Персона
Выступление российской певицы Елены Стихиной в опере Керубини «Медея» в титульной партии стало сенсацией Зальцбургского фестиваля: Соня Йончева, собиравшаяся петь Медею, отказалась от участия в спектакле из-за беременности, и в апреле было названо имя новой исполнительницы главной роли. Выпускница Московской консерватории, Стихина стала победительницей конкурса Competizione dell’Opera в Линце в 2014 году, тогда же была принята в труппу Государственного Приморского театра оперы и балета. Летом 2016 года она получила приз зрительских симпатий и премию CulturArte на конкурсе «Опералия» Пласидо Доминго. В течение следующего сезона дебютировала в Парижской опере, Финской национальной опере и Мариинском театре, солисткой которого стала в 2017 году. С тех пор Стихина успела выступить с лучшими оркестрами Европы, спеть на сценах крупнейших театров Старого и Нового света, и все же дебют на Зальцбургском фестивале для певицы – событие исключительное. Илье Овчинникову и Наталии Сурниной накануне очередной «Медеи» Елена Стихина рассказала об отношении к своим героиням, о работе с Саймоном Стоуном и о ближайших планах.
ИО Хотя «Медея» стала важным шагом в вашей карьере, вы еще до Зальцбурга пели на крупнейших сценах мира – в Париже, Мюнхене, Берлине, Амстердаме, Нью-Йорке…
ЕС Да, но именно Зальцбургский фестиваль – определенный показатель, отправная точка для многих, кто сделал большую карьеру: здесь выступают певцы мирового уровня, и для меня как для начинающей певицы попасть сюда – огромная ответственность. Все же в Европе это самый большой, скажем так, оперный Олимп. Австрийская публика очень взыскательна – здесь находятся Венская государственная опера, оперные театры во многих других городах…
ИО …и два часа до Мюнхена с Баварской оперой…
ЕС …о чем тоже не надо забывать. А Зальцбург – квинтэссенция музыкальной жизни; несмотря на то, что город сам по себе очень маленький, тут проходит фестиваль такого масштаба, через год уже отмечающий столетие! И это невероятно, когда в одном месте с музыкой связано все.
НС Как вы относитесь к тому, что вас называют «второй Нетребко», чьим трамплином в свое время тоже стал Зальцбург?
ЕС Да, такое часто пишут, но это странное сравнение: Нетребко начинала с другого репертуара и в другое время. Она выдающаяся певица, сделавшая очень много для оперы и для российских певцов в том числе, открыв им дорогу в западный мир музыки. Она единственная и неповторимая, поэтому странно называть кого-либо «второй». Мне приятно быть в одном ряду с ней, но я совершенно другой человек, и мне бы хотелось быть не «второй Нетребко»…
НС …а первой Стихиной?..
ЕС …а просто хорошей певицей и делать свою карьеру в своем репертуаре. А Нетребко я очень люблю, обожаю.
ИО Вы не раз рассказывали о том, как вам приходилось заменять и ее, и Марию Гулегину, а теперь и Соню Йончеву…
ЕС В театрах это бывает – певица или певец заболевают, их заменяют, не понимаю, почему это вызывает такой ажиотаж. И почему в Петербурге пресса так возмущалась, когда Доминго отменил выступление: в мире это нормальная практика, об этом объявляют перед началом спектакля. Мы же люди, а не роботы, хотя и роботы ломаются. Певица тоже живой человек, тоже хочет радоваться жизни: если ее продуло, это не значит, что она должна выйти и просипеть. Здоровье важнее. Надо вылечиться и потом уже пойти на сцену.
ИО Как роль Медеи, первоначально предназначенную Йончевой, предложили именно вам?
ЕС Этого мы никогда не узнаем; думаю, меня где-то услышали, заметили, посмотрели на мой репертуар и решили мне ее доверить. Мы не узнаем, как принимало решение руководство и какие еще были претенденты – как в известных фильмах почти никогда не знаем, кто еще проходил пробы, а знаем артиста, который в итоге сыграл. Времени на размышление практически не было. Но такая роль, такой фестиваль, такой шанс – от него не отказываются. Вообще я мало пою французской музыки и оперу Керубини до сих пор не слишком хорошо знала. Эта партия очень сложно написана – более инструментально, чем партии Верди или Пуччини, написанные для голоса максимально комфортно. Приходилось очень много заниматься техникой.
