Евгений Никитин:
Вагнер хорош, когда тебе за сорок-пятьдесят

ЕН Эта премия стала первой в моей жизни. До сих пор у меня не было ни «Золотой Маски», ни «Золотого софита». Принять участие в церемонии мне было очень интересно. Я никогда не был в таком положении, даже купил по такому случаю новый смокинг и ботинки, которые предварительно «выгулял» в партии Верховного жреца Дагона в «Самсоне и Далиле» Сен-­Санса. Словом, в год 25-летия творческой деятельности я получил прекрасный подарок. На «Певца года» я, скажем прямо, напел, номинацию выписали правильно. Хотя в целом я отношусь к премиям спокойно. А приехать на церемонию получилось только потому, что у меня отменился «Огненный ангел» Прокофьева в Метрополитен-­опере, который должен был состояться в это время.

ВД В период беспрецедентного локдауна Метрополитен-­опера транслирует свои лучшие спектакли, среди которых «Тристан и Изольда» и «Парсифаль» Вагнера с вашим участием. С первых ваших появлений в вагнеровских партиях в Мариинском театре меня захватывала и изумляла невероятная идентичность исполнителя и роли, органичность вживания в образ. Вагнер близок вашей психофизике?

ЕН Вагнер призвал к себе мой голос. Я ведь попал в Мариинский театр как раз в тот период, когда началась вагнеровская волна: ставились «Парсифаль», «Кольцо нибелунга». Я на Вагнере фактически вырос, хотя не могу сказать, что он был мне близок тогда. Просто выбирать не приходилось. Разумеется, для этого голос пришлось точить, строгать, обрабатывать, чтобы быть в этой вагнеровской обойме. Я много работал и над произношением, особым светлым звуком. Мы же, русские, все «темним», нас и учат заглублять, уводя на «о», а в немецком нужно высветлять на «а». Когда поешь по-немецки, все нужно специально высветлять, применяя вокальные хитрости, совсем другую технику исполнения. В Европе и Америке на любой постановке есть специальный коуч, который контролирует произношение, артикуляцию. Я в свое время дооткрывал звук так, что чуть не потерял низкий регистр. Сейчас после пандемического молчания на протяжении нескольких месяцев я понял, что у меня все снова встало на свои места, захотелось попеть баском.

ВД Вагнеровский мир для многих обывателей по-прежнему кажется герметичным. Хотя певцы рассказывают, что на ­когда-то очень снобистском фестивале в Байройте с некоторых пор стало все очень демократично, дружелюбно, открыто.

ЕН Фестиваль в Байройте на самом деле стал местом, куда приезжают просто отдохнуть. Там в обыкновенной простой обстановке люди проводят лето, спокойно репетируют, берут уроки, спокойно спеваются и спиваются. В Байройте скукотища такая – идти некуда, делать нечего. Там я в результате ничего не спел, но порепетировать успел, просидев месяц. Атмосфера действительно самая доброжелательная. Оркестр всегда везде вместе, на перерыв уходим вместе, пиво пьем вместе. А там нет репетиционной сцены как таковой, они по давней традиции идут в столовую, буквально в буфет. Если честно, я не понял этого до конца. К сожалению, интерес к фестивалю падает, поэтому там в последние годы все чаще прибегают к устроению скандалов, чтобы мелькать в прессе. На Зальцбургский фестиваль все рвутся, потому что там деньги, а Байройт очень мало платит, твердя только о Ruhm und Ehre («славе и чести». – В.Д.). Там больше оставишь, чем заработаешь. Туда ездят больше ради престижа.

ВД Думаю, что везде сужается круг любителей Вагнера, стареет…

ЕН Вагнеровскую музыку начинаешь понимать лишь с определенного возраста. Вагнера адекватно воспринимать можно только тогда, когда временной континуум сжимается, и ты можешь спокойно отсидеть часов пять на пятой точке. Как это возможно в шестнадцать лет, если все время ­куда-то надо бежать. Вагнер хорош, когда тебе за сорок-­пятьдесят.

