События
Москве везет на Оффенбаха. Меньше месяца прошло с премьеры очаровательной комической оперы «Остров Тюлипатам» в «Геликон-опере» — и вот Московский академический музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко поставил «Робинзона Крузо». С чего вдруг такое веселье в не самую веселую пору?
А вы помните, что сказал мудрый директор нижегородского театра, куда приехал в 1941 году в эвакуацию молодой режиссер Борис Покровский, горевший желанием поставить что-то патриотическое: «Идите к черту с вашим “Иваном Сусаниным”. Вот будет мир — тогда ставьте, а сейчас давайте оперетту».
Возможно, когда мы победим пандемию и прочие беды (включая те, которые создаем себе сами), в славных стенах на Большой Дмитровке и поставят «Жизнь за царя», как сегодня принято называть великую глинкинскую оперу. А пока — юмор и каскад изумительных мелодий Оффенбаха очень кстати москвичам, приунывшим от затянувшейся зимы и разлитого в воздухе ощущения застойного холода.
Оффенбах — вообще, надо сказать, золотая жила для театров и публики: больше ста опер и оперетт всех разновидностей от «обычной» оперы-буфф до «музыкальной антропофагии», как назвал композитор одну из партитур на свою любимую тему про дикарей-людоедов. Впрочем, какие только темы у него не любимые, особенно если речь о самых что ни на есть экзотических путешествиях от диковинной для француза Сибири до Луны. И чем экзотичнее сюжет, тем явственней в нем описание нравов своих же собратьев-европейцев, которые ничуть не менее обитателей дальних океанских островов охочи до пожирания сородичей, только делают это куда изобретательнее, чем простодушные каннибалы.
«Робинзон Крузо» — великолепный образец такой вот едко-ироничной, неотразимо веселой и захватывающе богатой с музыкальной стороны «оперной антропофагии». Вполне сравнимый в качестве с теми немногими образцами творчества композитора — «Периколой», «Прекрасной Еленой», «Орфеем в аду», «Сказками Гофмана» и еще одним-двумя названиями, которыми почему-то традиционно ограничивается русская оффенбаховская афиша.
Во-первых, это уморительно смешно — кудахтанья Робинзоновой мамаши о ее вечно где-то пропадающем и опаздывающем к обеду сынке. Назидательное чтение Робинзоновым папой притчи о блудном сыне. «Великодушие» членов буффонной парочки, каждый из которых согласен принести себя в жертву и… не быть съеденным каннибалами, а всю оставшуюся жизнь тосковать по любимому/любимой, с чьим съедением он/она скорбно смирится. Да еще и переведено на русский это неподражаемым Алексеем Иващенко, пестря изящными строками вроде «Я других таких племен не знаю, где б так вольно человек дышал», «В стране, что полна либеральных идей, не принято жарить и кушать людей», «Они любезны, спору нет, но в пять часов у них обед»…
Во-вторых, Оффенбах, при привычной «опереточности» интонационного языка многих сольных и ансамблевых номеров, на стратегическом уровне предстает здесь драматургом прямо-таки оперного размаха, сравнимого с тем, что встречаем у Гуно или Бизе. Таковы выходная ария Робинзона «Видеть — значит жить», дуэт влюбленных «Пойми, мой кузен», дуэт-перепалка «О Тоби, мой нежный друг»… А от финала второй сцены второго действия с мощным хором дикарей и экстатическим вальсом Ядвиги на костре захватывает дух, как от какого-нибудь вальса из «Фауста» или сцены ухода контрабандистов в горы из «Кармен».
В-третьих, какой же Оффенбах великолепный симфонист! Не только в увертюре, но и в других масштабных оркестровых картинах, особенно антракте ко второму действию, сурово-величественная медно-духовая тема которого рисует морскую стихию в окружении «вихрей» струнных и «птичьих» вскриков флейт. Можно сказать, это баркарола из «Сказок Гофмана», уплывшая из уютной венецианской лагуны в открытые воды и превратившаяся в роскошную оркестровую песнь во славу морю.
Ну и, в-четвертых, это все увлеченно и стильно исполнено артистами Академического музыкального театра. Обаятельным тенором Кириллом Золочевским (Робинзон). Обладательницей экспрессивного сопрано и не менее эффектной фигуры Натальей Петрожицкой (Сюзанна). Забавно огрубляющей свое меццо Екатериной Лукаш (Пятница — кстати, партия, написанная для той же солистки Опера-комик, что и Кармен). Сладкоголосым Станиславом Ли (Тоби). Лукаво-отстраненным Дмитрием Кондратковым, сверх положенных Оффенбахом арий выдающим под гитару еще и попурри нашенских портовых песен типа «В кейптаунском порту» (повар дикарей Джим Кокс). Интеллигентным Феликсом Кудрявцевым (деликатный предводитель пиратов Аткинс). Рассудительным Романом Улыбиным и хлопотливой Натальей Владимирской (Крузо-папа и Крузо-мама).
Что до исполнительницы роли Ядвиги Лилии Гайсиной, она очаровательна на большем протяжении своей колоратурной партии, но все-таки на самых ответственных верхах (в том самом вальсе) ее голос слишком напряжен — может быть, это уйдет при последующих исполнениях?
Респект дирижеру Арифу Дадашеву, донесшему живейший пульс и краски оффенбаховской партитуры в нелегких условиях, когда волей режиссера Александра Тителя и художника Владимира Арефьева оркестр посадили на сцене за певцами. Как при концертном исполнении — но сцена-то при этом совсем не по-концертному заполнена то столиками и кустами английского сада, то густыми зарослями тропического тростника и еще более густой массой хора туземцев в забавных одеждах. Смотрится отлично — будто ожили, охотятся, дерутся, поклоняются верховному богу Саране сразу три десятка соломенных стогов. Дополненные отрядом пиратов в безупречно белых костюмах. Но оркестровый звук в этих сценических дебрях изрядно гаснет. Не говоря уж о том, что в подобных условиях спектакль приходится оставить без сколько-нибудь впечатляющих танцев — их просто негде развернуть. Но, даже представ чисто музыкальной радостью, он два с половиной часа держит тебя в состоянии хронической улыбки. Драгоценная редкость сегодня.
