Персона
Фестиваль камерной музыки Vivarte в этом году взял курс на север – вокруг выставки работ норвежского живописца Эдварда Мунка, организованной Третьяковской галереей, возникло особое музыкальное пространство, в котором нашлось место и для новых лиц: по приглашению виолончелиста Бориса Андрианова, идейного вдохновителя Vivarte, в Москву приехал скрипач Чарли Сием.
Биография этого молодого человека слишком нетипична для академического сообщества. Сын норвежского бизнесмена, владельца нефтяных вышек, он мог бы без малейших усилий занять место в мире глянца – Чарли обладает фантастической фотогеничностью. Бренды премиум сегмента без колебаний заключают с ним контракты. Однако Чарли с самого детства мечтал стать скрипачом. Его педагогами были Ицхак Рашковский и Шломо Минц. Возможно, Сием еще слишком привязан к внешней артистической составляющей, безусловно, дорожит ей, что подчеркивает не только безупречный, сшитый на заказ концертный костюм, но и сама пластика музыканта, положение скрипки и смычка в руках, его движения, более подходящие для выступлений на телевизионных конкурсах, а не в филармониях. Но, Чарли всего 33 года, и у него все впереди.
О своих впечатлениях от московского визита Чарли Сием любезно рассказал Юлии Чечиковой сразу после концерта в зале Врубеля.
ЮЧ Чарли, вам доводилось прежде бывать в Москве? Как попали в число участников нынешнего Vivarte?
ЧС Впервые я побывал здесь пятнадцать лет назад – тогда я только-только отпраздновал свое совершеннолетие, и мне предстояло выйти на сцену Большого зала Московской консерватории. После ответственного дебютного выступления с Камерным оркестром «Московия» Эдуарда Грача я еще пару раз приезжал сюда – к примеру, играл на открытии выставки Марины Абрамович в «Гараже». Но теперь, вернувшись в современную Москву, меня не покидает чувство, что в моей памяти остался совершенно другой город – так сильно он преобразился. В те времена я останавливался в пафосном отеле, сохранившем, впрочем, антураж советских гостиниц, и по дорогам сновали потертые машины российского автопрома. Сегодня Москва даст фору таким европейским столицам, как Париж или Лондон, которые по сравнению с ней кажутся довольно пресными: это город блеска, динамики. Это город, утопающий в таком богатстве и роскоши, что, уверен, отец-основатель Москвы – Юрий Долгорукий – определенно был бы доволен ее нынешним положением. Приятно посетить такое место, где, несмотря на большое внимание к материальным благам, можно почувствовать уникальный, особенный характер, выделяющий Москву из общего, все более и более однородного мира.
Участвовать в исполнении такого поистине могучего произведения, как Фортепианный квинтет Шостаковича, с замечательными музыкантами – Юлианом Рахлиным, Борисом Андриановым, Итамаром Голаном, Сарой Макелрави, в окружении великолепных картин Михаила Врубеля из коллекции Третьяковской галереи – бесценный опыт! Я также надеюсь, что это начало нашей большой дружбы с Борисом. Он показался мне очень приятным в общении и высококлассным музыкантом.
ЮЧ Часто зарубежные гости начинают знакомство с Россией с ее северной столицы.
ЧС Да, вы правы. Помню, как в детстве мы приезжали семьей в Санкт-Петербург в качестве туристов. А около пяти лет назад одна из табачных компаний пригласила меня на закрытый сольный концерт. Вечер получился потрясающий! Позже я играл в Питере специальный номер для танцовщиков лондонского Королевского балета. Так что дитя Петра I тоже осталось в моих воспоминаниях, но в большей степени как город искусств. Эрмитаж, Мариинский театр – все те основы, которые ставят его в ряд ведущих европейских центров культуры. Думаю, что и Москве в этом отношении есть что предъявить – просто ее я пока знаю не так хорошо, но ее атмосфера меня захватывает!
ЮЧ Британские журналисты пишут о вас как о большом эстете. На Vivarte вас вдохновляла обстановка зала Врубеля?
ЧС Безусловно, мне не безразлично, где и что я исполняю, потому что не каждая музыка может считаться универсальной – для иных сочинений очень важны не только акустические параметры зала, но сама энергетика места. И Третьяковская галерея, где я побывал впервые в жизни, конечно, дает нужный настрой, задает правильную тональность. Здесь сгущенный психологизм музыки Шостаковича словно вступает во взаимосвязь с замершими сумрачными гармониями полотен Врубеля. Кстати, будучи наполовину норвежцем, я очень хотел посетить до отъезда выставку работ одного из известнейших мастеров кисти в Скандинавии – Эдварда Мунка, чье творчество тоже для меня – один из источников вдохновения. Мое происхождение – по сути одна из причин для моего нынешнего визита в Москву.
ЮЧ Ваш отец – норвежец. Мама – из Великобритании. К музыке какой из этих стран вы тяготеете в большей степени?
ЧС Мои любимые композиторы могут принадлежать любой музыкальной традиции: например, я люблю и Грига, и Брамса. Для самого Грига Брамс был одним из ориентиров. Во многих произведениях Грига без труда можно обнаружить влияние Брамса, и порой оно сильнее, чем его норвежские корни. Все это к чему: я не испытываю особой привязанности к какой-либо одной стране, равно как не отношу себя к какой-либо национальной принадлежности. Я ощущаю себя не столько англичанином или норвежцем, сколько человеком мира.