НС «Саломея» в Мариинском театре была вашей первой оперой Штрауса и едва ли не первой на немецком языке, верно? И «Медея» для вас – тоже абсолютно новый материал. Быстро ли вы учите?
ЕС Никогда не знаешь, какой композитор тебе легче войдет в голову. Штрауса я выучила действительно очень быстро, «Медею» учила дольше, хотя материал Штрауса вроде бы считается куда более сложным. А для меня его музыка гораздо логичнее, вокальнее многих других опер. Штраус меня просто поглотил, он для меня как огромный космос. А Керубини настолько далек от тех стилей, в которых я раньше пела, что пришлось долго в него входить. Есть коучи, с которыми ты работаешь над партиями, языками, фразировкой и учишься с ними всю жизнь, не переставая: каждая новая партия несет что-то новое, что тебе нужно выучить, осознать, переварить, внести в свое тело.
ИО Как вам живется в мире, который создает на сцене Саймон Стоун?
ЕС Надо лишь немного абстрагироваться от того, что ты изначально знаешь об этой опере, и воспринимать происходящее как постановку «по мотивам», как иногда в титрах фильмов пишут. Если ключевой момент истории перенесен в настоящее время, зрителю гораздо понятнее ее конфликт и драма. И когда зритель смотрит пьесу, которая имеет столько отношения к нему, для него все выглядит максимально логично. Это здорово, а «классические» постановки сейчас встречаются редко. Стоун – безумно талантливый человек, у которого есть полное понимание того, что он хочет.
НС А он это объясняет?
ЕС Ты – определенная часть его пазла, его постановки, и он объясняет то, что тебе нужно знать. Конечно, хочется иметь более полную картину, больше понимать, все со стороны видеть, но в данном случае я – оловянный солдатик огромной армии. Не всегда понимаешь, к чему приведет то, о чем он тебя просит, но, когда все складывается вместе, ты видишь, какой это производит эффект. С режиссерами, как и с дирижерами, часто можно договориться, они тоже люди. Если вы можете найти человеческий контакт, все хорошо.
ИО А как шла ваша работа с Маратом Гацаловым над «Саломеей»? О вашем выступлении критика отзывалась гораздо теплее, чем о его постановке.
ЕС Марат – чудесный, но он театральный режиссер, и это определяет его точку зрения: в опере очень многое задано уже музыкой, а драматические режиссеры работают совсем по-другому, у них другой темпоритм, больше поля для импровизации. «Саломея» – абсолютно драматическая постановка внутри музыкального театра, и как раз благодаря этому в финале моя ария с монологом прозвучала как следует, без этого бы не было такого успеха. Линия режиссера состояла в том, чтобы дать раскрыться актерской индивидуальности. Кстати, Саймон Стоун тоже пришел в оперу из драматического театра. Он, как и Барри Коски, из Австралии, я даже их спросила, что у них там такое, радиация особенная, что ли, что такие режиссеры рождаются. Стоун посмеялся, сказал, возможно. Он потрясающий!
НС Его спектакли очень музыкальны сами по себе, даже в драме, как, например, «Три сестры», недавно показанные в Москве. Как он работает с музыкой?
ЕС У него нет музыкального образования, что меня и удивляет, и радует: без образования так ярко, четко чувствовать музыку – это очень здорово. Когда на репетиции мы начинали делать сцену, то сначала ее пели и уже потом начинали ставить. Бывают же режиссеры, которые не прислушиваются к тому, что происходит в музыке, у них другая концепция. А Саймон идет именно от музыки, и это чудесно.
НС В вашем репертуаре Медея продолжает линию Саломеи: обе героини – женщины сильные и жестокие. Насколько близко вам это амплуа?
ЕС Да никакие они не жестокие, почему их так воспринимают? Как и леди Макбет, про которую мне задавали такой же вопрос однажды… А она ведь несчастная женщина, у нее муж – тюфяк, детей она иметь не могла, что ей еще оставалось? Вот и сошла с ума. Я не считаю своих героинь кровожадными, так сложились обстоятельства их жизни. И довели их до того, что они стали жестокими. Но я не считаю, что они изначально были такими.
