До ста двадцати! События

До ста двадцати!

В Санкт-Петербурге прошел творческий вечер Леонида Десятникова

Этот концерт мог не состояться: Ольге Кульчинской, которая готовила премьеру «Идиш», фониатр запретил петь из-за ларингита. Было решено перенести исполнение, а концерт оставить. Его программа была составлена и подготовлена всего за неделю.

Алексей Гориболь в сопровождении видеоряда начал музыку к экзистенциальной драме Валерия Тодоровского «Подмосковные вечера» (1994). Музыка, будто бы подвешенная в воздухе, сопровождающая мотив дороги, воспоминаний, утерянного, не слишком счастливого прошлого, которое все равно было жизнью. Богом забытые ландшафты Подмосковья, появляющиеся на экране, бьющееся на ветру платье Ингеборги Дапкунайте – исполнительницы роли Кати Измайловой в фильме – вместе с музыкой переходят в новое измерение, отсекают все ненужное так, что остается только прощание и оттенки щемящей ностальгии. Прервав аплодисменты (киномузыка, очевидно, задумывалась как триптих), зазвучала музыка к сцене самоубийства Марка из фильма «Москва» Александра Зельдовича. Это вынужденное прощание с жизнью, человек в окружении пустоты. Вот Марк (герой, которого сыграл Виктор Гвоздицкий) съезжает на чемодане с воспоминаниями по голому горнолыжному трамплину, вот он разбивается – а музыка звучит все так же. В ней нет ни пафоса, ни сильных контрастов. Только трагическое мироощущение и принятие любого исхода. Следом шел ноктюрн из «Мании Жизели» Алексея Учителя. Ноктюрнальные ассоциации понятны: ночь, природа, любовные приключения, продиктованные сюжетом, где в центре оказывается личность знаменитой русской балерины Ольги Спесивцевой. Кульминация в музыке совпадает с тем, что показано в видеоряде: когда постаревшую приму везут в инвалидном кресле, возникает ощущение, что мелодия словно поддерживается искусственно – так, как кресло поддерживает пожилую балерину и как в молодости ее поддерживали на сцене партнеры. Это три картины прощания.

Солисты из musicAeterna исполнили одночастный секстет «Возвращение» для гобоя, кларнета, двух скрипок, альта и виолончели. Вначале казалось, что это было скорее невозможностью возвращения: вавилонское смешение, грусть без грусти, путь без пути, определение через отсутствие, попытка выразить нечто трудноуловимое и вечно ускользающее через ясную музыкальную структуру. Мозаика тем складывается в узор ближе к концу под назойливый стук судьбы. Наступает единство: удивительно, но каждый инструмент пришел.

Солисты musicAeterna

Две русские песни на стихи Рильке исполнил тенор Олег Крикун – певец удивительно музыкальный, наделенный прекрасным камерным голосом светлого, наполненного и округлого тембра. Блестящая дикция и более открытый, чем это принято сейчас, звук напоминают старую русскую теноровую школу, еще не тронутую веризмом, утяжелившим и укрупнившим голоса. Верха звучат немного облегченно, но зато голос берет их с естественностью разговорной речи. Манера его исполнения кажется не вполне академической, но излишняя «оперность», то есть приметы большого стиля, не дали бы нужного эффекта в этих песнях. Здесь нужна напевность, чистый, ясный и нежный звук. «Я иду, иду» – печальный, подернутый дымкой пейзаж; «Утро» – просветленная медитация. Их тонкое очарование большая акустическая мощь может только разрушить.

Следом прозвучали Вальс и Элегия в исполнении Алексея Гориболя, Владислава Песина и Алексея Жилина из музыки к спектаклю Валерия Фокина «Живой труп». Неяркий, чистый свет, вьющаяся мелодия, один и тот же мотив, который может стать и вальсом, и элегией,заканчивается очаровательной цыганщиной (или аргентинщиной); как и всякая хорошая музыка к спектаклю, она самоценна, но обращает на себя внимание тонкой работой с временем, внешней причиной, вызвавшей ее к существованию.

