Когда в Большом театре заявили о том, что представят концертное исполнение оперы Россини «Путешествие в Реймс», мне стало, честно говоря, не по себе. Я помню «ту самую» постановку под управлением Клаудио Аббадо в режиссуре Луки Ронкони (1984), от которой можно было сойти с ума, – в ней кто только ни пел – и Чечилия Гасдиа, и Лючия Валентини-Террани, и Катя Риччарелли, и Франсиско Арайса, и Руджеро Раймонди, и Сэмюэл Рэми… А некогда, в поросшем быльем, «дремучем» 1825 году, на сцену выходили Джудитта Паста и Лаура Чинти-Даморо, Николя Левассёр и Марко Бордоньи. К тому же я помнил постановку Мариинского театра, даром что она получила «Золотую маску»: в ней от души веселилась молодежь, даже белая лошадь на сцену выезжала для понту, но всё вместе никакого решительно интереса для меня лично не представляло. Вот я и думал: да, нынче у нас в Москве петь научились, но тут ведь испытание уж очень крутое…
Сразу скажу: опасения мои оказались напрасными. Более того, праздник Европы, каким представляет себя это странное сочинение – фактически без либретто, с одними только экивоками и «разборками», состоялся в полную силу – в часы, когда Европейский союз чувствует трудности и всемерно пытается сплотиться и съединиться. Все комические отсылы оказались весьма даже серьезными и существенными. Дирижер Туган Сохиев, который инициировал этот спектакль, прошел некороткий путь гражданского «воспитания» в европейских городах и оказался благодарным питомцем.
Мы все знаем, что в мир Россини войти дано не каждому. Евгений Колобов умел колдовать над звуками волшебника из Пезаро, многое удается и его ученику Дмитрию Волосникову. И не кто иной, как великий и могучий Альберто Дзедда научил нас на фестивалях РНО всем премудростям итальянского «баловня Европы». Для Тугана Сохиева, который свой оперный репертуар только нарабатывает, обращение к этим жестким структурам и аппетитным загогулинам, безжалостной строгости в соединении с видимой ноншалантностью могло стать тоскливым тупиком. Не стало никак: именно дирижер продержал на себе весь трехчасовой груз этого монстра, требующего дефиле звезд по подиуму, условно говоря, покрытому красной дорожкой. У Сохиева оказался на сей раз в распоряжении весь арсенал нужных средств: жесткая ритмическая хватка, ощущение россиниевского «воздуха» и брио, лицедейский артистизм и неумолимая точность штриха. Режиссер Алексей Франдетти, большой умелец по части шутейных пассов, не скрою, внес кое-что положительное в «большое действо», но его желание дополнить комическими «прискоками» музыкальные приколы Россини оказалось не слишком уместным.
Ясное дело, все мы ждали, что нам скажут (споют) певцы. Из семнадцати участников четверо оказались иностранцами, но тут уж, скажем прямо, «первого разбора»: итальянцы Марианна Пиццолато и Джованни Фурланетто, американец Джон Осборн и испанец Давид Менендес. Именно они, наверное, в первую очередь и дали спектаклю настоящее полнокровие. Хотя давайте лучше по порядку!
Поначалу дело шло «помаленьку». То есть стиль и темп заданы, но пока еще не случилось того импульса, который всё переводит в бешеный театральный поток. Слуги покружились по сцене, и петербургская певица Анастасия Калагина (я ее видел дивной Мелизандой) обаятельно и мастеровито спела арию хозяйки гостиницы мадам Кортезе. Свои немногие деловитые замечания сделал лекарь Дон Пруденцио (как всегда, высокопрофессиональный Петр Мигунов). Тут очередь пришла высказаться графине де Фольвиль – у Светланы Москаленко всё получилось знойно, но она, единственная во всем огромном ансамбле, предъявила голос какой-то старомодный, резкий наверху, в общем, неинтересный и нероссиниевский. Мы всё же не скучали, потому что обретшая звучное меццо Василиса Бержанская в роли горничной выдала свои реплики с большим шиком. А Тарас Пристяжнюк и Александр Уткин в ролях третьего ряда тоже блеснули свежими и более чем адекватными голосами. Еще более смачным оказался голос Андрия Гонюкова в роли барона Тромбонока (он уже поразил нас в «Орлеанской деве»): его бархатность и естественность заставляли жадно вслушиваться. А тут еще и высокие гости пожаловали! Испанец Дон Альваро (Игорь Головатенко, ухитрившийся на протяжении всего спектакля ни разу не выйти за пределы образа «строгого и самоуглубленного» гранда) и польская маркиза Мелибея (итальянка Марианна Пиццолато, от обаяния которой начинаешь млеть сразу) смело взяли дело в свои руки. Оба оптом и в розницу начали буквально ворожить вокальными «прибамбасами» высшего разряда, подтверждая свой звездный статус. К ним подтянулся и русский генерал, которого либреттист Луиджи Балокки безжалостно прозвал графом Либенскофом (американец Джон Осборн – один из главных в мире россиниевских теноров, который особенно здорово отчебучивал свои подскоки в верхний регистр во второй вечер).
