Еще один бог в Перми События

Еще один бог в Перми

На сцене пермского Театра-Театра исполняют рок-оперу Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос – ​суперзвезда»

После декабрьской премьеры к третьему – ​мартовскому – ​блоку показов спектакль отлился в любопытное социохудожественное явление: с одной стороны, он отлично дополняет местный христианологический дискурс, с другой – ​демонстрирует планку качества, к которому труппа под руководством Бориса Мильграма шла-шла и пришла.

Невероятно, но факт: рок-опера Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос суперзвезда» – кому ностальгия по молодости, а вот молодым – свежее-новенькое, незнакомое и важное, как первая любовь. Датируется произведение 1970 годом. Родители теперешней пермской молодежи тогда только сами вылезали на свет. А вот, поди ж, нынче их потомков в Театре-Театре – полный зал. Слушают как паиньки, хлопают как оглашенные. Фотокамерами мобильных телефонов не щелкают – так засасывает сюжет, вообще-то общеизвестный, расхожий, кросс-культурный, самими авторами рок-оперы – Тимом Райсом (либреттист) и Эндрю Ллойдом Уэббером (композитор) упрощенный в силу собственной их, на момент рождения идеи, желторотости. Поищите в интернете фотографии этой пары британских длинноволосиков – поймете, о чем речь.

Первые показы рок-оперы в Перми адресовались, конечно же, взрослым из поколения советских хиппи, тем, кто в юности поклонялся трескучему вокалу Йена Гиллана–Христа и заходящейся слезами и чувствами Ивонн Эллиман – Магдалины.

Запиленная до дыр виниловая фарца с ними проникала в СССР сквозь дырки в «железном занавесе» – проникала почти одновременно с календарным рождением творения Уэббера–Райса (и вскоре снятым на ее материале – в 1973 году – фильмом). Смачные хиты по-быстрому разъедали мозг юных, в чье атеистическое воспитание англоязычная версия спора Христа и Иуды внедряла идею богоприсутствия. Идея работала с продуктивностью, не снившейся никаким ВЛКСМ и КПСС. Не случайно первый хор рок-оперы быстро обзавелся хулиганской подтекстовкой: «Брови черные-густые, / Речи длинные-пустые. / Кто даст правильный ответ, / Тот получит десять лет! / Наш Ильич! / Наш Ильич! / Наш дорогой Леонид Ильич!» В студенческих общежитиях бодрым исполнением этого куплета итожился высокий градус вечеринки, после которой начиналась любовь.

С начала 1990-х и до сих пор «Иисус Христос» идет в Москве: в Театре имени Моссовета и Театре Стаса Намина. На эти спектакли-ветераны ходят за радостью узнавания уэбберовских песен, ну и потосковать о прошедшем. Прошедшее – оказалось будущим: к показу в Омске рок-оперу запретили. Три года назад туда собирался ее везти один петербургский коллектив, но ему сказали: «Фиг вам!» В Ростове-на-Дону пару лет назад тоже была история, но запрет как-то рассосался, и спектакль сделан. В Перми обошлось без крови и даже без финансовых проблем. Практикующий на Урале режиссер Майкл Хант добился у Эндрю Ллойда Уэббера беспрецедентного – в смысле бесплатности – права на использование музыки к постановке, которую сам и осуществил (поговаривают, не без деятельного режиссерского соучастия худрука Театра-Театра Бориса Мильграма).

Абсолютным новшеством стала двуязычная версия текста: в спектакле поют и по-русски, и по-английски. Перевод Юрия Ряшенцева – достаточно точный по смыслам, не всегда идеально укладывающийся в музыкальную фразу, – ни в коем случае не является подстрочником. Читая русский текст на видеотитрах, молодежь, конечно, быстрее вникает в ход сюжета. Но дело не только в коммуникативной функции русской половины текста. Ряшенцев – отличный, хоть и малоизвестный поэт-шестидесятник (ну не любит человек высовываться, так это же ему в плюс.  – Е. Ч.) в молодости промышлял переводами (в частности, из грузинской поэзии) на страницах журнала «Юность». Чертой его индивидуального метода является мастерство, абсолютно растворяющее «подстрочник» в стихотворчестве.

Полный стихотворный перевод либретто Тима Райса был сделан Ряшенцевым в 1979 году, когда права на постановку рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» получил композитор Эдуард Артемьев, у которого с режиссером Андроном Кончаловским был план ее адаптации в СССР. План отодвигался, замораживался, а вот русскоязычный текст был готов. И то, что в наши дни пермский Театр-Театр обратился к нему (пусть и в уполовиненном варианте), красноречиво информирует нас о временах, когда «Иисус Христос» все ощущали задевающим их интернациональным культом, потому и готовили его, этот культ, к паломничеству в самые медвежьи углы планеты. Современная Пермь – конечно, не медвежий угол. Но странным образом музыкальная история Иисуса Христа перекликается здесь и с христианской древностью, и с актуальностью.