ЮЧ Но ваше самое раннее музыкальное впечатление – венская классика.
ЧС Верно, это был Бетховен. Собственно, Скрипичный концерт ре мажор в исполнении Иегуди Менухина разжег во мне страсть к музыке. Когда мне было пять лет, мои родители взяли меня и двух моих сестер (третьей тогда еще даже не было в планах!) на фестиваль Менухина в Гштаде в Швейцарии. Уже тогда я знал, что между мной и этим произведением существует явная эмоциональная связь, и я очень хорошо помню, как во мне все затрепетало, когда я услышал его живьем, в интерпретации моего кумира. С тех пор в моем сознании укрепилась мысль, что я никогда не смогу приблизиться к вершинам такой гениальной музыки, пока не пойму, что достиг совершенства в своем мастерстве. Но с возрастом мне открылась истина: совершенства не существует, и быть постоянно в поиске – не так уж и плохо. Но долгое время я не мог даже помыслить, что в моей карьере наступит тот момент, когда я смогу взяться за этот бетховенский шедевр.
ЮЧ Когда это произошло? Как поняли, что именно теперь готовы?
ЧС Впервые я сыграл его в прошлом году на гастролях в Турции. Вдруг понял, что мой страх, связанный с этим произведением, исчез. Так что исполнение Скрипичного концерта Бетховена – серьезный шаг вперед, переход к следующему этапу моей творческой жизни. Надеюсь, что мне удастся достойно исполнить этот концерт еще много раз: в этом году – в Бейруте, потом на Мальте.
ЮЧ Не думали записать его?
ЧС Это было бы здорово, но, вероятно, позднее – может быть, после того, как я исполню его множество раз. И вполне возможно, что выберу себе в соратники русский оркестр. Мечта – поработать с Юрием Темиркановым.
ЮЧ В Питере есть и другой дирижер-глыба.
ЧС Валерий Гергиев? Это из разряда фантастики, хотя подобное сотрудничество было бы огромной честью для меня. Но что-то мне подсказывает, что, будучи очень загруженным человеком, Валерий Абисалович вряд ли втиснет меня в свое расписание.
ЮЧ Среди скрипачей мира вы в раннем детстве выбрали своим кумиром Менухина. Почему именно его?
ЧС В основном, из-за его очень чувственной манеры игры. Он был очень искренним человеком, о чем нам, возможно, не так много известно. Когда я его слушаю, меня это по-настоящему трогает. Очень щедрый человек, он многое сделал для молодых музыкантов: учредил школу, занимался благотворительностью. Конечно, в моем плейлисте появляются и другие скрипачи. Более всего на меня производят впечатление исполнители, способные передать такие качества человеческой натуры, как ранимость. Таков Кристиан Ферра, великолепный французский скрипач, который, к несчастью, свел счеты с жизнью из-за продолжительной депрессии. Его исполнение отличала такая невероятная, экспрессивная полетность… Не устаю слушать плач его скрипки.
ЮЧ Читала, что в вашем репертуаре есть скрипичный концерт «1914» Габриэля Прокофьева. Как родился ваш тандем? И с кем еще из ныне живущих авторов вам интересно сотрудничать?
ЧС Мы познакомились, когда мне было от силы двадцать лет. Габриэль – мой близкий друг. Он написал это произведение к 100-летию начала Первой мировой войны. Премьеру сыграл Даниэль Хоуп в 2014 году на фестивале PROMS в Лондоне. А совсем недавно Габриэль предложил мне осуществить первое исполнение этого концерта в Германии – потрясающий вызов! В этом произведении очень много чисто кинематографических приемов, фрагментов, характерных для саундтреков, но это не значит, что Габриэль написал иллюстративную музыку. Вероятно, он, стремясь протянуть нить к своему великому предку, пытался запечатлеть в таком эпическом батальном полотне не только хронологию действий, но, в первую очередь, страх, боль, кровь – лики войны.
Что касается отношений с другими композиторами, то с удовольствием назову имя своей сестры – Саши Сием. А вообще пока в мой репертуар попадает не так много вещей, созданных современниками.
ЮЧ В чем же причина?
ЧС Пытаясь освоить современный репертуар, я не всегда достигаю успеха. Наверно, я просто ленивый и сознательно избегаю трудностей. На начальном этапе моего профессионального обучения слух доминировал в изучении незнакомых пьес. Это, конечно, не сыграло мне на руку, так как записи – фактически материал из вторых рук. Играя современную музыку, я развиваю способность извлекать смысл непосредственно из авторского текста, становясь более творческим в своем исполнении. Классический репертуар также ставит массу задач, и одна из главных – возвращение к первоисточнику, крайне важное для нахождения собственного прочтения, конечно, с учетом традиций. Но только так можно сказать собственное слово, имея в голове опыт легендарных предшественников. Я бы не сказал, что легко поддерживать в себе стимул, чтобы вновь и вновь принимать подобные творческие вызовы, но в этом я нахожу смысл своей жизни.
