Персона
ЕК С какого момента начинается отсчет вашей карьеры?
ЕМ Первый выход на сцену у меня был в пять лет. Был концерт в несуществующем ныне концертном зале «Россия», о чем мне рассказывали родители. Из того, что я уже сама приблизительно помню, это выступление в Большом зале консерватории: мне было шесть лет, нам разложили на двоих «Тройку» Щедрина – мой партнер играл партию левой руки, а я – за правую руку.
Когда я поступила в ЦМШ, то меня как-то сразу «взяли в оборот». Я училась у Тамары Леонидовны Колосс, заведовавшей фортепианным отделом; соответственно, она решала во многом, кто, куда, зачем, и в ее руках были все управленческие рычаги. А в ЦМШ очень часто приезжали всякие делегации, и мы демонстрировали успехи советской исполнительской школы. Однажды приехала делегация итальянцев, и они сказали, что хотят снять фильм про день ребенка – пианиста, ученика ЦМШ. Выбрали меня, ученицу четвертого класса. Они ходили с кинокамерой и снимали: как я сижу за партой, как пришла на специальность, потом – домой. Как бабушка мне наливает чай, как мы с моим приятелем-одноклассником режемся в какой-то настольный хоккей. В общем, такой нормальный день советского ребенка. Это был февраль, кажется, или даже раньше, может быть, 1989 года. А незадолго до этого произошло землетрясение в Армении, в декабре 1988‑го, и вся страна собирала деньги для пострадавших. У меня был сольный концерт, первый в жизни, в двух отделениях – на сцене ЦМШ. Причем начиналось все с Итальянского концерта Баха, потом багатели Бетховена, чьи-то еще пьесы, знаменитое «Рондо-каприччиозо» Мендельсона. На входе поставили такой картонный кубик – вот все, что вы сюда положите, мы отправим пострадавшим от землетрясения. Естественно, не я это придумала, но взрослые повели себя очень правильно. И дальше сложилась цепочка с этим итальянским телевидением, с этим благотворительным концертом. И меня пригласили на телешоу в Италию в тот же самый год, чтобы передать символический чек от итальянцев русским, советским людям – для пострадавших в Армении. Для меня это стало грандиозным событием и вехой в творческой биографии.
ЕК В Италии вы выиграли свой первый международный конкурс?
ЕМ Да, конкурс «Премия Моцарта» в Вероне, на котором я получила Гран-при и свой первый рояль фирмы Yamaha.
ЕК Он до сих пор у вас?
ЕМ Рояль «жив-здоров», стоит у родителей, но я сейчас уже практически не играю на нем. Но тем не менее это была следующая веха, гигантская. Если бы не этот рояль, мы бы сейчас не разговаривали даже. Потому что до этого был такой старенький-престаренький трофейный Blüthner. А этот новый прекрасный инструмент дал мне возможность полноценно развиваться.
ЕК Как складывалась ваша карьера дальше?
ЕМ Поскольку я показала себя в деле, в бою, в десять лет выиграла международный конкурс, то меня порекомендовали японцам. В ЦМШ пришло продюсерское агентство с предложением: давайте мы проследим путь ребенка на протяжении его обучения, с ранних лет и до совершеннолетия. Но я тогда об этом не знала, думала, что это просто приглашение поехать в Японию. И первая поездка была в город Киото на празднование годовщины со дня основания этой древней столицы Японии. А у меня это была мечта с детства – попасть в Японию. Я читала об этой стране в энциклопедиях, мне нравилось, что там пишут иероглифы и носят кимоно. Я у бабушки все время требовала достать какой-нибудь отрез ткани, завернуть меня в это кимоно и сказать что-нибудь по-японски. Бабушка могла мне сказать только «Хиросима – Нагасаки», других знаний у нее, конечно, не было.
ЕК И вы стали ездить каждый год?
ЕМ Да, играла сольные концерты в двух отделениях, абсолютно по-взрослому. Пятнадцать концертов по всей стране: допустим, два-три в Токио, и далее по всей стране, с севера на юг.
ЕК Просили исполнять русскую музыку?
