Даниил Крамер:
Мне уже давно никого не надо завоевывать

ВП Вы получили классическое образование, учились в Гнесинке у Евгения Либермана. И стали популярным российским джазовым пианистом. Не жалеете теперь об отказе от мировой карьеры академического пианиста?

ДК Это не вопрос из разряда «жалею – не жалею». Это вопрос моего сознательного выбора, когда я был уже взрослым человеком, способным принимать решения. И на этот выбор повлиял, как ни странно, мой гениальный преподаватель академического фортепиано Евгений Яковлевич Либерман. Услышав мои первые, жалкие тогда, джазовые опыты, он мне сказал: «Это будет твое. Но ты никогда не бросишь классику». Так и случилось, и классику я никогда не бросал. Я всегда оставался классическим пианистом, занимающимся джазом. И джазовым пианистом, знающим и любящим классику. Я всегда был между этими двумя мирами, и между ними останусь.

Другой вопрос, что в те советские времена классика бросила меня. Как только услышали мои джазовые опыты, весь классический мир махнул на меня рукой: ну все, ты – джазмен. И все, часть академической карьеры была для меня закрыта, на меня навесили ярлык джазмена. Самое интересное, что джазовый мир только хмыкнул, потому что на самом деле я еще не умел играть джаз. Советский джазовый мир меня далеко не сразу принял.

ВП Помимо программы «Классика и джаз», вы возвращались к сугубо академическим программам?

ДК Да, и не просто возвращался, а вернулся. Порядка 15% моих программ в году – это программы, связанные с классикой. Играю много Моцарта, потому что очень люблю Моцарта. Сейчас учу Первый концерт Бетховена, планирую его играть с оркестрами.

Есть у меня практически эстрадные концерты, не классические и не джазовые. С удовольствием играю, например, сюиту Цфасмана с оркестром. Есть и условное «третье течение», например, Рапсодия и фа-мажорный Концерт Гершвина, они у меня в постоянном репертуаре. Как видите, я достаточно разнообразен.

ВП Это правда, что перед восторженной, влюбленной публикой вы играете заинтересованнее, чем перед равнодушной? Обычно ведь наоборот – необходимость завоевать публику подстегивает музыкантов.

ДК Я завоевывал публику много лет, и сейчас у меня есть имя. Не думаю, что сегодня в зале найдется много людей, которые не знают имени Даниила Крамера. Хотя иногда на мои концерты приводят людей, чтобы «познакомить с джазом». Но в целом, мне уже давно никого не надо завоевывать. Выхожу и играю. И мне это нравится.

Когда я был молод, мне очень нравилось завоевывать публику. Потом я понял, что мне это мешает. Мешает восприятию музыки, мешает мне как музыканту. Я не хочу завоевывать, я хочу играть.

ВП Вы стали в какой-то момент главным продвигателем джаза на академические концертные площадки. Слушать джаз не с бокалом коньяка в клубе, а в партере Зала Чайковского, например. Это приблизило джаз к академической публике?

ДК Сегодня я уже не считаю себя главным продвигателем, но когда-то я довольно много приложил к этому сил. В 90-е годы академическая сцена была почти закрыта для джаза. В одной из филармоний мне сказали дословно: «Вы знаете, товарищ Крамер (тогда еще были «товарищи»), в этом году джазовый концерт уже был». И мне тогда было вовсе не смешно! После распада Советского Союза концертная джазовая сцена фактически умерла. Погибло все, что было сделано Чижиком, Брилем, Лундстремом. Во многом пришлось начинать заново.

Целью моих усилий было регулярное появление джаза на филармонических афишах, на академической сцене. И я считаю, что этого добился. Сейчас джазовые концерты в академических залах являются нормой, и это не один концерт в год или в месяц.

Одной из причин, по которой я включал академические произведения в джазовые программы еще в 90-е, было желание завести классическую аудиторию на джазовые концерты, и джазовую аудиторию – в зал на классические концерты. Объединить аудитории, разделить это дурацкое, на мой взгляд, деление по жанрам. Музыка едина. Не делят же в классике Моцарта и Баха, хотя это очень разная музыка. Для меня разница между Хиндемитом и Палестриной намного больше, чем между Равелем и Эллингтоном. Частично мне удалось объединить эти разные публики, и я продолжаю это делать.

ВП Вы наравне с Бутманом очень высокотехнологичный джазмен в смысле организации туров и гастролей с разными программами. Как у вас родилась идея джазовых туров?