Крестить «пермяцкую чудь» в ХV веке на Каму босиком шел и пришел могучий православный миссионер Стефан Храп, у которого, согласно апокрифам, был нечеловеческой силы голос (ну и как тут удержаться от сравнений с хрипящим, рвущим жилы голосом первой «суперзвезды» Йена Гиллана? – Е. Ч.). В ХVII веке благодаря просветительской власти дворянина Строганова и его однодумцев в Пермском крае возник новый массовый феномен – пермская деревянная скульптура, тиражировавшая образы Христа, ангелов и святых по модели католической иконографии. В ХХ веке эти «пермские Боги» вознеслись в подкупольный – третий – этаж Пермской художественной галереи. В ХХI веке специально для них и для избранных гостей Дягилевского фестиваля среди «деревянных Богов» стал проводить ночные концерты-молебны с хором musicAeterna эстетствующий дирижер-миссионер Теодор Курентзис. Если чего и не хватало всей этой стягиваемой узлом пермской христианологии – так это культовой рок-оперы Эндрю Ллойда Уэббера с ее ныне уже музейной стиляжностью, ветхозаветной эмоциональностью и вечнозеленой протестностью. Борис Мильграм это понял.

Самое сложное на спектакле Театра-Театра – не поддаться радости узнавания музыки. А то, что она узнается, – само по себе знак качества. Один из рецензентов премьеры аж посетовал, что динамичное действие не оставляет зазора для аплодисментов после каждого номера. Но штука в том, что спектакль этот номерной структуры не подразумевал и не подразумевает – это не шоу. И если в чьей-то культурной памяти тот или иной хит попал на дно, придавленный свинцовым грузом «культовости», – не проблема постановщиков. Достаточно послушать историческую запись в YouTube, и величавый аспект «классичности» тут же вожмется в лоскутные заломы увертюры, в простую – почти простецкую – фактуру шлягеров, либо будет подавлен рискованными переходами повествования в истерику (и обратно). Куда ж без этого!

Дирижер Татьяна Виноградова волшебно контролирует зазубрины между легким и тяжелым, бьющим по нервам и медитативным. Гонять наш слух между горизонтом и «передним» или «общим» планами звуковых событий ей удается, как бадминтонистке, лихо меняющей направления волана: то на дальнюю линию, то под сетку.

Рок-секция на сцене «качает» ритм в дымах, напускаемых поверх конструкции сценографа Эмиля Капелюша. Наклонная стена храма – метафора недоповерженного христианства отвечает за библейски-вечное. Над нею каменные глыбы на веревках болтаются то ли обломками ветхозаветных скрижалей, то ли висельным предсказанием Апокалипсиса. Видео­проекции на заднике (дизайнер – Александра Комарова) изображают небоскребы современного мегаполиса, глобализуя трагедию Христа в духе образов – тоже культового – фильма Годфри Реджио «Кояанискаци». Подчеркнуто канонические одеяния Христа с Магдалиной «играют» живописью (художник по костюмам – Яна Глушанок) на фоне современных одежд Иуды, Ирода и массовки. Ну а фиолетовые рясы первосвященников шлют цветовой (хоть и не вполне логичный) привет названию группы Deep Purple («темно-фиолетовый» – англ.), с 1970 года и на веки веков не вытравляемой из биографического паспорта легендарного Христа – Йена Гиллана.

Чернокудрый, рослый и статный Христос (Марат Мударисов) смотрится скорее антиподом самозабвенному, но пластически подзажатому Йену Гиллану, но если, вопреки внешности «дрища» тембр у Гиллана был, что называется, «без чердака», то у Мударисова голос, прежде всего, интеллигентен, и это находка. Все выскальзывания в высокий фальцет, а оттуда – в еще более истошный визг отлично обыграны на «дуэте» с микрофонной стойкой. Иуда (Александр Гончарук) тоже не копирует манеры легендарного предтечи – Мюррея Хэда, но нервичен и эмоционально неоднозначен настолько, что его поведенческой резкости хочется аплодировать. Магдалина (Ольга Пудова) как раз очень эффектно имитирует манеру Ивонн Эллиман, правда, экстатическую заливистость первой рок-Магдалины все равно не воспроизвести никому – настолько неисчерпаема вокальная природа Ивонн, американской актрисы и певицы ирландско-японского происхождения. У Ирода (Альберт Макаров) – роскошная харизма, из-за которой предписанная ему роль Продюсера кажется даже «маловатой». Но ведь в другом составе именно он поет Иуду. Пилат (Илья Линович) неожиданно использует стилистику русского шансона, что добавляет «местного колорита» образу римского наместника в Иудее. Отличный хор и массовка отыгрывают массовые сцены на бродвейской отдаче, то есть на комбинации спортсменства и истовости.

Воздух к концу спектакля стремительно сгущается, так что читать русские титры и поспевать за происходящим на сцене у вас все равно не получится. Поэтому пара советов.

Из театрально-важного – не пропустите сцену избиения Христа: она пластически удивительна и жестка. Из смыслово-значимого – не сочтите, что если под Спасителем крестом разверзлась «земля» и его не прибили к ней гвоздями, значит, он не был распят.

А напоследок, из художественно-впечатляющего – хорошенько рассмотрите грим Христа в терновом венце, а потом в Пермской художественной галерее найдите деревянного бога – его двойника.

Столкновение противоположностей События

Столкновение противоположностей

В «Зарядье» прозвучала музыка Брамса и Шостаковича

Балетам быть! События

Балетам быть!

В Петербурге обсудили стратегии создания новой балетной музыки

Ремонт старых поездов События

Ремонт старых поездов

В рамках «Ночи искусств» на Рижском вокзале состоялся концерт неоклассики

Прыжки между безднами События

Прыжки между безднами

Завершился Шестой сезон фестиваля Союза композиторов России «Пять вечеров»