ЕМ Необязательно. Да, они очень любят Чайковского, но я включала и «Патетическую», и «Лунную» сонаты Бетховена, и «Тарантеллу» Листа, и «Испанскую рапсодию», когда стала постарше. Каждую осень, в начале учебного года, специально для Японии выучивала репертуар на два часа чистой музыки. Для меня эти ежегодные гастроли стали фактором не просто профессионального роста, а включения в настоящую профессиональную жизнь.
ЕК Гастроли закончились с окончанием школы?
ЕМ Нет, с совершеннолетием по-японски, в двадцать один год. То есть это был действительно бизнес-план, и он закончился.
ЕК Вам платили гонорары? Их нужно было отдавать государству?
ЕМ Тогда уже нет. И для 1990‑х это были очень значительные деньги – пятьсот долларов за концерт. Я, будучи ребенком, вообще этим не интересовалась. А мои родители решили так: пусть до совершеннолетия они лежат нетронутыми, дальше девочка сама разберется. Я и разобралась: купила свою первую машину, Škoda. Это была еще одна моя мечта – научиться водить машину; когда мне исполнилось восемнадцать лет, я сразу пошла на курсы. С тех пор так и за рулем уже, страшно сказать, сколько лет.
ЕК Кроме Италии и Японии, какие страны еще можно отметить на карте?
ЕМ На данный момент – больше сорока. Я много ездила по России, из заграницы сначала была Болгария – такой понятный путь советского человека, сначала в соцстрану, потом сразу в Италию, Японию, далее – Соединенные Штаты. Это все было в пределах полутора календарных лет – такой вот резкий старт в детстве. А я воспринимала как должное. Мне казалось, что так и надо, потому что папа – оркестрант, он все время гастролировал. И я понимала, что музыкант должен путешествовать.
Потом была Франция, фестиваль в Туре, Австрия, Германия, куда мы попали чуть ли не через неделю после падения Берлинской стены. Ходили по улице, думали: вот это, наверное, западные немцы, а вот это – восточные. Но есть две страны, в которых я не бывала, хотя хотела бы, – это Великобритания и Австралия.
ЕК А какую-то страну могли бы выделить особо?
ЕМ Наверное, Францию. Когда началось мое творческое содружество с Щедриным, то я вошла в круг очень известных музыкантов, в том числе меня познакомили с Мстиславом Ростроповичем. Он взял меня в свой фонд и через некоторое время предложил стажировку в Париже. Мы жили там в доме у попечителей французского фонда, партнера фонда Ростроповича, и в результате так сдружились, что стали приезжать просто так, потому что у них был огромный дом в старинном городе Шартре и всегда можно было остановиться.
Дружба длилась долго, и Франция стала мне просто очень дорога, близка, я довольно быстро выучила язык, общаясь постоянно в семье.
По Японии я скучаю просто безумно. Я была там еще с тех пор несколько раз, участвовала в Днях русской культуры, играла сольные концерты и пару раз преподавала на музыкальном факультете Университета Сакуйо в городе Курасики, с которым партнерски сотрудничает Московская консерватория. Конечно, очень мечтаю вернуться в эту страну вновь.
ЕК А у кого была стажировка в Париже?
ЕМ У Мишеля Берофф, известного пианиста, который неоднократно приезжал работать в жюри на Конкурсе имени Чайковского. Но с ним, кстати, общение, я не скажу, что не сложилось, но оно было таким неполюбовным. Принесла я ему, к примеру, на урок Концерт Сен-Санса, а он скривился, сказал, что китч. Понятно, почему, потому что он исполнитель Булеза и иной современной музыки. Потом сыграла ему сюиту «Ночной Гаспар» Равеля, там было больше понимания с его стороны, но критика пошла на русскую фортепианную школу. Что мы все ничего не понимаем во французской музыке, что ее играть надо сдержанно, скрупулезно выполнять авторские указания, «не рвать на себе рубаху».
Кстати, это были полезные мысли, я сейчас студентам часто объясняю, что импрессионисты писали довольно структурированную музыку, стилистически во многом еще идущую от клавесинистов XVII века; мы же часто ошибочно себе представляем импрессионизм как «царство ритмической вседозволенности».
