Театр оперы и балета имени И.М. Яушева – самый молодой театр России, он получил новый статус в феврале 2024-го (до этого он назывался музыкальным) и активно взялся за оперные проекты. Тогда, год назад, показали новую «Богему» в постановке Ляйсан Сафаргуловой. Теперь родился еще один Пуччини и вновь в версии Ляйсан – молодого и весьма успешного режиссера (ее спектакль в Башкирской опере «В ночь лунного затмения» номинирован нынче на восемь «Золотых Масок»!).
Почему выбор пал на «Баттерфляй»? Как рассказал мне главный дирижер театра Максим Акулов, эта опера в предыдущей постановке Владимира Долгова шла здесь более пятнадцати лет, саранские зрители ее полюбили. Но, как любой спектакль, со временем он «состарился», его даже «проводили на пенсию» (устроили торжественный последний показ). Однако надолго терять это название не хотели, и вот, буквально через год с небольшим родилась нынешняя версия. Горячим поборником возрождения спектакля стал сам маэстро Акулов: это одна из его любимых опер, в которой «двери сразу открываются, и ты мгновенно начинаешь сопереживать героям».
«Мадам Баттерфляй» (1904) входит в топ-10 самых исполняемых опер в мире. Ее любят повсюду, кроме, пожалуй, Японии, в которой и происходит действие. Сюжет представляет собой некую «матрешку», в основе которой – автобиографический роман «Мадам Хризантема» (1888) мореплавателя Пьера Лоти о своей недолгой жизни в Нагасаки, где он обзавелся «временной женой» (что было в порядке вещей в те годы). Роман понравился американцу Джону Лютеру Лонгу, и на его основе он написал рассказ «Мадам Баттерфляй» (1898). В свою очередь, рассказ превратился в драму Дэвида Беласко (1900).
Ее-то однажды и посмотрел Пуччини в лондонском Театре герцога Йоркского и, даже несмотря на незнание английского, сразу проникся и восхитился сюжетом. И тут же решил писать оперу (либретто по пьесе создали постоянные соавторы Пуччини Луиджи Иллика и Джузеппе Джакоза). Очевидно, что, помимо яркой драматической истории, композитора привлекла экзотика, ведь восточные мотивы в начале XX века вошли в мировую моду. Но хитрость в том, что японский колорит здесь не просто антураж, но и некая духовная опора главной героини – гейши, которая олицетворяет чистоту, любовь и верность, готовая ради любимого на самопожертвование. Хотя ясно, что легкомысленный американец Пинкертон того не стоит, ведь он с самого начала решил для себя, что это временный брак, и уехал из Нагасаки на родину. Она любит и ждет, а он возвращается… через три года, но уже с другой женой – настоящей, американской. Для него, как теперь говорят, это «норм», а для нее – трагедия, конец всему, ради чего жила, и выход только один: смерть. Отдав Пинкертону сына, она совершает харакири.
В спектакле Ляйсан Сафаргуловой нет лобовых приемов: все соткано из полутонов, намеков, символов… Это тонкая работа. И непростая, ведь опера довольно статичная: между свадьбой Баттерфляй и Пинкертона в начале и кровавой развязкой в конце событий не так много, а главное, почти нет развития образа главной героини, так что до самого финала мы видим идеальную девушку, перманентно находящуюся «в режиме ожидания». Чтобы «расцветить» ее образ, режиссер придумала ввести в спектакль восемь девушек: то ли подружек, то ли служанок, то ли коллективное альтер эго Баттерфляй. Хореограф Рамуне Ходоркайте придумала для них деликатный, лаконичный, почти бестелесный и очень выразительный пластический рисунок (невольно на ум приходит параллель – не удивляйтесь – с «Лебединым озером», где героиня тоже находится в окружении танцующих подруг).
Яркая иллюстрация сказанному – уже самое начало оперы: на фоне японского горного пейзажа Пинкертон поет о своей невесте. Ее самой пока нет, но из-за прозрачной ширмы нежно-серого цвета «выплывают» восемь дев с порхающими розовыми бабочками на рукавах платьев. Их изящный танец создает яркий образ главной героини, а заодно обыгрывает и ее имя, давшее название опере (как известно, «баттерфляй» в переводе с английского и есть «бабочка», по-японски это слово звучит как «чио-чио-сан», поэтому иногда оперу называют именно так). Кроме того, бабочка – это важнейший для японцев символ быстротечности жизни, ее мимолетной красоты.
Другой важный японский символ – журавлики – появляется во втором действии, в сцене с принцем Ямадори, который приезжает к Баттерфляй предложить руку и сердце (но, конечно, уезжает ни с чем)… Бумажные птички в это время «порхают» под потолком, а один большой журавль-ладья медленно движется по поворотному кругу с Баттерфляй «на борту», невольно вызывая ассоциации с Лоэнгрином, выезжающим на корабле, запряженном лебедем. Так вот, журавль в Японии считается священной птицей и, согласно легенде, живет тысячу лет. А тот, кто сложит тысячу журавликов оригами, может излечиться от болезней.
