Евгений Борец – композитор, аранжировщик, мастер импровизации и один из тех редких музыкантов, которые одинаково уверенно чувствуют себя в академической музыке, джазе и театральных проектах. За свою карьеру он создал множество запоминающихся работ, включая музыку для спектаклей, альбомы с ведущими артистами и аранжировки, которые продолжают звучать со сцены.
Осенью 2024 года в Московском Доме музыки состоялась премьера спектакля «Вертинский», где аранжировки Евгения Борца (ЕБ) стали одним из главных связующих элементов. Вместе с режиссером Ниной Чусовой, актером Александром Домогаровым и танцовщиком Андреем Кислициным он сумел передать дух времени, эмоции и хрупкую красоту образа Александра Вертинского.
Не ограничиваясь одним проектом, Евгений продолжает удивлять многообразием своего творчества. В этом году на «Мелодии» выходит его пластинка «Казанский календарь», записанная с казанским оркестром La Primavera, а также продолжается работа над проектом «Своя колея», посвященным песням Владимира Высоцкого.
В беседе с Натальей Курбановой (НК) Евгений делится впечатлениями от работы над «Вертинским», рассказывает о процессе создания музыки и влиянии Марлен Дитрих.
НК Расскажите, как вы получили предложение участвовать в проекте «Вертинский»?
ЕБ Алексей Козин, продюсер проекта, пригласил меня на встречу после случайного разговора на дне рождения у общего друга. Я тогда не воспринял это серьезно – как бывает за столом, обсуждают идеи, но дальше слов не идет. Однако уже на следующий день Алексей позвонил и предложил встретиться. Мы собрались в клубе с Александром Домогаровым, и так все началось.
НК А вы до этого уже работали с Домогаровым?
ЕБ С Домогаровым – никогда.
НК Легко удалось найти общий язык?
ЕБ Александр оказался удивительно тонким человеком. Несмотря на героический образ, который он часто воплощает в работе, в жизни он интеллигент с глубокими знаниями и чувствительностью. Мы с ним сразу согласились, что не будем делать «копию» Вертинского – хотелось подойти к его наследию с уважением, но избежать шаблонов и клише. И в этом-то была главная точка соприкосновения. Мы решили: это должен быть Вертинский, но это должен быть и Домогаров. То есть это не похоже на Вертинского точь-в-точь. Его стилистика и хрупкость, мне кажется, сохранены.
НК С чего началась ваша работа, какие были установки?
ЕБ Мы сразу пошли к роялю, на самом деле. Я предложил три условия: никакого грассирования, чтобы не было карикатуры, никакого «черного Пьеро» и никакой скрипки. Александр сразу это принял. Сначала мы думали записать пластинку, но потом стало понятно, что материал требует сценического воплощения.
НК Сейчас можно послушать аранжировки отдельно где-то на стримингах?
ЕБ Да, пластинка вышла, она есть в сети под названием «Домогаров – Вертинский», там двенадцать произведений. И вот, когда мы ее записали, нам стало понятно, что как-то тесновато. Нужен спектакль. Появилась Нина Чусова как режиссер. Появились идеи, и было решено сделать вот такой музыкальный спектакль.
НК А почему вы выбрали квартет, а не привычное трио?
ЕБ Я выбрал именно четверку, потому что трио было бы слишком мало. Нам нужен был еще один голос. Ведь, по сути, кроме Домогарова, никто не поет, не говорит на сцене. А саксофон – это тоже голос, все-таки духовой инструмент. Паша Скорняков, который играет и на саксофоне, и на флейте, прекрасно дополняет ансамбль. Он не мешает, а создает такое почти незаметное, но важное совместное дыхание.
НК Ваши аранжировки часто находятся на пересечении академического и джазового. В «Вертинском» тоже все перетекает одно в другое: нет конкретно джаза, нет конкретно кабаре, нет там классики в чистом виде. Как вы это делали?
ЕБ К джазу в чистом виде это, в общем-то, никакого отношения не имеет. Разве что приемы, но приемы разные. Вот такая инструментальная музыка – и классика там есть, и фолк какой-то восточный, и такое квазипалестинское танго… Душещипательная история, в которой мы, не меняя смысл произведения, чуть подчеркивали разными музыкальными средствами те краски, которые хотелось как-то подсветить. Надо сказать, что мы все делали просто на таланте, вот и все. Мы мыслили одинаково.
НК А что насчет танцора Андрея Кислицина? Как вы выстраивали взаимодействие?
ЕБ Кислицин появился позже, уже когда была записана пластинка и когда Нина Чусова ставила спектакль. Я до этого тоже не был с ним знаком и никогда не работал. Это удивительный человек, необычайно пластичный в образе и очень образованный парень. Он как раз на записанную музыку это все изобретал вместе с госпожой Чусовой. Было немного забавно, ведь я не всегда видел, что он делает на сцене, потому что сидел за роялем. Как-то приходилось связь устанавливать.