Но когда он мне про Рахманинова сказал, что «Сирень» – это музыка для бара, честно сказать, в этот момент я так обомлела, что на пару мгновений перестала его уважать. Правда, я вспомнила, что и самого Сергея Васильевича во Франции не слишком привечали, в отличие от Америки, да и других стран. Видимо, что-то ментальное в этом есть. С Мишелем Берофф мы остались, естественно, в очень хороших, дружеских отношениях. Но мне кажется, более полезным было в принципе окунуться в среду, понять, как себе Дебюсси представлял «шаги на снегу». У нас ведь это сугробы по колено, где утопают валенки, а у них «шаги на снегу» – это легкая-легкая изморозь и дико холодно при этом – «минус 2, ощущается как минус 20». Снег не выпал, он просто инеем осел, и депрессивность зашкаливает. У нас, напротив, снег вызывает добрые чувства, ассоциируется с чем-то пушистым, мягким, даже день кажется светлее. А у них снег – это полное омертвение всего и вся. Такие вот разные подходы. Чтобы это понять, надо было там пожить.
ЕК Уже дважды был упомянут Родион Щедрин, поговорим о нем подробнее? Конечно, вас неоднократно спрашивали об истории знакомства, но, может быть, какие-то особые детали вспоминаются сейчас, когда композитор ушел из жизни?
ЕМ Например, когда мы репетировали Шестой концерт. Напомню, что он был посвящен Белле Давидович и планировалось, что она его исполнит. Но у нее случилась операция на глазах, и она просто не могла физически разбирать текст. Это был 2003 год, совсем вскоре после нашего первого знакомства с Родионом Константиновичем. Видимо, на волне успеха Фортепианного концерта «Частушки» Щедрин решил, что можно мне доверить эту премьеру. Мы репетировали в Литве, в их поместье под Тракаем.
Мы там и в озере купались, и Майя Михайловна так трогательно нажимала кнопочку на каком-то пультике и выпускала гигантских собачек, которые по лужайке бегали и резвились. В общем, множество таких приятных бытовых деталей. Конечно, очень вдохновляющее место. Мы вначале у них дома работали над концертом, но там был один рояль. Когда разобрали текст, то поехали в Вильнюс, где в здании Союза композиторов уже репетировали с ним на два рояля. А там есть такой прием: глиссандо по черным клавишам. Щедрин, конечно, все приемы вначале пробовал сам, но у него ногти были довольно длинные, во всяком случае, в два раза длиннее моих. Поэтому во время глиссандо я тут же содрала кожу. Майя Михайловна как увидела это, сразу набросилась на Щедрина: «Что ты такое написал? Что это за ужас? Почему так травмируется исполнитель?» Куда-то побежала поблизости, купила и подарила мне красивое янтарное украшение в «компенсацию» за то, что вот такие «мучения» пришлось претерпевать.
Еще из трогательных моментов: Майя Михайловна не любила носить сумочки, для нее это был какой-то ненужный предмет. Но губная помада была необходима. Она ее все время складывала в карман пиджака Родиона Константиновича, а в конце ужина или обеда говорила: «Тёпа, дай мне мою помаду». Она так его в кругу близких звала. И он ей давал эту помаду, и она без зеркала, как она выражалась, наизусть, красила губы.
ЕК Ходят легенды о требовательности Щедрина к своим исполнителям…
ЕМ Вообще-то, он очень по-доброму относился к исполнителям, которые, как ему казалось, хорошо играют. Но мог быть очень жестким с артистами, которые ему не угодили. Один раз я была свидетелем, когда Щедрин выгнал одного пианиста с генеральной репетиции, и пришлось мне срочно осваивать аккомпанемент в вокальном цикле.
ЕК Сам он был первоклассным пианистом, с отличной школой. А он что-то сам показывал, играл?
ЕМ Конечно. Подсказывал какие-то такие приемы. И научил, просто «золотыми буквами» вписал в мозг, что композитор ни одной точечки в партитуре, в тексте не написал просто так. Щедрин очень тщательно всегда следил за выполнением штрихов. У него в последнем периоде много такого рассыпчатого стаккато на пиано. Весь Шестой концерт на этом построен.
ЕК А это что-то у него означало, символизировало?
ЕМ Думаю, что это просто поиск звучности. У него же и в оркестровой музыке в последний период много тихого, медленного, долгого и какого-то шелестящего.
Обманывать публику и выдавать плохое сочинение за хорошее за счет своих артистических качеств нельзя.