НС То есть, когда вы выходите на сцену в образе Саломеи или Медеи, у вас есть желание вызвать к ним симпатию, сочувствие?
ЕС Конечно, как же иначе? Зритель тебя не может полюбить, если не полюбит твой персонаж; трудно отделить одно от другого, трудно абстрагироваться от образа, и ты должен сделать так, чтобы зритель полюбил твоего героя, понять, как ему тяжело, иначе никак.
ИО Успех в «Медее» изменил для вас что-либо? Есть ли новые предложения?
ЕС Сезон еще не начался, но на Зальцбургский фестиваль приезжают интенданты ведущих театров, директора по кастингу, агенты, тут они могут встретиться друг с другом, послушать певцов, окунуться в бурную музыкальную жизнь. Какие это принесет плоды – не знаю, но, надеюсь, все будет хорошо. И, надеюсь, скоро.
ИО На Зальцбургский фестиваль вас больше пока не приглашали?
ЕС Пока нет.
ИО Была ли у вас мечта когда-нибудь сюда попасть?
ЕС Четыре года назад я здесь пела Микаэлу в постановке Ландестеатра на сцене Felsenreitschule (Скальный манеж. – И. О.), и теперь после премьеры моя подруга Оксана Волкова не преминула напомнить: «Ты же тогда мечтала, помнишь, попасть на Зальцбургский фестиваль». Но вообще, когда начинаешь строить карьеру, ты просто работаешь, делаешь все от тебя зависящее, и вдруг обстоятельства складываются так, что на горизонте появляется Зальцбург, – и я безумно счастлива.
ИО «Медея» в Зальцбурге, победы на конкурсах, выступление в Метрополитен-опере – стал ли один из этих моментов рубежом, после которого вы почувствовали, что карьера действительно двинулась вперед?
ЕС Конкурс «Опералия» очень многое поменял в моем отношении к музыке и к оперной жизни. Я увидела совершенно другой мир: там были кастинг-директора ведущих театров, и после него у меня появился, например, контракт в Парижской опере. Это выводит тебя на новый уровень – ты работаешь, работаешь и вдруг попадаешь на конкурс, где все сделано для того, чтобы певец мог максимально хорошо себя показать. Приезжаешь и можешь думать только о том, чтобы петь. А в жюри – люди, которые действительно тебе могут помочь двигаться дальше… я очень благодарна Пласидо Доминго – это же его конкурс, и такое отношение к молодым певцам очень приятно. Он дирижировал, когда я пела, потом – в финале конкурса, и в Мариинском театре он дирижировал «Валькирию», и ходил на мои спектакли в других театрах.
НС После конкурса вы поехали в тур с Хосе Каррерасом; что вы почувствовали, получив это приглашение?
ЕС Я подумала только об одном: как жаль, что умер Лучано Паваротти, и я не могу «собрать» всю тройку! (Смеется.) Как бы это ни звучало. А уже потом – что обязательно надо успеть выступить с этим замечательным тенором, познакомиться с этим великим человеком. Хотя про тройку я первым делом подумала. Когда с детства постоянно слышишь про «трех теноров», трудно воспринимать их по отдельности – один сразу ассоциируется с тремя!
ИО Вы учились в Московской консерватории, потом в Центре оперного пения Галины Вишневской – как вас проглядели московские театры? Могло ли быть иначе?
ЕС (Смеется.) Вопрос точно не ко мне. Может быть, и слава Богу, что проглядели. Возможно, на том этапе своего развития я еще не была готова к работе в театре и, думаю, все не случайно. Я прослушивалась во все театры Москвы – когда учишься в консерватории и объявляют прослушивание, ты, конечно, идешь. И в Молодежную программу Большого театра, и в МАМТ, где даже до самого прослушивания не дошла, и в Новую Оперу, но на тот момент, видимо, действительно была не готова. Иначе, наверное, взяли бы! Все могло быть иначе, но у истории нет сослагательного наклонения. Сложилось именно так, и я этому рада.
ИО Как возникло ваше приглашение в Приморский театр оперы и балета?