ДК Она не сама по себе родилась. Анализируя ситуацию 90-х, я понял, что нужны циклические программы. Я начал договариваться с филармониями об очень неожиданном и непривычном тогда деле – гастрольных джазовых абонементах. В те годы филармонические абонементы строились только на основе местных сил – музыкантов и лекторов. Я же предложил гастрольные абонементы. Было много сомнений в рентабельности. Но несколько директоров приняли мой план, поверили в него, и оказалось, что он очень успешен. Сейчас у меня огромное количество гастрольных абонементов по всей России. И даже там, где меня нет, есть другие джазовые гастрольные абонементы. Чему я очень рад. Регулярные гастроли джазовых музыкантов по России обогащают всю джазовую жизнь в стране.

ВП Какие у вас взаимоотношения с государством, помимо концертов в филармониях, проходящих через госзакупки?

ДК У меня практически нет отношений с государством. Я работаю сам по себе. Мои взаимоотношения с государством исчерпываются работой заведующим кафедрой в Институте современного искусства. И я смертельно ненавижу все методички, которые спускаются министерствами культуры и образования. Вижу их непрофессионализм. Очень хочу увидеть чиновника, который придет и научит меня преподавать моим студентам.

Я не имел помощи от государства, я никогда не просил у государства ни одной награды. Хотя их у меня несколько, в том числе звания заслуженного и народного артиста России. Но я их не просил, чем горжусь. Не выпрашивал, не носился по кабинетам с документами, не давал денег за звания. Меня этими званиями действительно наградили. Никогда никакой помощи от государства я не имел, к сожалению. А я бы не отказался.

Серьезное искусство всегда нуждается в господдержке. Попса – нет. Серьезное искусство идет на эксперименты, плодами которых пользуются все, в том числе шоу-бизнес. А эксперименты могут быть успешными, а могут – нет. Опера «Кармен» была освистана на первом представлении, например. Наследие Баха заново потом открывал Мендельсон. А ведь эти ноты Баха лежали в библиотеке какого-то курфюрста на полке с подписью «ноты за один пфеннинг». Как мне кажется, Минкульт совершает ошибку, пытаясь монетизировать все искусство. Какая-то часть искусства может быть рентабельным, но значимая часть серьезного искусства всегда остается нерентабельной.

В нашей стране искусство вынуждено ходить с протянутой рукой, выпрашивая эти 0,7% бюджета. В европейском налоговом законодательстве придуманы такие нормы, что искусство там кормит государство! Искусство может зарабатывать больше денег, чем нефть. Джазовые фестивали в Европе: по моим сведениям, 0,4% фестивалей выходят в плюс или в ноль, и это самые маленькие фестивали. Большие – практически всегда убыточны. Почему же европейцы или американцы их содержат? Потому что они выгодны на местном уровне, местные налоги остаются на местах. Возьмем, к примеру, Францию, где город получает по 18 центов с каждого потраченного евро – с билета, чашки кофе, литра бензина. На примере фестиваля в городе Монтабан (Франция) могу сказать, что город получает от фестиваля несколько миллионов евро прибыли, а сам фестиваль довольно часто выходит в убыток. Город компенсирует фестивалю убытки, и остается с прибылью, и хочет еще. И не надо кормить искусство! Искусство само накормит кого угодно.

Сколько денег принес уже покойный Майкл Джексон в американские компании-правообладатели в 2016 году? 825 млн долларов. Эти деньги пришли в Америку, с них бюджет возьмет налоги, и это только один артист за один год, и то после своей смерти. Доходы от искусства дают 5–6% ВВП Америки. Нефть рядом не стоит.

ВП В Доме музыки вы играете с Романом Мирошниченко.

ДК Это весьма специфический проект, которым я очень горжусь. Мы соединяем акустическое фортепиано с роковой и джаз-роковой гитарой. Танго, болеро, фламенко, сальса, джаз-рок, джаз, академическая современная классика. Это своеобразный и очень эффектный фьюжн, несмотря на то, что на сцене всегда два музыканта. Мы проехали с этой программой уже несколько стран, много концертов дали в России. Мне очень нравится эта программа.

ВП То есть мое любимое Libertango прозвучит?

ДК Да, конечно. Мы – два импровизатора, мы превращаем Libertango в то, что не очень похоже на замысел самого Пьяццоллы. Послушайте, если еще не слышали этого в нашем исполнении. Программа вообще живая. Какие-то композиции мы откладываем в сторонку, а потом возвращаемся к ним. И в программе постоянно что-то обновляется.

На сцене – два импровизатора. Как вы себе представляете это без новизны? Это невозможно физически!