Gluck. Orfeo & Euridice <br> Jakub Józef Orliński, Elsa Dreisig, Fatma Said <br> Il Giardino d’Amore, Stefan Plewniak <br> Erato Релизы

Gluck. Orfeo & Euridice
Jakub Józef Orliński, Elsa Dreisig, Fatma Said
Il Giardino d’Amore, Stefan Plewniak
Erato

«Я долгое время мечтал исполнить глюковского Орфея» — этими словами встречает Якуб Йозеф Орлиньский нетерпеливого меломана, заглянувшего в альбомный буклет. Мечты имеют свой­ство сбываться, и вот уже сейчас мы можем насладиться свежей интерпретацией оперы Глюка, ставшей результатом совместной работы польского контратенора и его соотечественника — дирижера Стефана Плевняка. Стоит сказать, что польского в этом релизе действительно очень много: музыку записывали на студии в Варшаве силами местных музыкантов (ансамбль Il Giardino d’Amore), и только две приглашенные солистки — Эльза Драйсиг (Эвридика) и Фатма Саид (Амур) — нарушили национальную составляющую.

Шесть лет назад на том же лейбле Erato вышла запись оперы «Орфей и Эвридика» с другим звездным контратенором современности — Филиппом Жарусски. Эти релизы особенно интересны в сравнении. Орфей Жарусски исполнен в манере, в которой принято сейчас исполнять оперы классического периода, — более опертой, плотной, не сильно контрастной. Орфей же Орлиньского неожиданно получился очень… барочным. И ему это подошло.

Пожалуй, ни одна устоявшаяся европейская школа аутентичного исполнительства не позволила бы себе эту шалость — слишком велик груз изученных трактатов, да и правила существуют не для того, чтобы их нарушать. Но в Польше еще нет устоявшейся традиции, рьяно сопротивляющейся экспериментам, поэтому у них получилось. Новый «Орфей» звучит так, будто он написан в начале семнадцатого века, а не во второй половине восемнадцатого. Чувственность вышла на первый план, короткая барочная фразировка разбила длинные классицистские фразы, да и глюковский Орфей стал необычайно похож на Орфея Монтеверди.

Стефан Плевняк расширил выписанный Глюком инструментарий и добавил перкуссию. В его версии, например, Амура сопровож­дают озорные бубенцы, а фурий — ветряная машина. Умелое добавление инструментальной перчинки вместе с сильными темповыми конт­растами сделало музыку более яркой. Отдельно стоит отметить актерское мастерство солистов, в исполнении которых «Орфей и Эвридика» становится музыкальной драмой в полном смысле этого слова. Даже не понимая слов и не зная досконально партитуру, можно понять малейшие эмоциональные состояния. Солисты увлекают за собой и заставляют внимательно следить за переживаниями их персонажей. Момент повторной смерти Эвридики слышится настолько пронзительно, что забываешься и начинаешь полностью сопереживать героям оперы.

Новая версия «Орфея и Эвридики» оказалась на удивление удачным экспериментом, может быть, не выдержанным стилистически, но музыкально и эмоционально очень убедительным. Еще больше радует расширение географии, ведь большая часть громких релизов в сфере старинной музыки сосредоточена вокруг нескольких западноевропейских центров. Хочется верить, что польские музыканты смогут еще не раз громко заявить о себе в будущем.