ВД В чем своеобразие «русского Вагнера» в Мариинском?

ЕН Словосочетание «Русский Вагнер» само по себе звучит несколько смешно, но этот феномен, безусловно, существует. Вы не представляете, какого «Летучего голландца» я видел в Байройте. Наш по сравнению с ним – чистая классика, сказка. Даланд владеет фирмой по изготовлению вентиляторов – тихий ужас! Хотя неплохой «Голландец» получился в Метрополитен в постановке Франсуа Жирара.

ВД Кто же из режиссеров для вас авторитет?

ЕН Имеете в виду, с кем работать можно? Весь вопрос – в степени приятности церебрального секса, который происходит на репетициях целый месяц обычно с 12 до 18 часов. Приятный был с Барри Коски и Франсуа Жираром, а неприятный – с Мариушем Трелиньским на «Тристане и Изольде». Он все время просил повторять одно и то же. Два такта сделали – стоп и снова, потом следующие два такта. Каждый шаг он считал своим долгом нам ­как-то обосновать. Главное, что ничего от этого особо не менялось. А ­опера-то пятичасовая. И мы ее полтора месяца так и прорепетировали мучительно. А я считаю, что мое дело как певца на сцене – уложиться в тайминг, передвигаясь по определенной траектории. А свою концепцию режиссер пусть объясняет музыковедам и критикам.

ВД Рупрехт в «Огненном ангеле» Прокофьева стал еще одной вашей исполнительской вершиной. В нем, кстати, тоже чувствовалась вагнеровская стать.

ЕН Я давно присматривался к этой партии, пел ее раньше в Израиле и Мельбурне на гастролях Мариинского театра раз шестнадцать, но тогда был зеленоват, а сейчас – в самый раз. Участие в такой вакханалии очень заводит. Эта опера с самого начала – вакханалия чувств и музыки. Я до конца не понимаю ее природу, она и в творчестве Прокофьева стоит особняком. Здесь композитор словно бы открылся, наконец, настоящий Прокофьев получился, без внутренних фильтров. Он написал то, что хотел. Но все время такое писать – сойти с ума. Такое получается лишь один раз.

ВД Музыка очень сложна для исполнения?

ЕН Это сложная вещь. Не додекафония, конечно, но самое сложное в ней то, что ты нигде не поддержан оркестром и в оркестровом аккорде нет твоей ноты, ее нужно искать. Тем более все так стремительно меняется, что некогда выслушивать. Помогает только количество повторений, зубрежка.

ВД У вас сложился феноменальный почти кинодуэт с Еленой Стихиной, причем не только в «Огненном ангеле», но и в «Летучем голландце», и в «Тоске».

ЕН Леночка прекрасна. Во-первых, она фантастический человек, с которым работать всегда приятно, никаких проблем не возникает. С ней обо всем можно договориться, что очень важно на сцене. А договориться можно далеко не с каждым, чтобы вы знали.

ВД Благодаря карантину мы здесь, в Мариинском, получили возможность наслаждаться певцами, которые не так часто собирались вместе в допандемическое время. Удивительные испытываешь чувства, когда наблюдаешь работу настоящего ансамбля, почти как в очень хорошем кино.

ЕН Согласен. Так происходит, когда люди работают в ансамбле, а не тянут одеяло только на себя, чтобы их обслуживали. Екатерина Семенчук – тоже прекрасный партнер. Девчонки этого поколения просто невероятные.

ВД Басы, баритоны, сопрано, меццо – целое поколение выросло, которое сегодня составляет славу Мариинки. Было ­когда-то поколение Горчаковой и Лейферкуса. Сегодня – ваше вышло на авансцену.

ЕН «Папа» нас вырастил. Да, сейчас наша очередь пришла. Мы стараемся, как можем. Понимаем, что времени мало. Мне вот под пятьдесят уже. Этот «сок» недолго продлится. Новое поколение наступает на пятки, дышит в затылок.