ЕК Вы ведь и по сей день достаточно охотно играете новую музыку. На Щедрине не остановились…
ЕМ Да, играю постоянно, но после одного случая стала достаточно разборчива. Потому что одно дело, когда ты можешь сам выбирать, а бывало, когда со мной заранее договаривались о премьерном исполнении. И один заказ не пошел у меня совсем. Хотя я все сыграла абсолютно профессионально, совесть моя чиста. Но мне просто очень тяжело далось это произведение. С тех пор стараюсь выбирать музыку, где все-таки есть над чем поработать душой. А не просто как компьютер – считал сканером текст, перевел это в движение пальцев и добавил щепотку того самого артистизма. Мне в какой-то момент показалось, что я таким образом обманываю публику. Ведь слушатели мне верят. Особенно если я полностью энергетически включусь, то умею сделать так, что любая музыка начинает производить некое концертное впечатление. Но обманывать публику и выдавать плохое сочинение за хорошее за счет своих артистических качеств нельзя. Поэтому стала играть только ту музыку, которую люблю.
ЕК Кто же эти счастливчики?
ЕМ Естественно, Кузьму Бодрова играю всегда. Ефрема Иосифовича Подгайца: он своей сонатой «2022» просто поразил. Это одно из самых сильных впечатлений вообще от современной музыки, которое я когда-либо испытывала. Играю Олега Пайбердина, у него очень симпатичные миниатюры, я их даже записала. В свое время играла Владислава Казенина – у него был замечательный фортепианный концерт, наверное, недооцененный. И конечно, как не назвать Александра Владимировича Чайковского. Совсем недавно исполняла его Третий фортепианный концерт и в очередной раз порадовалась: ну какая же чудесная музыка! Наверное, это один из самых прекрасных фортепианных концертов, написанных в наши дни.
ЕК Серьезные авторы. С другой стороны, например, с Камерным хором Московской консерватории вы неоднократно выступали, аккомпанируя советские песни.
ЕМ А как же без этого? Песни – часть нашего культурного кода, и достаточно недавнего. Я как-то прочитала гениальное выражение: «советская античность». Это было отнесено к архитектуре, в частности, ко всяким советским мозаикам. Я подумала: как это точно. И песни тоже к этому направлению относятся. Да, песни – массовая культура, но она должна быть. Без нее невозможно жить, во всяком случае, в современных условиях. Я не знаю, как это было во времена Моцарта, Бетховена, Баха, тем более. Но в нашем обозримом прошлом массовая культура – важная часть жизни общества. Сейчас мы не достигаем тех высот, и не вижу перспектив, чтобы достигли. Далеко за примерами-то ходить не будем. В ноябре отметили 96 лет Александре Пахмутовой. Не знаю, кто с ней может сравниться. Александра Николаевна – высочайший Мастер, профессионал и владеет самыми разными жанрами, в том числе я играла ее пьесу для фортепиано с оркестром «Птица-тройка» – отличная образная и красочная музыка. Но в песенном жанре А.Н. – абсолютный гений, не знаю, кто бы мог еще написать песню, подобную «Беловежской пуще». Поэтому, когда с Александром Соловьёвым мне выпадает счастье играть этот репертуар, у меня это всегда вызывает огромный душевный подъем.
В двухсотый раз исполнять концерт Чайковского или Рахманинова – это ничуть не меньшее счастье, чем играть его в первый раз.
ЕК С пяти лет вы «в строю», не возникает иногда чувства, что как-то уже все было, все приелось?
ЕМ Нет. Для этого мне Боженька послал недавно испытание. Я не скрываю, что пришлось несколько концертов отменить, были проблемы с руками после того, как выходила на сцену в больном состоянии. Но считаю, что эта ситуация была мне послана, чтобы я переосмыслила свою жизнь, поняла, как надо ценить все, что мне дано. Я верующий человек, и поэтому без Него, как сказано, ничего бы не произошло. И теперь я лучше понимаю, что Всевышний вел меня, как мне кажется, в очень многих судьбоносных моментах.
Я понимаю, что в сотый раз, в двухсотый раз исполнять концерт Чайковского или Рахманинова – это ничуть не меньшее счастье, чем играть его в первый раз. Я свой опыт, который уже есть с этой музыкой, не променяю на первое исполнение. Потому что там больше думаешь о том, как бы все выполнить, не потерять, а не о том, что еще привнести нового, переосмыслить.
ЕК Так что вопрос про творческое выгорание, вижу, не актуален.
