«Чайка»: территория смыслов

«Чайка» с ее пульсирующими смыслами, переносом внимания с поворотов фабулы на «внутреннее действие», с пронзительными душевными реакциями, подчас спрятанными в подтекст, «поручала» сцене новое творческое задание. Вызов в 1898-м принял Художественный театр, и Станиславский не сомневался, что «Чайка» открывает новое направление спектаклей – с «линией интуиции и чувства», потом он назвал такую эстетику «театром настроения».

«Чайка», наверное, самая танцевальная пьеса. Хотя, казалось бы, море необязательных разговоров, незамысловатые биографии вполне заурядных людей, «мало действия, пять пудов любви»… Но в глубинах этой «обыденности» пульсирует «внутреннее действие» и его возбужденный лиризм и напряженный драматизм – доступны балету, это – территория его силы.

Первую балетную «Чайку» осуществила Майя Плисецкая, через пару десятилетий чеховскую пьесу представил Джон Ноймайер, потом – Борис Эйфман. Тени тех спектаклей не тревожат новую «Чайку» Большого театра. Ощущение дежавю подчас может догнать наиболее въедливых знатоков, но скорее оно относится к спектаклям, созданным творческими усилиями той же постановочной команды: композитора Ильи Демуцкого и хореографа Юрия Посохова. (Их балеты «Герой нашего времени» и «Нуреев» украшают афишу ГАБТ.) В новенькой «Чайке» – не повторение найденного ранее, а, скорее, индивидуальный стиль художников – свой собственный. Полноправным соавтором и «Героя», и «Нуреева» был режиссер Кирилл Серебренников, «Чайку» создавали с его молодым коллегой Александром Молочниковым, свою версию этой пьесы он сочинял для МХТ имени Чехова, но спектакль не вышел, идеи остались нереализованными. Думаю, четыре актуальных перформанса Кости Треплева – плод буйной и необузданной фантазии Молочникова. Из их числа – попытка самоубийства Кости в горящем тракторе-развалюхе, где предала Костину любовь Нина Заречная. Чуть раньше – еще один, убийство чайки. Когда Треплев заходится в истерическом гневе и с остервенением «вколачивает» трепещущую птицу в пол, то не только в мою голову пришли недобрые воспоминания об акции Павленского на Красной площади.

Либретто, написанное режиссером в соавторстве с Ольгой Хенкиной, сильно отступает от замысла Чехова. Треплев, неистовый и вспыльчивый, к финалу вполне остепенился, по доброй воле решил вписаться в мейнстрим и даже в одежде подражает успешному Тригорину. Кажется, Чехов поморщился бы. Но дело сладилось – союз Посохова и Молочникова родился под счастливой звездой. Режиссер взрывал чинную благовоспитанность балета, а хореограф умел смикшировать его жирные курсивы и укротить безудержную энергию. «Они сошлись. Волна и камень, / Стихи и проза…»

Юрий Посохов – художник скрупулезный – умеет проникать в суть литературного первоисточника и рифмовать его глубинные смыслы с болевыми точками родной современности. Хореографу необходима история сложная, с многоголосием судеб, желательно из мира русской классики. Его явно захватывает текст со всеми поворотами сюжета. Совсем недавно мы вновь получили тому подтверждение: приз Benois de la Danse Юрию Посохову вручили за спектакль «Анна Каренина» по роману Льва Толстого, поставленный в Балете Джоффри. Чеховская «Чайка» – давняя мечта Посохова – «прочитана» его неоклассическим языком, который не просто красив, но удивляет полифонией образов и афористичностью мыслей. Хореография отражает чеховский «водоворот чувств», человеческую сложность при внешней (конечно, кажущейся!) простоте. Основа истории сплетена из соло – в них признания, крики души, тихие размышления, и дуэтов, любовных и прощальных. Ансамблевые сцены: невеселая свадьба, суматошные проводы Аркадиной и Тригорина, танец страдающих птиц – настроены на более прикладное звучание.

Не знаю, умышленно или нет, но спектакль улыбнулся символизму, к которому взывали Мережковский и Владимир Соловьев, а в пьесе символизм олицетворял Костя Треплев, но Антон Павлович пророчески предвидел скорый крах этого течения. Так и случилось. На сцене появляются огромные шахматные фигуры и крупногабаритные детские игрушки: неваляшки, медведи, лошадки, машинки, вырванные с корнем и повисшие между небом и землей деревья.

Музыку специально написал единомышленник хореографа Илья Демуцкий. «Чайка» – их пятый совместный балет. Музыка соотносится с указаниями балетмейстера, стилизована под танцевальные формы, удобна для артистов. Подчеркивает грациозную театральность звучания оркестра маэстро Антон Гришанин. Временами щемящие мелодии прерывает устрашающий и тревожный голос огромного гонга, выписанного для спектакля из Японии.