НК Последние лет десять вы часто работаете в таких театральных проектах. Вы планируете делать что-то подобное, взаимодействовать с актерами, хореографами?
ЕБ Я надеюсь, что «Вертинский» поедет по стране. Потому что, насколько мне известно, предложений много. Я в этом не сомневаюсь, потому что одно должно вытекать из другого, понимаете?
В общем-то, у меня всю жизнь так происходит. Записал я музыку к спектаклю «Саранча» в театре Пушкина, а потом появились «Бешеные деньги». Сделал я «Бешеные деньги», затем записал пластинку со всеми этими актерами. Дальше появился в моей жизни Даня Спиваковский, замечательный артист, и мы с ним собрали дуэтный спектакль, который поехал по стране… Я, конечно, не суеверный человек, но ничего не хочу говорить, пока это только в голове. Как только появится хоть одна предметная история, я вам все расскажу.
НК Есть ли этап жизни Вертинского, который особенно вас увлек? Меня, например, впечатлили его годы в Германии и история с Марлен Дитрих. А что больше тронуло вас?
ЕБ Он пел на русском, и его везде понимали. Это самое главное. Интересно, что вы вспомнили Марлен Дитрих. Я как раз сейчас читаю письма ее дочери. Двухтомник под названием «Моя мать Марлен Дитрих». Книга полна личных нюансов и даже скандалов, но для меня это было открытием. Я всегда восхищался Дитрих. Ее личность просто завораживала. И вот, возвращаясь к моему академическому прошлому, приведу еще такой пример. В последние годы у меня вышло несколько пластинок, где я работал над материалом с разными оркестрами и ансамблями. Мы с вами сейчас упомянули Марлен Дитрих. Она когда-то встала на колени перед Паустовским в Москве – это было условием ее приезда на Московский кинофестиваль. Марлен сказала, что его рассказ «Телеграмма» изменил ее жизнь. Когда я узнал эту историю, я сразу прочитал рассказ и написал пластинку, назвав ее так же – «Телеграмма». Вот такие нити иногда возникают.
НК В этом году на «Фирме Мелодия» у вас как раз выйдет еще одна пластинка под названием «Казанский календарь», приуроченная к вашему 55-летнему юбилею.
ЕБ «Казанский календарь» тоже работа с оркестром, и там при всех моих джазовых чертах (ведь я же больше как джазмен ассоциируюсь у людей) мое академическое прошлое не дает покоя и меня не отпускает, чему я, кстати, очень рад. Идея пластинки родилась спонтанно. Я сидел дома и писал музыку за роялем, вручную, на бумаге. Мне представился образ календаря: оторвал листок, он улетел – своеобразный символ времени. Потом я позвонил своему товарищу и другу детства, поделился идеей и спросил совета. Он предложил записать все с казанским оркестром – ведь я сам из Казани. Так появился оркестр La Primavera под руководством Рустема Абязова, который, кстати, когда-то был директором музыкальной школы, где я учился. Такая интересная связь времен. Потом я отправил запись Преснякову-старшему – мы тоже давно дружим. Он показал это своим знакомым на «Фирме Мелодия», и они решили издать пластинку. Никакой коммерции или специальных целей – все получилось искренне и естественно. Винил обещают выпустить в этом году.
НК Когда вы работаете над материалом, это происходит легко, интуитивно, или требует долгих поисков?
ЕБ Можно я скажу, что у меня нет ответа? Многие любят говорить, что музыка им снится. Но мне это не свойственно. Это и процесс настроения, и процесс работы одновременно.
НК Вы пишете как вокальную, так и инструментальную музыку. Различаются ли подходы?
ЕБ Конечно. Сейчас я продолжаю работу над проектом «Своя колея», пишу аранжировки песен Высоцкого для массы артистов. Этот проект стартовал в эфире совсем недавно, 25 января на Первом канале. Вот у Высоцкого, например, текст всегда на первом месте – острый, определяющий. Здесь важно чувствовать его интонацию. А в инструментальной музыке образность воспринимается очень индивидуально, что и делает процесс совершенно иным.
НК Вас часто называют мастером импровизации, и в джазе, и в академической музыке. Как это отражается на вашем творчестве?
ЕБ Как я могу сам говорить о себе? Это не так уж и просто. Могу сказать одно: мой язык импровизации формировался под влиянием множества разных музыкантов. Бетховен, Шопен, Рахманинов, Морриконе, Элла Фицджеральд, Луи Армстронг. Папа любил «Битлз» – это все тоже где-то внутри. Я работал с джазовыми артистами, моими друзьями, и на сцене мы всегда друг друга подпитываем. Отсюда и рождаются разные стилистики.