Персона
Две вещи поражают в Елене Жидковой: ее трудолюбие – и хрупкость, которую не может скрыть даже объемный брючный костюм оранжевого цвета. Анастасия Буцко (АБ) беседует со звездой и спасительницей Байройтского фестиваля: Елена Жидкова (ЕЖ) с четырех репетиций заменила Екатерину Губанову, повредившую колено, не только в сложнейшей роли, придуманной для Венеры режиссером Тобиасом Кратцером.
АБ Елена, вы – негласная королева Байройта этого года…
ЕЖ Да, так уж получилось, что я стала cover girl Байройта этого года, потому что наша фотография из «Тангейзера» оказалась самой популярной в этом году…
АБ Она не только во всех газетах, даже в киоске перед фестивальным домом почтовые открытки с вашей фотографией разошлись как горячие пирожки.
ЕЖ Да, мне самой достались две последние.
АБ Расскажите, как же все-таки все случилось.
ЕЖ Я узнала, что мне надо лететь в Байройт. У меня были две сценические репетиции, очень интенсивные, по двенадцать часов, а потом уже предгенеральная (это уже прогон без остановок, в костюмах и гриме), генеральная и премьера.
АБ Соответственно, вы выучили роль за два дня. И еще когда-то успели переснять с командой Кратцера видео – они играют в постановке центральную роль.
ЕЖ Успели. Снимали целый день. Меня утром забрали из отеля, а в полпервого ночи привозили и ставили перед дверью.
АБ Причем концепция Кратцера – это не просто «пойти направо-пойти налево».
ЕЖ Нет, там надо очень много играть. Но его концепция была мне очень понятна, поэтому все было легко. Конечно, Венера символизирует эротику и таким образом сексуальную свободу. Но в наше время никого сексуальной свободой не удивишь, поэтому Венера в этом спектакле отражает Свободу в широком смысле слова. Она у нас – участница протестных движений, анархистка. Она – противовес консервативному миру так называемой «добродетели».
АБ Вы говорите, сексуальными свободами никого не удивишь – а разве удивишь этакими революционными всполохами в стиле 1968 года?
ЕЖ В наше время постоянно появляются все новые протестные движения, так что это не прошлое, это присутствует в нашей жизни.
АБ Что для вас было самое сложное в этом внезапном вводе в роль?
ЕЖ Тесситура очень высокая и драматичная, а в этом спектакле я все время на сцене – и где пою, и где не пою. Есть акустические особенности: обычно певец поет вместе с оркестром или даже чуть-чуть перед оркестром, а тут все наоборот: надо сначала услышать оркестр, а потом петь, ни в коем случае нельзя торопиться… Это непросто для всех певцов, надо забыть все, что ты делал раньше. Но это очень интересная работа, а Байройт – это самая престижная сцена во всем мире, если ты поешь Вагнера, так что на адреналине все прошло.
АБ А при каких обстоятельствах вы отказались бы от роли? Приходилось ли вам это делать?
ЕЖ Не задавайте такие вопросы! Пока нет. Но бывают разные состояния и обстоятельства.
АБ В этом спектакле был и еще один байройтский дебютант – дирижер Валерий Гергиев. Как вам работалось с ним?
ЕЖ С Валерием Гергиевым мы делали совсем недавно, в апреле, «Парсифаля» в Венской опере, я пела Кундри. Я прекрасно понимаю и чувствую этого дирижера, он очень следит за звуком.
АБ Расскажите немного о себе…
ЕЖ Я из Петербурга, что называется, из хорошей интеллигентной семьи. Папа врач, мама учительница фортепиано. Музыкой у нас занимались все, дома была огромная библиотека, от дедушки досталась. Естественно, меня отдали в школу. Театр всегда мне был близок, очень нравилась оперетта, но для оперетты у меня был слишком низкий голос. Даже когда я была маленькая, у меня был голос, как у взрослого человека, как у оперной певицы. Потом я поступила в консерваторию, закончила ее, и моим первым ангажементом стала Гамбургская опера, а потом Берлин, Deutsche Oper. Это было 23 года назад. Там я дебютировала в партии Ольги в новом «Евгении Онегине» – это была очень знаковая постановка Гётца Фридриха. Некоторые люди до сих пор вспоминают мою Ольгу…
АБ А каков был ваш путь к Вагнеру – считается, что к большим вагнеровским партиям певцы и певицы должны приходить в зрелом возрасте…
ЕЖ Большие партии Вагнера я пою, можно сказать, уже в зрелом возрасте (смеется). Я начинала в Deutsche Oper в Берлине, это была моя первая работа в ансамбле. Как и полагается молодой певице, я пела одну из дочерей Рейна, потом одну из валькирий. Потом была Вальтраута в «Сумерках богов», Фрика в «Золоте Рейна». А потом «пришли» главные партии: Брангена, Венера, Кундри. Для того, чтобы отработать технику, чтобы ты мог выдерживать эти длинные спектакли, драматические партии, петь их, а не кричать, нужно время – особенно, если ты драматическое меццо, не лирический голос.
АБ Можно ли петь Вагнера, не зная немецкий язык, не ощущая его материю и структуру?
ЕЖ Я знаю некоторых коллег, которые это делают, но очень мало. Лучше знать язык. Поскольку я живу в Германии, в Берлине, для меня такой вопрос не стоял: я сразу хотела выучить язык – хотя бы для того, чтобы ходить в драматические театры. Это для меня очень важный источник вдохновения. Я много читаю. Вообще, жить в стране и не говорить на языке – это для меня немыслимо. Но, должна сказать, что даже говоря свободно по-немецки, Вагнера понимаешь не всегда: он создал собственный язык, придумал свои слова.
АБ Вагнер – большая физическая нагрузка. Как проходит ваш день, если у вас вечером спектакль?
ЕЖ Я всегда беру с собой много еды в театр, чтобы есть в перерывах. Какие-нибудь бутерброды с сыром и маслом, или вот в последний раз взяла целую пластиковую коробку вареной картошки. Мне надо «заполнить себя», петь на голодный желудок – это не мое. Даже если я хорошо поела перед спектаклем, то в конце первого действия, которое иногда длится два часа, я уже голодная, и мне надо что-то съесть.
АБ При этом вы такая стройная! Непривычная комплекция для вагнеровских певиц!
ЕЖ Это потому что у меня энергия такая: все сгорает. Никаких диет я не держу.
АБ В следующем году Екатерина Губанова должна вернуться в постановку. А что вам хотелось бы спеть еще в Байройте?
ЕЖ И Вальтрауту, которую я тоже в этом году уже успела спеть в одном спектакле, и Брангену, и, конечно, Кундри – это партия-мечта.