На подмостках – одна из многочисленных усадеб, разбросанных по всей среднерусской полосе России. У британского сценографа Тома Пая деревенская глухомань дышит нежной ностальгией по ушедшей эпохе. Ржавый трактор, пожухшая трава, облупившиеся стены сарая, застекленная терраса и бескрайнее небо.

Начинается спектакль с бенефиса Ирины Аркадиной – на заднике словно отражение реального зрительного зала. Звезда, бесподобная в своем классическом совершенстве, купается в поклонении. Но неожиданно грянул скандал – на сцену выскочил странный юноша: тело в татуировках, волосы – дыбом, кожаная куртка нараспашку. Это сын Аркадиной Костя Треплев решил выразить протест против традиционных форм. Мать не останется в долгу: она сорвет его протестную «индустриальную мистерию», которую исполнят любители – землепашцы и трактористы с робкой девочкой Ниной Заречной в бликующем комбинезоне и шлеме. Аркадина своей темпераментной вариацией-негодованием подавит все юношеские надежды сына. Правда, самодеятельные танцы мужиков и впрямь не вызывают волнений. Они далеки от авангардных исканий и кажутся примитивными – неслучайно: действие балета «помещено» в 80-е годы прошлого столетия, когда современный танец еще ютился в подвалах.

Тогда Юрий Посохов был молод и много танцевал, в том числе и в «Чайке» Майи Плисецкой, а сегодня он подарил артистам роли, которые они проживают с невероятной актерской отдачей (автор этих строк видел состав второго премьерного вечера). Треплев Игоря Цвирко –экспериментатор, бунтарь, художник-акционист. Он, устремленный к эпатажу и не обремененный грузом прошлого, фигура трагическая – его финальное самоубийство кажется предрешенным. В блестящем исполнении Екатерины Крысановой Аркадина – незаурядная сильная женщина, сумевшая вырваться из провинциального однообразия, натура одаренная и гордая. Она всегда, на всех виражах жизни, «держит себя в струне». Только один раз позволит себе расслабиться, когда брат увлечет ее в мир детских воспоминаний.

Мать и сын стремятся в народ. Костя с мужиками ставит перформансы, Аркадина прививает деревенским жителям вкус к культурному досугу – «петь хором, играть в шахматы», но поселяне инициативу не подхватывают.

Второразрядный беллетрист Тригорин потерял свою профессиональную принадлежность – теперь он «известный красавец» и «возлюбленный Аркадиной». В замечательной и многогранной интерпретации Владислава Лантратова писательское начало очевидно – столько в его герое ума, породы, юмора, блеска, самовлюбленности. Он и на внимание Нины отвечает не сразу – слишком хорошо знает жизнь. Нина Анастасии Сташкевич – играющее дитя, в котором уже проснулись инстинкты обольщения и жажда красивого благополучия. В финале, когда она, словно раненая чайка, бьется в руках обезумевшего Треплева, в ней не узнать нежную доверчивую девочку, которая так искренне верила в будущее.

Среди важных персонажей – уездный доктор Дорн. Он легко и естественно, как умеет Вячеслав Лопатин, «простраивает» прошлое своего героя: еще совсем недавно он был любимцем окрестных дам. Дорн – доброе сердце – успокаивает разбушевавшегося Костю. Их пронзительный мужской дуэт понятен без слов. Перед Дорном трепещет Полина Андреевна Шамраева – ее свежо и весело танцует Анастасия Меськова. Ее мужу (Антон Савичев) досталась скромная роль: как и положено управляющему имением, он следит за порядком, обходя владения с двумя ленивыми овчарками. Зато их дочь Маша в выдающемся исполнении Марии Александровой – отважная и потерянная. Обреченная на безответную любовь к Косте, она выходит замуж за нищего провинциального учителя, столь лишенного индивидуальности, что на сцене оказывается тряпичной куклой, которую таскает Маша – как свою унылую загубленную судьбу. Глубокие и тонкие переживания отданы брату Аркадиной – Денис Савин неузнаваем в роли действительного статского советника в отставке Петра Сорина, подводящего итоги убывающей на глазах жизни в атмосфере «милой деревенской скуки».

Мировую премьеру «Чайки» репетировали четыре состава исполнителей, все они – ведущие артисты балетной труппы Большого театра. Помимо участников, которые вдохновили автора этой статьи, первую серию июльских показов представили: Светлана Захарова, Кристина Кретова (Аркадина); Артем Овчаренко, Алексей Путинцев (Треплев); Михаил Лобухин, Руслан Скворцов (Сорин); Мария Виноградова, Елизавета Кокорева (Нина); Александр Водопетов, Александр Смольянинов (Шамраев); Анна Тихомирова (Полина Андреевна); Ангелина Влашинец, Анна Балукова (Маша); Артемий Беляков, Игорь Цвирко (Тригорин); Георгий Гусев (Дорн) и другие…

Большой театр «под занавес» тревожного сезона подарил современный спектакль большой постановочной культуры и вкуса, балет, где жизнь людей со страстями и страданиями представлена по-чеховски, как «важное и вечное».