Персона
Елизавета Леонская (ЕЛ) выпустила новый сольный альбом с музыкой Шёнберга, Веберна и Берга на лейбле Warner Classics. В своем плотном графике выступлений в филармонии Дину Липатти в румынском Сату-Маре, венском «Шёнберг-центре», в Брукнерхаус в Линце и MÜPA в Будапеште она нашла время приехать в Петербург исполнить Фортепианный концерт Шумана с Заслуженным коллективом России под управлением Николая Алексеева и рассказать Владимиру Дудину (ВД) о своем постижении наследия лидера нововенцев.
ВД Ваши сольные альбомы последнего десятилетия восхищают обложкой – стильными фотопортретами, на которых схвачен ваш характер, психологическое состояние. Ваш одухотворенный профиль с горящим взглядом, устремленным вдаль, украшает и нововенский альбом.
ЕЛ Для последнего альбома меня фотографировал Марко Борггреве. Он работал и с Юрием Темиркановым, и с Валерием Гергиевым. Есть знаменитая фотография Гергиева, запечатленного с закрытыми глазами, – очень говорящий снимок. Моя последняя фотосессия проходила в Вене, где Марко оказался благодаря концертам Патриции Копачинской, с которой они сегодня вместе. Он выстраивает свой график, подстраиваясь под ее, чтобы чаще быть рядом.
ВД Хороший фотограф – половина успеха, как, вероятно, и звукорежиссер?
ЕЛ Несомненно. И в этом смысле я тоже счастливая, потому что последние лет восемь работаю с одним и тем же изумительным Кристофом Франке, который в прошлом виолончелист. Его знают благодаря прямым трансляциям Берлинской филармонии, его основной работе. Кристоф идеально воспитан, в нем чудесная позитивная энергия, с ним никогда не устаешь, а если устаешь, он за десять минут приведет тебя в чувство и настроит на работу. Он очень хорошо слышит все, ничего не упускает в тексте, при этом все остается на дружеской, доброй ноте, с ним все можно обсуждать. Это прекрасно.
ВД Не так много пианистов вашего поколения берется записывать современную музыку, хотя нововенская троица давно уже стала классикой.
ЕЛ Никогда не знаешь, почему лодку прибивает к этому берегу. Так получилось. Когда я записывала эту пластинку, понятия не имела, что запись выйдет в юбилейный год Шёнберга. На немецком есть великолепная поговорка «Насколько преднамеренной может быть случайность?». Но эта случайность преднамеренная. Лет восемь назад у меня был цикл концертов в Мадриде, в зале, где изучают музыкальное наследие ХХ века. Вот там вместе с музыкой Шумана и собралась программа второй венской школы. Пьесы 33-го опуса Шёнберга я там еще как-то сыграла, а через 23-й не пробралась никак, не услышала эмоционально.
ВД Феномен второй венской школы прекрасно изучен, о нем написано много книг. А вопрос о том, что же должно было произойти, чтобы в то время возникла эта резко усложнившаяся музыка, не перестает волновать.
ЕЛ Об этом очень хорошо говорит Бернстайн в своих лекциях, когда объясняет как раз 19-й опус Шёнберга, где находит и «Тристана и Изольду» Вагнера, говоря о языке музыки, который должен был развиваться дальше. Гений Шёнберга отважился, а это на самом деле – страшная отвага. Меня до глубины души трогает одна фраза этого композитора в переписке с Альмой Малер. В огромном письме, над которым, по словам Шёнберга, он работал два дня (и где фигурирует история с Томасом Манном, его «Доктором Фаустусом», когда Альма приняла сторону Томаса Манна), там, объясняя ей свои творческие принципы, Шёнберг пишет: «Многоуважаемая, поверьте мне, что я слепо нащупываю каждый свой следующий шаг». Это прямо как у Германа Гессе в «Игре в бисер».
ВД Время проходит, а к этой музыке невозможно привыкнуть.
ЕЛ Но скажите, фугу из Сонаты № 29 «Хаммерклавир» Бетховена, что ли, часто слушают? В «Шёнберг-центре» в Вене в этом году празднуют юбилей композитора. Мне предложили принять участие в презентации диска, чтобы я там сыграла. Это в высшей степени приятно, почти неудобно. Они попросили многих музыкантов написать слова к юбилею. Я согласилась, но поняла, что не знаю, о чем писать, и в итоге ответила, что обязана Шёнбергу терпением, терпением и еще раз терпением гораздо большим, чем в последних сонатах Бетховена. Потому что у него все исключительно полифонично, можно назвать «высшей классикой». Найдя свою систему, Шёнберг открыл окно в будущее. Он запер себя в строжайшем своде правил, где нет ни одной ноты просто так. Масштаб его изобретательности, креативности немыслим. На первой же странице партитуры – перечень всех композиторских указаний, которые совсем другие, чем обычно встречается в нотах. Он подробно объясняет, чему и как нужно следовать, и тогда возникает соответствующая артикуляция, причем в разных голосах своя, пальцы должны научиться думать. Пока они научаются, требуется огромное время. Я двигалась в выучивании текста, я бы сказала, муравьиными темпами. Если в «Шёнберг-центре» в тот вечер вдруг окажется кто-то из родственников композитора (а дети его живы), и будет возможность их спросить, меня очень интересует, насколько быстро он сочинял. С Моцартом, например, ясно – он сочинял с быстротой молнии, будто играя в покер. А тут я не знаю, может быть, его осеняло, и на него мгновенно сыпались звезды. Даже если мы возьмем мотив BACH, который Шёнберг использует в одном из сочинений, возникает впечатление, будто он пользовался компьютером, который взял и «выплюнул» ему пятьсот вариантов возможностей. Дальше в лес – больше дров, и эта музыка все больше затягивает, и начинаешь получать удовольствие.
ВД Ныне живущие композиторы предлагают вам свою музыку?
ЕЛ Я играла «Сферы» Дмитрия Смирнова, умершего во время пандемии, – прекрасная музыка. Он составил схему, взяв ряд звуков, связанных с радугой, как бы спектр. На эти расчеты у меня головы не хватает, нужны более математические способности, но музыка, получившаяся из этого, действительно изумительная. Еще исполняла пару штучек австрийского композитора Отто Цикана, которого тоже уже нет в живых. Кстати, он играл и всего Шёнберга на своем выпускном экзамене, учась на пианиста, и получилась одна из лучших записей его музыки, живая, потому что он, венец, слышал правильное напряжение, фразу, ощущал все элементы фактуры.
ВД Что будете записывать в следующий раз?
ЕЛ Сейчас на очереди концерты Моцарта, отчего большая головная боль. С Моцартом все очень непросто. Мне кажется, его эмоциональные крайности связаны со скоростью мышления. Мне присуще свойство ощущать, когда что-то идет не в ту сторону. У Моцарта я слышу эмоциональное «за рамками», когда сложно попасть в точку. Святослав Теофилович Рихтер иногда говорил, что в Моцарте все должно быть именно в данную секунду, в данный момент времени, не направо и налево, чтобы мысль просто попадала в точку и неслась дальше. В погоне за этим – моя жизнь.