ЕМ Абсолютно, только молюсь о том, чтобы здоровье позволяло. Вот и все.
ЕК В вашей судьбе особая миссия – общественная деятельность, стремление публично встать на защиту, когда происходит какая-то несправедливость в сфере культуры…
ЕМ Бывают моменты, когда необходимо обозначить позицию, скажем, в случае нападок на детские музыкальные школы. Ну, сейчас вроде это утихло. И поэтому моя общественная деятельность, она тоже сейчас как бы не то чтобы на паузе, но, во всяком случае, нет никаких острых тем, ради которых нужно опять брать какой-то флаг и нестись на баррикады.
ЕК Кстати, обратила внимание, что вы часто публично комментируете конкурсы.
ЕМ Сейчас также переосмысливаю к ним свое отношение. Отслушивала подряд несколько состязаний: в Брюсселе, наш Рахманиновский, потом Конкурс имени Шопена, где я посчитала количество учеников у членов жюри и просто ужаснулась в финале: мы точно можем в этой ситуации говорить о полной беспристрастности? На конкурсах, где я сижу председателем жюри и имею право влиять на составление конкурсного регламента, устанавливаю полный запрет на участие учеников членов жюри – не то что нельзя голосовать. Их просто не должно быть. Но я поняла, что это все равно не отменяет мастер-классов, дружеских отношений, землячеств и так далее. В общем, конкурсы – зло.
ЕК При этом вы довольно много раз сами участвовали и результативно.
ЕМ Я на большинстве конкурсов играла гораздо хуже, чем на концертах. Волновалась ужасно. Апогеем, конечно, стал Конкурс Чайковского, когда я просто не могла справиться с нервами, особенно когда на жеребьевке выпала «удача» играть второй тур в 10 утра. Мне просто стало плохо от этого волнения. Потом был следующий конкурс, на котором я переживала так, что мне пришлось выпить несколько капель валокордина. Когда я вышла на сцену, то мне показалось, что я в тумане. Как-то сыграла, а потом мне сказали, что очень хорошо было. И так бывает. Но я даже не про физическое самочувствие сейчас хочу сказать. Конкурсы часто вызывают негативные мысли и чувства в отношении соперников – вот с этим как бороться? Это очень вредно для юных душ. Так что счастливы те люди, которые добились пути на сцену без всяких конкурсов.
ЕК Недавно мы беседовали для нашего подкаста «МузЖизнь в звуке» о дресс-коде на сцене и о вашем имидже в кроссовках со стразами. Так все же, такой наряд уместен?
ЕМ Напомню, что Мария Вениаминовна Юдина выходила на сцену в кедах и подряснике в середине прошлого века. Но это было большим-большим исключением. А вот более недавний пример: скрипачка Патриция Копачинская, игравшая босиком. Но многое зависит от менталитета. В Азии очень любят пышные цветные платья. Кстати, к вопросу о Японии. Они же мне еще каждый год дарили такое платье, и в какой-то момент оно стало настолько пышным, что уже не влезало ни в какие коробки, ни во что. Такое вот платье-тортик. А в Европе попроще все: можно выйти в ситцевом платье и как угодно. Что касается моих экспериментов, то мне просто действительно иногда все надоедает, либо иногда нет времени что-то новое сшить. Тогда начинаю рыться в гардеробе – вот недавно красные брюки нашла. Вышла в них на юбилейных концертах БСО. Кто-то из моих приятелей, кто был в зале, потом мне во «ВКонтакте» написал: «Подслушал разговор на пути в гардероб. Маленькая девочка говорила своим родителям: почему ей можно красные брюки, а мне нельзя ходить так на зачеты и экзамены в музыкальную школу?..» Но это все равно не главное. Неважно, в чем ты, хотя для публики это тоже имеет значение; важно лишь то, какое впечатление от музыки осталось у слушателя. Потому что нельзя изъять этот компонент из нашей триады композитор – исполнитель – слушатель. Мне бы хотелось все-таки, чтобы после концерта люди уходили из зала одухотворенные, чуть лучше, чем были до встречи с великими творениями Чайковского, Рахманинова, Щедрина и многими другими. Наша задача – донести их замыслы в неискаженном виде и добавить какие-то краски от себя, потому что от себя как от личности тоже невозможно отречься.