И тут понеслось-поехало. Подоспевший вовремя секстет и стал той поворотной точкой, с которой всё затрепетало и засверкало. Тут был сдан экзамен по обязательной программе (если говорить о фигурном катании), все коленца, форшлаги, вообще все завитушки и причуды шестеро певцов прошли на высшую оценку, и насчет брио и апломба тут был тоже полный порядок.
Далее полагалось спеть свой романс под арфу поэтессе Коринне. Только Коринну в Большом театре решили дать зрителям на выбор – в первый вечер на сцене блистала (мне лично не известная) Ольга Селивёрстова, во второй – моя любимица Ольга Кульчинская, недавно буквально «оторвавшая» сцены Эвридики из оперы Глюка на Декабрьских вечерах. Тут придется немного поподробнее. Коринна – поэтесса, она приносит с собой свой особый мир, и певице надо не только и не столько «хорошо спеть», но и рвануть как артистке «по полной». Селивёрстова хороша собой, утонченна, немного аутична, косит под Серебряный век, куда-то между Ахматовой и Спесивцевой, у нее темное сопрано и безукоризненная интонация. Кульчинская более открыта как личность и как артистка, но у нее за плечами такие достижения, как Сюзанна в Москве и беллиниевская Джульетта в Цюрихе. У нее светлый плотный голос, дивная манера голосоведения. Обе певицы обладают сильным артистическим шармом. Но! Настоящей Коринны ни у одной из них пока еще не вышло. Наверное, требуется более богатый сценический и человеческий опыт, так мне показалось… А спели они обе свои чудные звуки с большой грацией (партия арфы – Елизавета Симоненко).
Следующий персонаж из цикла «всё на продажу» – лорд Сидней (испанец Давид Менендес с отличным маскулинным высоким басом), и его ария продолжила наше вокальное удовольствие. Заигрывание с ним флейтистки (виртуозной Галины Эрман) добавило жизненных красок. А удовольствие наше довели до предела Коринна (обе сопрано в этом номере блистали элегантностью) и шевалье Бельфьоре (Алексей Неклюдов, тончайший вокалист, с чудными верхними нотами) – должен сказать, что Бельфьоре-Неклюдов прямо-таки заходился от бешеной любви к своей даме, и все его соловьиные разливы горели сладострастием. Мне показалось, что Селивёрстова вдохновляла его немного больше, чем Кульчинская, – или я неправ?
Пришло время «отмочить» на сцене что-то шутейное. И тут очень пригодилось дивное дарование Джованни Фурланетто (который нас не слишком порадовал как Дон Паскуале). Ему просто цены не было! Все россиниевские бормотания (которые мы слышим как эхо в рондо Фарлафа у Глинки) он провел на одном вздохе, как будто спел частушку. И добавил блеска в общую картину.
Конечно, в этой странной опере все с особым нетерпением ждут ансамбля Ah! a tal colpo inaspettato, потому что четырнадцать голосов – и ни одним меньше! – должны довести нас до точки кипения. В оба вечера – довели, не скрою, потому что опьяняющие ритмы были освоены с броским лицедейством. И антракт после этого оказался очень даже на месте.
Заряжать нас после перерыва стали те, кому это ничего не стоит – Марианна Пиццолато и Джон Осборн. Корпулентная, и даже очень, итальянка так чаровала своими женскими «штучками», что американцу ничего не оставалось, как сдаться и подыграть примадонне. Может быть, по силе воздействия музыки Россини это была высшая точка вечера. Шаманские пассы шли с подмостков прямым потоком. Последующие хохмы с «народными гимнами» и всеобщими братаниями прошли задушевно, но оказались скорее надстройками. А миловидная импровизация Коринны на тему о Карле Х завершила лирическое высказывание. В финале все прямо-таки «оторвались», и голоса солистов взлетали под небеса на фоне стройного хора и захватывающе музицирующего оркестра. Да, Большому театру удалось устроить нам европейский праздник экстра-класса.