Зачем журавлики в спектакле? Тут надо вспомнить, что действие оперы происходит в Нагасаки – городе, пострадавшем от американской атомной бомбардировки в 1945-м, как и Хиросима. Там жила маленькая девочка Садако Сасаки, попавшая под бомбежку, и у нее развилась лучевая болезнь. Девочка верила, что ее может спасти тысяча «журавликов», но вскоре погибла. С тех пор каждый год 6 августа, в годовщину бомбардировки, у мемориала в Хиросиме собираются тысячи людей и каждый приносит с собой хотя бы одного «журавлика».
Кстати, в спектакле журавлики красного цвета, а по мнению японцев, это цвет, который отпугивает силы зла, несет мир и процветание в семью. Но не только. Это еще и символ восхода солнца, важнейший для страны, которую еще в VII веке именно так и стали называть – «Страной восходящего солнца» (отсюда и национальный флаг с красным кругом на белом фоне). Очертания солнца появляются на заднике сцены, когда из Америки возвращается Пинкертон. Это, может быть, самый душераздирающий момент: они стоят втроем – он, она и мальчик… Вот оно, счастье, которое «было так возможно, так близко»?.. Увы, нет, и первым об этом «кричит» солнце – оно не просто красное, оно похоже на кровавое зарево, и слово «кровавое» здесь ключевое: развязка не за горами.
…И вот он, пронзительный финал. Солнце уже закатилось, и это закат даже не солнца, а самой жизни. Ее жизни. На заднике сцены осталась лишь темно-бордовая полоса, как это бывает перед наступлением сумерек. Всё. Баттерфляй решилась. Время пошло. Приходит маленький сын (в его роли – чудесный театральный мальчик Андрюша Елизаров), но даже он не в силах поколебать ее решимость. Ребенок уходит, и появляются восемь девушек в черных костюмах и вуалях, на сей раз похожие на вдов, и в конвульсивном предсмертном танце падают одна за другой. Вслед за этим закалывает себя кинжалом Баттерфляй. Вбежавший Пинкертон, еще не зная, что все кончено, судорожно начинает искать ее, переворачивая лежащие тела, заглядывая каждой девушке в лицо. А Баттерфляй уже лежит бездыханная – отдельно от всех, в белом кимоно. Снова символика: белый цвет в Японии ассоциируется с чистотой, и именно в белых одеждах было принято совершать сэппуку (харакири).
В целом получился динамичный, захватывающе интересный, атмосферный и многомерный спектакль (художник – Екатерина Малинина). И, что важно, современный, хотя действие не перенесено в сегодняшний день. Как говорит Ляйсан Сафаргулова, главным было «раскрыть внутренний мир Баттерфляй, показать столкновение культур: американской и японской, или – шире – западной и азиатской». И постановочной команде это с блеском удалось.
В том составе, что видела я, отмечу артистов труппы Театра имени Яушева: Николая Еремкина, прекрасно справившегося с непростой партией Пинкертона, Виктора Елизарова в роли американского консула Шарплеса и Дарью Кибеневу (служанка Судзуки). А вот заглавную партию исполнила приглашенная солистка Нижегородского оперного театра харизматичная Екатерина Ясинская.
Серьезную работу проделали оркестранты под руководством главного дирижера Максима Акулова. Оркестр здесь ведь тоже «персонаж», который редко, но метко произносит свое «веское слово». Например, в той самой сцене, когда после долгой разлуки в доме Баттерфляй появляется Пинкертон и пара бросается друг другу в объятия, именно оркестр «говорит» за них. И делает это так выразительно, что и без слов понятно, как по-разному герои относятся к этой встрече…
Маэстро не скрывает, что для таких ответственных премьер ему приходится приглашать музыкантов со стороны, так было и на этот раз. Но ведь главное результат, а он, скажу прямо, порадовал. Вообще, у молодого музыкального руководителя Саранского театра планов громадье, и они более чем амбициозны. Недавно выпустили «Золотого петушка» Римского-Корсакова, до конца сезона покажут еще одну премьеру – «Свадьбу Фигаро» Моцарта. А в начале следующего нас ждет нечто эксклюзивное: новый проект «Дягилев-XXI» (рабочее название), который включает два одноактных балета. Один – из афиши дягилевских «Русских сезонов» (в этом году будет либо «Павильон Армиды» на музыку Черепнина, либо «Египетские ночи» Аренского), а второй – мировая премьера с новой музыкой и хореографией. В первом выпуске проекта мы увидим спектакль хореографа Олега Габышева «Дары волхвов» по одноименной новелле О’Генри на музыку Кузьмы Бодрова. В дальнейшем планируется проводить конкурсы, открывать новые имена композиторов и балетмейстеров. Максим Акулов рассчитывает, что этот проект займет важное место в афише театра и станет ежегодным.