ЕС Главный дирижер и заведующий труппой приезжали в Москву и в Питер слушать певцов, меня с первого раза не взяли, оказалось, потеряли мои документы. Во второй раз в одно и то же место обычно я на прослушивания не хожу, но решила для очистки совести пойти, чтобы сделать все, что от меня зависит. Оказалось, они меня искали. Думала, опять не позвонят, но позвонили, и через три дня после прослушивания я поехала во Владивосток – всегда очень хотела работать в театре и была готова. Почему нет? Сейчас стараюсь появляться там не реже, чем раз в сезон.
ИО А в Мариинском театре?
ЕС При любой возможности. Я живу в Санкт-Петербурге, у меня там дом, у меня там муж.
ИО В наступающем сезоне вы поете там «Кольцо нибелунга», верно?
ЕС Да, собираюсь. В концертном исполнении я уже пела в Париже на гастролях театра и «Валькирию», и «Зигфрида», и «Гибель богов». Осталось теперь на сцене это сделать.
НС Кто бы мог подумать, что Приморский театр окажется для вас счастливым билетом, став филиалом Мариинки!
ЕС Никто, но для меня всегда была примером очень хорошая певица Вероника Джиоева: она работала в Новосибирском театре, что никак не мешало ей строить карьеру за границей. И я думала, что если она может из Новосибирска летать в Европу, то почему я из Владивостока не могу? Ничто не может тебя остановить, если ты чего-то по-настоящему хочешь. Да, Владивосток дальше, зато удобнее через Японию летать (смеется).
ИО Что еще важного у вас в планах, кроме «Кольца»?
ЕС Буду петь Норму в Бостоне весной. Это мечта, что-то такое детское, святое. А еще… боюсь называть – однажды назвала Саломею, и она пришла ко мне через полгода. Поэтому пока держу в уме. Я никогда не думала, что буду петь Медею, мысли такой не было! И тут мне ее предложили, хотя я не знала этого репертуара и про эту оперу ничего не знала, кроме того, что ее когда-то пела Каллас. Как сложится, так и сложится.
НС Вы назвали Каллас – великие интерпретации на вас оказывают давление или нет?
ЕС Когда я учу партию, записи стараюсь не слушать. Самое важное и первостепенное – работа с клавиром. Иначе, получается, ты интерпретируешь интерпретацию другой певицы, а не музыку, которая написана композитором. Позже уже можно слушать и думать – здесь сделано красиво, можно попробовать так же… но на первом месте все равно работа с нотами.
ИО У вас много конкурсных побед – насколько важны сегодня конкурсы, не становится ли их значение тем меньше, чем их больше?
ЕС Не так много побед, как хотелось бы! Конкурсов я много посетила, но выиграла далеко не все. Когда ездила на них, слышала те же самые разговоры. Так было десять лет назад, думаю, будет и через двадцать. Ты никогда не знаешь, где тебя заметят, увидят и пригласят на работу. Нужно постоянно что-то делать, под лежачий камень вода не течет.
ИО Вероятно, это похоже на ситуацию с записями? О кризисе индустрии все говорят много лет, но продолжают их делать и выпускать.
ЕС Это очень важно для карьеры, для пиара, для развития, для прессы. У меня их пока нет.
НС И плана такого нет? Многие из тех, кто дебютирует в Зальцбурге, вскоре выпускают диск – визитную карточку. Вдруг вам завтра предложат записаться на Deutsche Grammophon?
ЕС Я не против, но плана пока нет. Если предложат – буду думать, а пока – бесполезно. Очень много всего записано, и сделать что-то новое, необычное, чего еще не слышали, очень сложно.
ИО Скоро ли можно будет вас услышать в Москве?
ЕС Как Бог даст. Не знаю. В Москве музыкальная жизнь кипит, много театров, много интересных, классных, великолепных певцов, им тоже нужно работать, петь, у них огромный репертуар. Надо их слушать и радоваться, что они есть в Москве. Но мы же не знаем, вдруг завтра позвонят и предложат? Я так люблю свою работу, что для меня пока все – любимое, запоминающееся, прекрасное, такой я счастливый человек. Опера и вообще театр – искусство одномоментное, ты никогда не сможешь это повторить. Можешь сделать то же самое, но едва ли с тем же эффектом, едва ли голос будет так же звучать, оркестр – так же играть: ничего не повторить в точности, как было. И нужно наслаждаться тем конкретным моментом, который есть. Не знаю, что может быть лучше на свете, пока каждый день еще счастливее предыдущего!
