Дмитрий Черняков:
За десять лет у меня было время на раздумья

ВД Не страшно было браться за «Троянцев» Берлиоза? Было время на раздумье или сразу согласились?

ДЧ Ох, это долгая история. Ей уже десять лет. Я везде ее рассказываю. Я получил первое предложение заниматься «Троянцами» здесь же в Париже, после своего дебюта в Парижской опере – с премьерой «Макбета». И оно касалось не Парижа, а Мадрида, точнее, Королевской оперы в Мадриде. Жерар Мортье, бывший директор Парижской оперы, собирался возглавлять театр в Мадриде и стал уговаривать меня на «Троянцев». Он почему-то был тогда уверен, что именно я должен это делать, что это вещица для меня. Но я тогда недоумевал и даже сопротивлялся, так как не понимал, почему он вбил это себе в голову. Мадридская премьера тогда по бюджетным причинам так и не состоялась, но так как работа была начата, я был уверен, что когда-то, где-то я обязательно должен довести все до конца. И вот через десять лет эта история завершилась там, где началась, в Париже. Поэтому, конечно же, за десять лет у меня было время на раздумья.

ВД Сегодня эту оперу ставят если не часто, то регулярно, как никогда прежде. С чем связан интерес к ней, ведь она и в самом деле не самая простая и для певцов, и для дирижеров, и для режиссеров, и для продюсеров?

ДЧ Я никогда не знаю, с чем бывает связана вспышка интереса то к тому, то к другому. Я как-то так и не понял причины возникновения тенденций. Но сказать, что «Троянцев» сегодня везде ставят, – невозможно. Их все равно ставят очень избирательно и изредка. Но, конечно, в последние сорок–пятьдесят лет гораздо чаще, это правда. Только в последние десятилетия это произведение вошло в обойму.

ВД Как и с кем проходило обсуждение концепции? Все было безоговорочно принято, или искались компромиссы? Эта опера для французов должна иметь значение, близкое к тому, какое имеет для немцев тетралогия Вагнера,  французская сторона наверняка о чем-то вас просила?

ДЧ О чем меня могла попросить французская сторона? Ну, например? Соблюдать приличия? Держаться в рамках? Что за конспирология… Я даже не могу представить в Парижской опере такой разговор. И то, что «Троянцы» для французов – как вагнеровское «Кольцо нибелунга», – это известное преувеличение. В своей массе французы не так уж хорошо и знают «Троянцев».

ВД Сцена Парижской оперы приспособлена для спецэффектов, без которых как будто и не может быть успешного решения постановки? Или дело не в спецэффектах в духе «Звездных войн»? И можно ставить пять часов оперы как сериал?

ДЧ Сцена несусветная. Она просто гигантская. Наверное, самая большая в мире. Из зрительного зала это не очень понятно. Это становится очевидно, когда ты находишься за кулисами. Справа и слева от сцены точно такие же, как и сама сцена, огромные пространства, куда может уехать и спрятаться целиком вся декорация. А в глубине за сценой находится еще одна такая же по размеру сцена, с такими же двумя огромными боками. А за ней – еще одна, такая же по размерам. Так что это пространство, в котором можно насчитать девять сцен. Но все это используется для технических нужд или хранения и подготовки. Даже художникам никогда не дают планировки всего пространства, только пространство передней основной сцены. Но мы в «Троянцах» пробили разрешение открыть всю глубину. И в конце первой части спектакля зал может просматривать пространство почти 100-метровой глубины. Как сказал один мой приятель, что видно аж до Лионского вокзала.

Соблюдать приличия? Держаться в рамках? Что за конспирология… Я даже не могу представить в Парижской опере такой разговор

ВД Вы всегда очень тщательно выбираете солистов. Но одно дело – выбрать их для «Травиаты» или «Кармен», другое – для «Троянцев», где нужны, прежде всего, вокально выносливые, технически подкованные солисты. Как решали эту проблему, как выбирали певцов?

ДЧ Да нет особой разницы. Везде нужны вокально выносливые, технически подкованные солисты. Я, честно сказать, более придирчив, когда идет подбор солистов на русское название, которое я делаю в Европе. Вот тут я бескомпромиссен, так как европейские кастинг-менеджеры рассматривают русскую оперу без того контекста, бэкграунда, который с нами с ранних лет. Сложность с «Троянцами», наверное, по большей части в том, что в мире не так-то много певцов, которые это поют. Вот у нас была ситуация, что заболела певица, и быстро, в пожарном порядке найти хорошего исполнителя очень трудно, даже если ты ищешь по всему миру. В нашем случае нам очень повезло, но во всем мире есть буквально около восьми человек, которые могут это сделать на серьезном и качественном уровне.

ВД Насколько тесно вы общаетесь с дирижером на репетициях?

ДЧ Если дирижер на репетиции приходит, то, конечно, мы общаемся очень тесно. А если, как иногда бывает, дирижер все время где-то дает концерты или гастролирует и появляется только в предпремьерные недели, то мы просто работаем параллельно. И потом все смотрят – совпадем ли мы, как это называется, методом «тыка» или нет.

ВД Вам совсем скоро предстоит ставить еще и «Обручение в монастыре» с Даниэлем Баренбоймом. Как вы всюду успеваете?

ДЧ Успеваю еле-еле. Но как-то пока еще справляюсь. Что мне сетовать, я же сам всего этого хотел. Причем с самого начала я хотел жить именно такой жизнью и все время к этому шел, не сворачивая вправо-влево.

ВД «Троянцы» – очень крупная форма. Впрочем, вы ведь и начали, точнее, продолжили свой путь с «Китежа», показав, что умеете охватывать неохватное, эпическое. Раз возникли «Троянцы», не миновать и «Кольца нибелунга» и «Войны и мира»?

ДЧ Ну, как их миновать? Скажем так, в ближайшие пять-шесть лет будет вам и то и другое.

ВД Вы работаете исключительно в Европе, в Метрополитен выступали пока только раз, выпустив «Князя Игоря» Бородина. Продолжение последует? Другие американские театры вас когда-нибудь приглашали?

ДЧ Приглашала опера в Чикаго, но речь не о самом ближайшем времени. В Америке все чуть по-другому. Но я в последнее время не очень уже рвусь ехать в новые места. Есть несколько городов и театров в Европе, в которых мне приятно и удобно работать, и мне хочется уже только туда приезжать.

ВД В современной ситуации, когда мир уподобился шарику, съехавшему с оси и неизвестно куда катящемуся, вы как русский режиссер играете прямо-таки культурно-политическую роль. Или все гораздо проще? Подобные оперные эпопеи для вас – всего лишь обычные рабочие моменты?

ДЧ А вам раньше было понятнее, куда шарик катится? Мне вот никогда это не ясно. И роль я никакую не играю. Театральный мир небольшой, а мир оперы еще меньше, поэтому не может у меня быть никакой такой культурно-политической роли. Я в детстве очень любил играть в театр, совсем без устали. Так я и продолжаю в него играть, а все остальное придумывают люди со стороны.

ВД В ваших постановках немало пессимизма во взглядах на природу человека, нередко – ужас разочарования и разоблачения. Это потому, что в опере необходимо страдать?

ДЧ Вы пытаетесь свести меня к какой-то схеме и готовому продукту. А вот и нет. Следующий спектакль, про который вы спрашивали, будет назло вам совсем другой. В прокофьевском «Обручении в монастыре» в Берлине пессимизма будет уже поменьше. Хотя…