (хотя, наверное, тоже), но собравший в себе все счастливые мифы и все ужасы балетной профессии. В апреле пермский конкурс балета «Арабеск» откроется премьерой проекта «Дягилев. Hommage», который курирует Владимир Васильев. Он предложил четырем молодым хореографам (Юлия Бачева, Александр Могилев, Алексей Расторгуев, Юлия Репицына) поставить одноактные балеты на музыку, что звучала в дягилевской антрепризе, – и это прекрасный способ вспомнить великого импресарио. И один спектакль, отмечающий дягилевский юбилей, в стране уже вышел – и это чрезвычайно удачный спектакль.
В Екатеринбургском ТанцТеатре, руководимом Олегом Петровым и работающем под эгидой Инновационного культурного центра, Эрнест Нургали поставил «Мираж», соединив в фонограмме фрагменты сочинений Моцарта, Сати и Дебюсси. Двадцативосьмилетний выпускник Петербургской консерватории, несколько лет назад победивший в конкурсе молодых хореографов, устраиваемом фестивалем Дианы Вишнёвой Context, не новичок в сочинении танца, его стиль известен. Он навсегда присягнул неоклассике, и до сих пор его сочинения были чинными, чистыми, изящными – и чуть скучноватыми, что поделать. Но как артисты императорских театров менялись в дягилевской антрепризе, открывая что-то новое в себе и в танце, так Нургали в театре Олега Петрова радикально изменился, не изменяя себе. Все стало точнее: жест, взаимодействие с музыкой, чувство места каждого танцовщика на сцене. «Мираж» – танцпьеса для шести артистов – обещает нам «воспоминания о Дягилеве», и воспоминания эти совершенно удивительны. В танце – полет мысли героя (и да, это можно станцевать), изменение стратегии, сомнения и удары судьбы. При этом нет никакого персонажа в шубе, есть три танцовщицы и три танцовщика, почти не касающиеся друг друга, бесплотное торжество музыки. Они – труппа, и они – «коллективный Дягилев» (притом что и «частный» может быть угадан). Краткое соло, полное сомнений героя в собственных силах, сменяется медитативным ансамблем, маленькая линия ансамбля ломается как судьба в момент окончательного отъезда за границу, и в каждом движении – столько горечи и столько мужества, сколько давно не встречалось на балетной сцене. Пожалуй, появление нового Хореографа – лучший подарок Сергею Павловичу на юбилей. Мне кажется, ему бы понравилось.