Пьеса «По канве Астора» для скрипки, альта, виолончели и фортепиано была исполнена в память об ушедшем в 37 лет Александре Бузлове. Мелодии из «Времен года в Буэнос-Айресе», конечно, узнаваемы, но аргентинская triste, смешанная с петербургским сплином и воспринятая через еврейское трагическое мироощущение, создает нечто совершенно иное. И оно уместнее, чем любой реквием.

Олеся Петрова и Алексей Гориболь

Меццо-сопрано Олеся Петрова исполнила «Старуху» на стихи Хармса из вокального цикла «Любовь и жизнь поэта». Здесь огромный, мощный голос певицы пришелся как нельзя кстати. Он пел: «Дни бегут по кругу» – и музыка так же бежала, отзвуки сопровождали слова, текла река времени, прошлое было невозвратимо, а настоящее – ложись и тлей. Эта музыка вытаскивает из Хармса всю трагедийную метафизику, и абсурд, который в тексте может выглядеть забавно, становится действительно страшным. В «Старинном романсе» на стихи Кима Рыжова (автора песни «Стоят девчонки») слышны отчетливые гитарные переборы. Конечно, романсы исполнялись под гитару чаще, чем под рояль. Это стилизация под стилизацию, и можно было бы сказать, что это постмодерн, но он обращается к тем слоям человеческой психики, которые мало способны на иронию. И Олеся Петрова была идеальным медиумом для этой музыки.

Завершили концерт «Эскизы к “Закату”». В эпоху постмодерна или даже постпостмодерна важно не то, что хотел сказать автор (романтическая парадигма), и даже не то, что он в итоге сказал (парадигма структурализма). Мы говорим о том, как это высказывание выглядит в контексте и насколько много в этом иронии. «Закат» начинается библейским сюжетом – «Смерть Авессалома». Во время бегства с поля боя Авессалом запутался длинными волосами в ветвях дерева и был убит. Это сказание, где фортепиано – лира, скрипка – сказитель. Время сжимается, почти останавливается, чувства тревожно обостряются. А потом все приходит в движение. «Смерть в Венеции» – танго человека со смертью, лука – со стрелой, стрелы – с телом, Авессалома – с деревом. Музыка, явно современная, звучит как древняя; увеличенные секунды, характерные для этнической музыки вообще, и принятые для танго ходы к концу совмещаются. Мы будто переносимся из библейской пустыни в гостиную, где на патефоне играет «Кумпарсита». Мир сжимается в точку. Весь же цикл можно прочитать и как ироничное отношение к возрасту, и как метафору заката европейской цивилизации. Библия – ее начало. В музыке закат Европы ассоциируется прежде всего с Малером, благодаря «Смерти в Венеции» Лукино Висконти. И цитация Адажиетто из его Пятой симфонии в этих сценах тоже есть, и «Хава нагила», и соль-минорная прелюдия Рахманинова, которая звучит в «ламбаде» так, что почему-то становится радостно.

Мир конечен. «Достаточно, чтобы красота коснулась нашей скуки – и наше сердце разорвется,как шелк, в руках жизни», – писал философ Николас Гомес Давила. Сам он провел большую часть жизни в стенах домашней библиотеки, которая заменила ему мир. А музыка Леонида Десятникова несет в себе именно такую красоту.

Жара музыке не помеха События

Жара музыке не помеха

Летний фестиваль в «Сириусе» вновь собрал звезд

Делать меньше События

Делать меньше

Игорь Булыцын представил на сцене БДТ новую постановку «Брух. Сюита» для труппы Театра балета имени Леонида Якобсона

Новая искренность События

Новая искренность

«Лето. Музыка. Музей» в Истре как место нового культурного паломничества

Арт-коллаборации в Судаке События

Арт-коллаборации в Судаке

В Академии «Меганом» прошла первая музыкальная лаборатория Московской консерватории